И такая недетская пытливость была в ее голубых глазах, что этот милиционер, не сказав ни слова, ушел в дежурку.
11
22.50
Наконец и меня вызвали на допрос. И первый, кого я увидела в кабинете следователя, был тот самый боец спецназа, который в аллее Страстного бульвара летел на меня с поднятой в руке дубинкой. Теперь он сидел сбоку от стола следователя милиции, его нос, лоб и подбородок были в наклейках из пластыря, а рядом с ним сидел еще один парень в бушлате и берете, и они оба старательно писали что-то на стандартных бланках свидетельских показаний.
— Эта? — спросил у них следователь, кивнув на меня. Он выглядел моим ровесником, этот милицейский следователь в тонких очках, волосы на пробор, интеллигентное лицо, три маленькие звездочки на погонах. Старший лейтенант, значит.
— Эта… Сука… — зло сказал парень с разбитым лицом.
Следователь взял исписанные парнями листы и стал читать вслух, для меня:
— «Во время нелегального митинга на Тверском бульваре выступала с антисоветской пропагандой, призывала свергнуть власть коммунистической партии, называла советскую власть диктатурой и тотализмом». — Тут он поправил ошибку в листке: — Тоталитаризмом. — И поднял на меня веселые глаза: — Было это? Будем признаваться?
Честно говоря, это всеобщее веселье вокруг уже напоминало какое-то безумие. Сначала эти парни в бушлатах весело гнались за демонстрантами и в кровь избивали их дубинками. Потом те же избитые демонстранты лихорадочно веселились в коридоре милиции, а теперь следователь милиции весело читает мне наглую «липу», то есть с ходу лепит мне статью «антисоветская пропаганда». Ну, со мной у них этот фокус не пройдет. Но неужели все остальные, которые сейчас сидят в коридоре, вот так, с бравадой пойдут в Сибирь? В мордовские, пермские, хабаровские лагеря? Да знают ли они, что это такое?!
— Что же вы молчите? — улыбнулся следователь. Будете признаваться или?..
— Начинайте протокол, — сказала я.
Следователь усмехнулся:
— Опять «ПЛОД»?
Я молчала. Подумала: а ведь действительно этот «ПЛОД» кто-то неплохо придумал.
— Ну, хорошо… — Следователь достал из стола бланк протокола допроса и сказал двум парням в бушлатах: — Вы пока идите…
Оба шумно поднялись со стульев, у обоих на ногах были кирзовые ботинки — те самые, которыми недавно они били меня по голове, по плечам, в живот. Проходя мимо меня к двери, парень с разбитым лицом процедил:
— Жива, с-с-сука!.. — Ему было явно жаль, что они не убили меня на Страстном бульваре.
А следователь положил перед собой желтый бланк протокола допроса и прочел «молитву» — предупреждение за отказ от показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Я согласно кивнула. Он поднял шариковую авторучку над первой графой протокола:
— Ваша фамилия?
Господи, сколько раз я делала то же самое!
— Ковина Анна Александровна.
И кабинет у него такой же нищий, как у меня в Полтавском угро, и портрет Дзержинского в той же стандартной рамочке на стене, и даже книги в шкафчике те же: «Уголовный кодекс», «Гражданский кодекс» и последние инструкции МВД…
— Место жительства?
— Полтава, улица Чапаева, 20…
И телефон на его столе такой же старый и тяжелый. Только я в Полтаве гоняюсь за ворами автопокрышек и самогонщиками, а он тут при галстучке сидит и ногти чистит. И это когда банды рэкета людей из магазинов за ноги вышвыривают…
— Место работы?
— Полтавский городской уголовный розыск.
— Что? — Он прекратил писать и поднял на меня глаза в фирменной, тонкой оправе очках.
— Пишите, — приказала я. — Место работы — Полтавский городской уголовный розыск МВД УССР. Должность — старший следователь. Звание — старший лейтенант милиции. Пишите, вы обязаны записать мое заявление! Подверглась зверскому избиению со стороны бойцов отряда специального назначения. Требую служебного расследования.
— А как вы докажете? — все-таки сказал он. — И вообще — где ваши документы?
— Наберите приемную Власова, старлей. Там вам докажут… — усмехнулась я.
Нужно ли говорить, что через десять минут за мной приехали. И кто бы вы думали? Гольдин! Майор Гольдин, начальник личной охраны Ларисы Горячевой. А спустя еще минут десять он уже шарил электрическим фонариком по темным и мокрым кустам Страстного бульвара, помогая мне искать мою сумочку. И матерился:
— Ты для того из Полтавы прилетела, чтобы в митингах участвовать?! Посмотри на свое лицо! Как ты с такой «будкой» завтра Ларисе покажешься? А психиатрам? Тебя в семь утра профессор Монахов ждет! Чтобы консультировать по поводу Ларисы…
Негромкие короткие гудочки прервали этот монолог. Мы прислушались — гудочки шли из кустов справа. Я ринулась туда.
— Что это? — спросил Гольдин.
Я достала свою сумочку. Гудочки стали громче.
— Что там? Биппер? — удивленно сказал Гольдин.
— Да. Лариса мне дала. Я должна срочно ей позвонить… — Я оглянулась в поисках телефона-автомата. Он оказался через дорогу.
— А когда это она успела дать тебе биппер? — удивился Гольдин.
— Ну, не все же вам слышать! — усмехнулась я, выключая биппер. — У вас есть двушка? Быстрей…
Покачав головой, он дал мне двухкопеечную монету.
12
23.27
— Ты жива? Ты где? — почти крикнула в трубку Лариса. У нее был какой-то заполошно-тревожный голос.
— А что случилось, Лариса Максимовна?
— Как что?! Я тебя вызываю третий раз! Ты не слышала?
— Извините… Мы с генералом Курковым проверяли МУР, а сумочка с биппером оставалась в кабинете…
— Понятно! — нетерпеливо перебила она. — Я же говорила: не расставаться с биппером! Немедленно приезжай!
— Куда?
— Ко мне! «Куда?» Срочно!
— А что случилось?
— Она мне приснилась!!!
— Кто?
— Эта американка, гадалка! Она мне приснилась! Я боюсь…
— Лариса Максимовна, дорогая! Я еле стою на ногах. Я с утра ничего не ела…
— Ничего, я тебя накормлю.
— Но мне еще нужно проверить гостиницу «Пекин»! Вы же сами мне поручили! А Михаил Сергеевич дал на все 24 часа. Будьте умницей, Ларисочка Максимовна… — Я, конечно, рисковала, обращаясь к ней так, но не ехать же мне сейчас к Горячевым с разбитой мордой! К тому же с психопатами и нужно быть ласковой, как с капризными детьми. — Ну приснилась вам эта гадалка, ну и что? Повернитесь на другой бочок, и плохой сон уйдет, а будет хороший. Вот увидите…
Гольдин, куривший возле телефонной будки, фыркнул от смеха.
— Ты не понимаешь! — настаивала Лариса. — Она мне приснилась в воде! Мы должны срочно выяснить, что это значит! Может быть, они ее топят!
— Лариса Максимовна, тем более мне незачем мчаться к вам. А нужно срочно найти толкователя снов, — сказала я совершенно по-деловому, потому что нельзя показывать психам, что ты не воспринимаешь их всерьез. Наоборот, их нужно озадачивать: — Расскажите подробно, что вы видели — берег реки? Моря? Ванную?
Ее голос изменился, она сказала беспомощно:
— Я не помню, помню только воду, а больше ничего…
— Вода — это к встрече, — брякнула я первое, что пришло мне в голову. — Но нам это ничего не дает, кроме, конечно, надежды, что все будет хорошо. А теперь послушайте меня, Лариса Максимовна. Вы хотите помочь мне найти эту гадалку, правда? Так вот, ложитесь и постарайтесь быстрей уснуть. И, если она вам снова приснится, попробуйте запомнить все детали. Как можно больше деталей, понимаете? Если это берег реки, то — какая река? Большая? Маленькая? С лесом? Без леса? Есть рядом дом? А если есть, то какой? Тогда нам будет легче искать, понимаете?
— Да, да… Ты права… — ответила она озабоченно. — Я иду спать… Правильно…
— Спокойной ночи, — сказала я как можно мягче, повесила трубку и устало перевела дух.
А Гольдин издевательски захлопал в ладоши.
— Браво, девочка! Ты просто укротительница тигров!
— Ладно п…ть! — ответила я грубо, внутренне все же гордясь собой. — Если мне утром встречаться с психиатром, то нужно привести в порядок лицо. А сделать это может только один человек…
— Профессор Костаки, косметолог, — небрежно сказал Гольдин, идя к машине. — Это я устрою.
— Нет. Косметолог — это не то. Мне нужен один мальчик, который остался там, в милиции. Ему лет семнадцать, зовут Сашей…
— Так! Значит, интересуешься мальчиками?! — опять начал издеваться Гольдин. — А я не знал, что это лечит лицо…
— Прекратите! Он мне нужен по делу! — сказала я чуть горячей, чем следовало бы. — Он лечит руками.
— Уже?! В семнадцать лет?! Мог бы…
— Хватит!!!
— Тогда зачем так краснеть, дорогая? — Гольдин остановился у машины и, прикуривая от зажигалки очередную сигарету, насмешливо посмотрел мне в глаза снизу вверх. — И ты уже у него лечилась? Прямо в милиции?
— Вы отвратительный тип!
— Это-то ладно! — согласился Гольдин, садясь в машину. — А вот что мне не семнадцать лет — это жалко…
13
23.55
Гостиница «Пекин» построена буквой «Г», а номер 512 находится в середине длинной стороны здания, окном во двор, и выглядит точно таким, каким Котов описал его в рапорте министру. Конечно, до моего вселения двери номера были опечатаны прокуратурой, но и этот вопрос Котов решил еще тогда, когда я была в МУРе.
Теперь я сидела в номере, тупо глядя в темный и мокрый от дождя квадрат единственного окна. Запудренный синяк под глазом наливался огнем, как уголь в жаровне. Все тело ныло от усталости, а внизу живота саднило. За окном шел дождь, тонкие струйки воды елозили по оконному стеклу. В номере было удивительно тихо, хотя внизу, в ресторане, наверняка играл оркестр. Конечно, Лариса ошиблась, сказав мне в Полтаве, что в гостинице «Пекин» нет проституток. В лифте я видела пару таких валютных фиф, что ни в сказке сказать, ни пером описать — жар-птицы! Все манекенщицы Славы Зайцева ничто по сравнению с этими дивами. И при этом не они липли к двум пожилым, в черных фраках и бабочках иностранцам явно дипломатического ранга, а иностранцы к ним: один щекой прижимался к оголенному плечу своей высокой блондинки, второй держал свою королеву за руку, как влюбленный школьник, и оба шепотом ворковали что-то не по-русски. А девочки кивали им высокомерно и снисходительно. Судя по их «фирменному прикиду», запаху «Шанели» и перстням с настоящими бриллиантами, эти девицы спокойно могли бы сами заплатить своим мужикам по сотне долларов за ночь, а то и больше… Вежливо пропустив дам вперед, инос