Наконец, герой вчерашнего дня, Горбачев, пытавшийся впрячь в одну телегу коня и трепетную лань, капитализм и социализм, не выяснив, кто из них конь, а кто лань. Любимец Запада, о котором еще скажет история: разрушил страну в мирное время и ничего не создал. Обездолил детей, на которых жертвовал.
Разбежавшееся от Горбачева во все стороны окружение — от Лигачева до Ельцина, от Полозкова до Яковлева, эти кравчуки, назарбаевы, акаевы и прочие, эти мастодонты и ряженые, переодевшиеся из коммунистических пиджаков в якобы демократические одежды, торопясь выхватить неожиданно образовавшиеся вместо одного — несколько рулей у распадающейся партийной машины, в предсмертной агонии выбрасывающей народные богатства из своей задыхающейся пасти. Подбирай, кто может.
ТАКОВО ВТОРОЕ САМОРАЗРУШИТЕЛЬНОЕ ПРИШЕСТВИЕ БОЛЬШЕВИКОВ.
Да, в свердловском правлении Ельцина был не так давно стерт с лица земли дом Ипатьева. Затушевывая свою исполнительную роль, первый Президент России говорил, что это был приказ из Москвы, а не его инициатива. Он даже не чувствует, что нет никакой разницы: поступок совершен — и это факт. Говорят, он раскаялся и в церковь сходил, свечку подержал. Кающиеся грешники не рвутся к власти, а уходят от мирской жизни в монастырь. Замаливать грехи.
Бедные, бедные мужчины двадцатого столетия на нашей земле — заржавленные винтики машины, остановившейся на холостом ходу, умеющие хорошо выпить, но запретившие водку и вырубившие виноградники в угоду кампании по борьбе с пьянством; умеющие хорошо поесть, но не знающие, как и чем накормить страну, в которой при наступающем голоде гниют продукты в неразгруженных вагонах, а способные быть грузчиками мужики заседают в верховных советах или перестреливаются в горах за землю, которая не принадлежит никому, потому что, по закону жизни, люди принадлежат земле, а не наоборот.
Разделяю столетие на четыре части: первая четверть — живут деды века, вторая четверть — живут отцы века, третья четверть — живут дети века, четвертая четверть — живут внуки века.
Нам, детям века — а я по своей классификации отношусь как раз к ним — приходится отвечать сегодня за дедушек и отцов двадцатого столетия. И пусть миллионы и миллионы честно прожили свои жизни — на них разлилась вина верхних эшелонов Кремля, построивших вместо просторного дома тюремный барак. История замарала всех.
Но горько смотреть, как шустрые внуки века, пришедшие в эпоху вырождения, пользуясь санкционированной свободой, весело пляшут на трупах. Хочется крикнуть: «Остановитесь!
Вспомните библейского Хама! Закон Возмездия не минует и вас!»
И молчит многомиллионная ЖЕНЩИНА, народившая всех этих борющихся мужчин, смотрит из своего домашнего угла, как вновь и вновь убивают рожденную ее жизнь. Нет у нее права сказать: хватит войн, убийств, разрушений! По домам!
Не хотим больше рожать пушечное мясо.
Хотим не вместе, а рядом с вами вести народное хозяйство, потому что вы — не умеете.
Хотим не вместе, а рядом с вами прибрать землю, которую вы захламили.
Хотим прекратить драку за землю.
Хотим мира, ибо не имеем ни к кому никаких этнических претензий, мы, а не вы, решаем, от кого родится ребенок — от татарина, англичанина, русского, еврея, — несть числа нам, у нас нет национальных конфликтов.
Не вместе, а рядом, ибо не хотим в ваши дерущиеся эшелоны, нам нужен свой эшелон, способный сделать борьбу печальным фактом минувшей истории.
Женщина молчит, но знает, как обуздать Закон Возмездия.
Заключение
Итак — итог.
Вхожу в некое ограниченное пространство: толи комнату, то ли камеру, то ли коридор, то ли кабинет. Попадаю в круг своих героинь, сошедшихся вместе — уж не для того ли, чтобы судить меня за вмешательство в их внутренние дела? Молчат и смотрят: издерганная Надежда Аллилуева, угрюмая Ольга Каменева, боевая Екатерина Калинина, скованная Екатерина Ворошилова, хрупкая Ольга Буденная, добродушная Мария Буденная, деловая Мария Каганович, целеустремленная Полина Жемчужина, обворожительная Нина Берия, упрямая Нина Хрущева, простодушная Виктория Брежнева, четкая Анна Черненко, прямолинейная Раиса Горбачева…
И тут же, среди них, — изящная Инесса Арманд, взбалмошная Лариса Рейснер, изысканная Александра Коллонтай, легкомысленная Галина Антонова, размашистая Екатерина Фурцева, миловидная Татьяна Окуневская — как бы боковая линия моей книги, ответвление, не вполне кремлевские избранницы, одни чуть больше того, другие много меньше, и все же — женские вехи века.
За их спинами слабо виднеется фигура Татьяны Андроповой — я обошла ее молчанием. Почему? Не знаю. Таинственная Татьяна…
Удивительно точно соответствуют эти женщины своим мужским «половинам» — то оттеняя их, то дополняя, то сливаясь, то противореча.
Кто они? — спросила я себя в начале книги. Вся работа была сведена к ответу на этот вопрос.
Царицы, властительницы, хозяйки? Да! — на том малом плацдарме квартиры или государственной службы, которую некоторые возглавляли. Для экономок, нянек и шоферов в какой-то степени — да. Но эта степень после падения мужа — а почти каждая прошла через падение — убывала в геометрической прогрессии. Царицы царства из 10–15 человек? Вроде того.
Бледные тени пугающе великих мужей? Похоже. Но не бледные и не пугающе великих, ибо великие пугали по пословице: «молодец на овец, а на молодца — сам овца». «Молодец» Сталин тоже был пуганая ворона, иначе не рубил бы кустов вокруг себя.
Тени — вот это, наверно, верно.
Отражения, имеющие собственные лица?
Рабыни, иногда бунтующие против своих хозяев? И получающие за бунт — цепи? От Надежды Аллилуевой до Виктории Брежневой, убывая, идет стихия бунта, приводя к полному подчинению. (Хотя в доме, в быту, часто это видится даже подчинением ЕГО.)
И все они, вместе с мужьями, на уровне дома, в общем неплохие люди: работали, старались, многие вырастили чужих детей, помогли своим домочадцам и сослуживцам.
Кто они?
Венные пленницы мужских структур, волею случая попавшие в пуховые объятия кремлевского плена.
Чем он лучше любого другого? Удобнее. Автомобиль, подают и спецпитание. А схема одна и у Аллилуевой, и у жены печника, за стеной Кремля.
Но все же…
Мои героини — суть фигуры экстремальных ситуаций; экстремальных судеб. Они нетипичны в своей исключительности, но эта нетипичность лишь подчеркивает главную ошибку большевиков, пришедших ко власти: освобожденная ими женщина тут же оказалась вновь закабаленной. Новая идея пошла по старому пути. Уникальная возможность дать женщине самой выйти на простор общественной жизни, создать свои женские миры, способные помогать мужскому миру и препятствовать ему в жестокостях, насилии, бесхозяйственности, сверхвластинности, — не использована…
Ишь чего захотела!
Мужчина испокон веку готов связать свою общественную судьбу с любым «измом», но никогда с женщиной — на общественном уровне, понимая, что она не даст ему развернуть кровожадные инстинкты.
Так и большевики порешили. Начиная с Надежды Константиновны (кстати, где она?), все кремлевские избранницы, повинуясь силе власти, служили своим вождям.
Если не хотели служить, их ждала судьба Надежды Аллилуевой, Ольги Буденной, отчасти Екатерины Калининой. Мужской большевистский правящий мир признавал женщину лишь в роли своего подспорья. Как всегда, во все века.
Был момент, когда Крупская (кстати, где она?) вроде бы могла взять в свои руки «женский вопрос?». Если бы ей, труженице, пришло в голову сделать женские советы не приводными ремнями мужской власти, как было сделано, а законными оазисами новых этических, этнических, экономических, экологических отношений!
Если бы женщина получила тогда законное соправо сорешать общественные проблемы от имени и с точки зрения женщин как таковых!
Если бы женщина могла сметь запретить войну, дать детям по своему разумению образование, взять также в свои руки и народное хозяйство, быть допущенной к финансам, ими она так отлично управляет дома…
Если бы!
Не сидел бы сегодня народ у разбитого корыта своей вековой мечты.
Века и века патриархата подходят к последней черте. Мой голос о женщине-соправительнице в мужском мире скорей всего утонет в криках утопающих.
Но выжившим придется начинать с того, о чем я пекусь: с гармонии женского и мужского начал.
Когда-то гармония создала этот мир. Гармония может воссоздать его.
Книга закончена. Героиням пора назад, в историю, уплывающую навсегда.
Я повернулась, чтобы уйти. В дверях стояла Надежда Константиновна. Не вдова фараона, не вершительница звездного часа, не созидательница разрушения, не синий чулок, а прелестная тургеневская девушка с длинной русой косой, блестящими светлыми глазами, пухлым чувственным ртом и тонким станом — в той самой поре, когда она могла еще пойти… ДРУГИМ ПУТЕМ.
— Тогда, — сказала Крупская, прочитав мои мысли, — нельзя было. Невозможно. Но женщина, способная начать, уже родилась. Ждите. Наберитесь терпения.
Неужели она и тогда понимала ошибку, и сейчас «оттуда» знает, как исправить ее?
Возможно, это была не ошибка, а всего лишь следствие неточного первого шага на пути человечества к гармонии? Мужчина слишком давно владеет миром, чтобы без вековых подготовок понять иное положение вещей. Он ведь еще не разрушил мир до такой степени, дабы встала женская необходимость прибраться.
Колесо человеческой истории поворачивается сегодня. На его повороте я переворачиваю последнюю страницу в единственной надежде на тех, для которых она будет первой.
Прощайте…
Краткая библиография
Авторханов А. Коба и Камо. Новый журнал, 1973, № 110.
Авторханов А. Ленин и ЦК в октябрьском перевороте. Новый журнал, 1970, № 100.
Авторханов А. ЦК против планов Ленина о восстании. Новый журнал, 1971, № 101.