Попробуем прочесть эти воспоминания сквозь строки. Тесная связь была между двумя большевиками — Сталиным и Молотовым. Чего-чего только не случалось между ними.
Отбил девушку… Такое помнится всю жизнь и вспоминается. Признавая за Сталиным первенство во всем и в личных отношениях, Молотов становится его тенью. Жена Молотова идет в лучшие подруги к жене Сталина.
«Все современники рассказывали: Полина Жемчужина очень осуждала Надю за ее страшный поступок. Не жалела, не печалилась об утере подруги, а резко возмущалась: «Она оставила ЕГО в такое трудное время. Бросила детей, прекрасно зная, что у НЕГО нет возможностей заниматься ими. Сделала сиротами и ЕГО и детей. Это просто эгоизм!»
Возникает предположение. Всего лишь предположение. Без каких-либо фактов, хотя и факты налицо. Впрочем, кому не известно, что любой факт можно интерпретировать всячески.
Так вот, возникает предположение: Полина Семеновна — не лучшая подруга Аллилуевой, а союзница Сталина. Она, возможно, любит не Надежду, а Иосифа. Разве такое трудно предположить? Сам Молотов подтверждает, что женщины влюблялись в Сталина. В семье Молотовых наверняка известно: Сталин когда-то отбил у Вячеслава Михайловича некую Марусю. Полину не нужно отбивать. Зачем уводить, можно иначе. Они — свободные марксисты и ближайшие соседи. В двадцатых идея любви, как стакана воды, — выпил и забыл — если не торжествовала на общественном уровне, то вполне нравилась некоторым людям кремлевского круга. Особенно мужчинам.
Но именно кремлевские жены были тихими, исподвольными инициаторами похорон идеи свободной любви. Почему? Кремлевский вождь на дороге не валяется. Выпустить его из рук на простор жизни в лапы любой, готовой занять ее место внутри исторического Кремля, — просто глупо. Идея свободной любви с первых же дней жизни кремлевских семей в Москве споткнулась о семейные узы, захлебнулась в чашке какао или кофе, подавилась икрой и семгой.
Однако, кто помешал бы Сталину когда-то выпить свой любовный стакан воды с лучшей подругой его жены и женой его лучшего друга и соратника? Кто помешал бы Полине…
Вот тут и появляется мысль: Полина Жемчужина-Молотова всю свою жизнь любила кроме своего мужа — семейная любовь, дело привычное — еще и Сталина не только как член партии, но и как женщина. Не примитивно, а весьма сложно, даже противоречиво, быть может, любила, ибо сама была — сложная натура.
Представьте себе квартиру Сталина и Аллилуевой, когда они уже разъехались с Молотовыми, но жили рядом, дверь в дверь. Напряженную жизнь, которую, как правило, отлично умеет разрядить остроумная и находчивая Полина Жемчужина. Уют и комфорт Полина тоже умеет создавать. Это нравится Сталину. У соседа всегда все кажется лучше. Полина выгодно отличается от своенравной и неуправляемой Надежды.
Представьте себе совместные домашние разговоры, по душам, интересные, вчетвером. В застолье. Рассудительная Полина Жемчужина всегда настойчиво, безапелляционно держит сторону Сталина. Какой контраст с Надеждой! Хотя Полина как женщина вряд ли сильно нравится ему: слишком активна, чересчур партийна. Политизируя женщину, мужчина утрачивает к ней интерес как к женщине. Надо бы помнить об этом.
Представьте себе первый год и последующие годы жизни Сталина без Аллилуевой. Все тридцатые. Соседка Полина у Сталина на подхвате. Имея, в свою очередь, на подхвате целый штат обслуги и охраны, Полина берет на себя многие домашние проблемы Сталина. Все складывается удачно: их дочери почти ровесницы. Обе Светланы растут вместе. Сталину это удобно: Полина, как никто, может дать самый умный житейский совет, как никто, понимает в проблемах воспитания лучших кремлевских девочек. Он доверяет ей свою Светлану. Деталь: дочь Молотовых младше сталинской — названа Светланой, как и та. Полине Семеновне явно хотелось, чтобы ее девочка звалась так же, как и ЕГО девочка.
У Полины всегда все самое лучшее. У Молотовых самая лучшая квартира в Кремле. Позднее Молотову, под внимательным присмотром Полины Семеновны, строят самую лучшую дачу: исключительность объясняется необходимостью проводить на этой даче правительственные и международные приемы. Вспомним слова ворошиловской снохи: «Полина Семеновна Жемчужина-Молотова считала, что ей все было можно».
Полина ставит образование двух девочек Светлан на серьезные рельсы: иностранные языки — английский, немецкий, французский, музыка: «Девушку в будущем очень украсит, когда она в разгар вечеринки вдруг сядет за пианино и заиграет полонез Огинского».
Гимнастика.
Если Светлана Сталина не хочет целиком исполнять программу Полины Семеновны, Жемчужина не настаивает, но свою дочку она выучит всему.
Обе Светланы вместе посещают саму Дорис Харт-Максину и берут у нее уроки английского. Последняя заслуживает отдельного разговора.
Молодая коренная англичанка из семьи со средним достатком, увлекшаяся коммунистическими идеями, была в начале тридцатых откомандирована английской коммунистической партией в советское посольство, под эгиду посла И. Майского. В помощь ему. Она работала в канцелярии посольства, была незаменима на приемах как переводчица и информатор о разговорах между собой всех говорящих по-английски гостей. В то время это не считалось зазорным. Честная английская девушка Дорис не была доносчицей, она была просто преданным членом партии.
Там, в посольстве, встретилась Дорис с простым русским парнем, Алексеем Максиным, шофером посла. Он не блистал красотой, но, надевая целлулоидные очки, кожаную куртку, шоферские перчатки с крагами — этакий герой своего времени, как позднее космонавт — водил красивые машины «роллс-ройс» и «паккард»; демократически настроенный посол Майский иногда разрешал ему прокатить Дорис на этих машинах. Влюбившийся по уши в обаятельную Дорис, Алексей купил мотоцикл и катал ее, когда под рукой не было шикарных машин. Все посольство с интересом и жарким сочувствием наблюдало развивающиеся отношения, подогревало их.
Кончилось тем, что Дорис уехала с Алексеем в Москву. Она стала диктором, лучшим диктором Всесоюзного радио на английском языке. Долгие годы наша страна вещала на западные страны голосом Дорис.
Уроки английского у Дорис Максиной стали высшей точкой кремлевского аристократизма: она никому не давала уроков, но для двух Светлан сделала исключение. Дорис рассказывала мне:
«Девочки приходили вдвоем и занимались вместе. Они обе были очень милые. Скромные. Пальтишки на них выглядели бедно. Однажды Светлана Молотова, заметив, что я смотрю на потертый мех шубы, сказала: «Мама не разрешает выряжаться, когда я иду в город. Мы должны быть скромными, на нас все смотрят, вся страна».
Мой муж, Олег Васильев, учившийся в институте Международных отношений со Светланой Молотовой, однако, свидетельствует иное:
«Она каждый день меняла туалеты. Ее в институт привозили на машине. Когда я, поднимаясь по институтской лестнице, ощущал от начала лестницы до конца сильный запах французских духов, можно было не сомневаться: здесь только что прошла Светлана Молотова».
Разноголосица объяснима временем: Дорис учила девочек Светлан в конце тридцатых, мой муж поднимался по институтской лестнице в конце сороковых.
Итак, есть предположение, что политическая верность Сталину, провозглашаемая Полиной Жемчужиной, бывшая в значительной степени верностью любящей женщины, оказалась той самой веревкой, которая связала ему руки в тридцать седьмом и далее — в тридцать девятом. Он не хотел лишаться Полины Семеновны.
После смерти Аллилуевой место «самой-самой» дамы Кремля пустовало. Осторожно и негромко к нему вскоре примерилась Полина Семеновна и как-то своеобразно села. Разумеется, негласно. Вроде бы неохотно. Просто потому, что больше нет никого. На время. На десять дней. На десять месяцев. На десять лет. И далее — как получится. Она освобождала его мгновенно, чувствуя то или иное настроение Сталина. И опять, как бы с краешку, садилась. Думаю, это стало раздражать Берию с первых же дней появления в Москве на его главной роли. Думаю он сразу собрал на нее материал — неприятности Жемчужиной в конце тридцатых — тому подтверждение. Но Сталин не согласился. А может, и Молотов не позволил. Однако пятно тогда появилось на ее платье и лишь поблекло.
Неприятности тридцать девятого года, похоже, ничему не научили Полину Семеновну — она не относилась к категории пугливых или осторожных женщин.
Какой это был характер!
Соня — дочь шофера Молотова — вспоминает: «22 июня 1941 года нас застало в Крыму. Рано утром Вячеслав Михайлович позвонил из Москвы Полине Семеновне, чтоб мы срочно выезжали в Москву. Полина Семеновна спокойно собралась, собрала нас. Она вызвала парикмахершу, в 12 часов ей делали маникюр, и она слушала выступление Вячеслава Михайловича по радио. Эвакуировались в Вятку, к родственникам Вячеслава Михайловича. Потом. Полине Семеновне посоветовали поехать в Куйбышев. В 1942 году вернулись в Москву».
Рассказывает Екатерина Сергеевна Катукова:
— В 1945 году я жила в Саксонии, где служил мой муж, маршал Катуков. По пути в Карловы Вары к нам заезжали многие члены советского правительства. Принимала я у себя и Полину Семеновну с дочерью. Обе были роскошно одеты: все в мехах, на Светлане норковый палантин. Жемчужина была очень умная, очень властная женщина. В сопровождении у них было пятьдесят человек — я это помню, потому что встала проблема всех разместить. Прилетели они самолетом, со своими врачами, но жили отдельно от обслуги — у нас на вилле.
После нас Жемчужина с дочерью поехала в Карловы Вары. Я тоже поехала туда. И хотя всего несколько дней назад Полина Семеновна жила на вилле у нас в гостях, в Карловых Варах она меня уже не замечала и не здоровалась.
Во время Отечественной войны возник Еврейский антифашистский комитет. В 1948 году на карте мира появился Израиль. Его создали по решению ООН, при активном содействии СССР. Мы первыми объявили об установлении дипломатических отношений с Израилем. Послом Израиля в Москве стала Голда Меир.