— В Москву, наверное, будет блатовать, — многозначительно говорю я. — Пошли, зайдём ко мне, пошепчемся.
— В какую ещё Москву? — хмурится Лида, шагая следом за мной.
— В московскую, в какую же ещё. Хочешь конфетку? «Коровка» рижская, держи. Это я его надоумил. Пора тебе на более высокий уровень подниматься. Ещё бы и Бакса твоего туда вытянуть, да это пока проблематично. Но я думаю об этом.
Она открывает рот, чтобы возразить, но я не даю.
— Не морочь голову, Лида. Он уголовник, а ты сотрудница. Толковая, между прочим. Всяко может случиться, может, ещё и поженитесь, может ты его на светлую сторону перетянешь, или наоборот, он тебя на тёмную перетянет. Не знаю, но не вздумай сейчас отказываться. Когда ещё такой шанс появится. У тебя карьера, как ракета прёт. Принеси мне бутылку коньяка французского, пожалуйста, и подумай хорошенько.
Кабинет у меня скромный, тут даже окна нет. Стол, телефон, стул, ещё два стула для посетителей. Вот и всё. Фолиантов с бухгалтерией и бара с элитными сортами виски нет. Кирпичные стены, выкрашенные зелёной масляной краской и яркая лампа под потолком.
Да ещё несколько фотографий с охоты в рамочках на стене. Есть и та, где я подаю ружьё Ильичу. Лишней точно не будет.
Я снимаю трубку и заказываю Новосибирск за счёт стадиона. Эти расходы мы, разумеется, компенсируем, а директор кладёт их в карман, но это его дело. С КГБ соединяют быстро.
— Прокудин.
— Здравствуйте, Артём Игоревич. Это Брагин. Извините, если отвлекаю, я уточнить хотел, приходил Журавлёв?
— Привет, Егор, не отвлекаешь, всё нормально. Да, приходил, неплохо поговорили, думаю, будем сотрудничать. То есть можешь по намеченному плану работать.
— Хорошо, я вас понял. Спасибо.
Я кладу трубку и в мою келью заходит Лида с коньяком. За собой она ведёт новосибирского нач. торга Журавлёва.
— Здравствуйте, Егор Андреевич, — кивает тот и осматривается.
Глаза его сегодня кажутся цепкими и юркими, а сам он выглядит спокойно, страха нет, гонора, впрочем, тоже нет.
— Здравствуйте, Максим Альбертович, — я протягиваю ему руку. — Присаживайтесь.
Он отвечает на рукопожатие и опускается на стул, расплываясь на нём, как ждун.
— Чай, кофе, может выпьете что-нибудь? — проявляю я любезность.
— Э-э-э… — мешкает он пару мгновений. — Кофе, пожалуй. Если не затруднит.
Лида выходит, а мы остаёмся одни и какое-то время молча смотрим друг на друга.
— Спасибо, что приехали, — нарушаю я паузу.
— Кажется, это было предложение, от которого нельзя отказаться, — чуть пожимает он плечами.
— Единственное, чем мы действительно владеем в этой жизни, — хмыкаю я, — это добрая воля.
— Пожалуй, — сразу соглашается он, хотя ни секунды не обдумывает, сказанное мной.
— Это вам, — протягиваю я ему бутылку. — Маленький подарок в ознаменование начала плодотворного сотрудничества и, кто знает, долгой дружбы.
— О, какой… Я такого и не видел никогда…
— У нас есть канал, — усмехаюсь я. — Скоро и виски появится. Но это не совсем по вашей части, как я понимаю, хотя не сомневаюсь, что нужные контакты у вас имеются. Подумайте. Я вас пригласил, потому что верю, что сила в единстве.
Я сжимаю кулак и демонстрирую его своему гостю.
— Понимаете меня?
Он хмурится, вероятно, воспринимая кулак, как продолжение предыдущего разговора.
— Позвольте пару слов, так сказать, ретроспективно, — говорю я. — Наша прошлая встреча прошла на эмоциях.
Он начинает ёрзать.
— Но если у нас не возникнет предпосылок к возобновлению того разговора, я готов считать вопрос исчерпанным, понимаете меня? Если Денис…
— Об этом не беспокойтесь, — горячо перебивает он. — С сыном я поговорил, он всё понял. Он же ещё мальчишка…
Сказав это, он осекается, поняв, что я-то, собственно, тоже мальчишка.
— Это верно, — киваю я. — Многие мужчины хранят мальчишеский дух до конца жизни. Просто хочу, чтобы вам было всё предельно ясно, с самого начала. Я надёжный друг и хороший товарищ. Но если наступить мне на мозоль, можно потерять всё. К сожалению, список потерявших за последний год весьма существенный. Вы, я думаю, навели справки.
— Нет никакой необходимости наводить такие справки, мы больше не собираемся наступать вам на мозоли.
— Отлично, — киваю я. — Это стремление обоюдно, тогда давайте перейдём к делу. Я хочу, чтобы мы с вами занялись взаимовыгодной торговлей. Вот в этой коробке…
Я встаю, выхожу из-за стола и наклоняюсь к стоящей на полу картонной коробке. Случайно задев рамочку, я сбрасываю фотографию на пол. Проклятая неуклюжесть. Журавлёв наклоняется и подбирает рамку с пола, но, прежде чем отдать её мне, задерживается на ней взглядом.
— Я так и думал, — бормочет он.
— Что, простите?
— Нет-нет, прошу прощения… А впрочем, думаю, лучше жить без недомолвок, правда? Я ожидал, что у вас есть покровители в Москве, и эти карточки подтвердили мои предположения.
— Полагаете было нескромно развешивать их здесь?
— Что вы, полагаю, для дела это просто необходимо. Я бы сделал точно так же. И вот, я всё-таки скажу. Ваша знакомая будет окружена забо…
— Спасибо, но этого как раз не нужно. Просто забудьте о ней. Так вот, в этой коробке находится то, с чего мы с вами и начнём.
Я показываю ему товар лицом и предлагаю взять содержимое коробки в качестве образцов.
— Очень хорошо сделано, качество великолепное, — кивает Журавлёв. — И ткань, и фурнитура, и упаковка. Да и сшито неплохо, нужно быть действительно спецом, чтобы отличить эти швы от настоящих. Поздравляю.
Вот собака, расколол. Ну, да ладно, чего уж там.
Мы обсуждаем ещё какое-то время вопросы связанные с поставками и документами, а потом я приглашаю Денискиного папку на обед.
— Это прямо напротив, в ресторане «Солнечный». Там вполне неплохо. Сейчас подойдём к нашему бару, пропустим по стаканчику на аперитив, и потом сразу обедать.
Он хвалит бар и заведение, находя, что оно ничуть не хуже, чем в Новосибе. Мы легко и даже дружески болтаем, словно и не было позавчерашнего напряжения. Разумеется, всё это видимость, и что там внутри покажет время, но видимость эта вполне приемлемая.
Мы выходим на улицу. Моя машина стоит в нескольких метрах от входа. К счастью, парковки у нас бесплатные и машин в городе не слишком много. Когда мы идём мимо, дверь открывается и из «Волги» появляется Паша.
— Егор, — говорит он и протягивает мне трубку. — Тут Большак звонит.
— Юрий Платонович? — спрашивает Журавлёв, уважительно глядя на мой, практически мобильный, телефон. — Передавайте ему поклон.
— Привет, дядя Юра, — говорю я, прикладывая трубку к уху.
— Привет, Егор. Слушай, у нас тут ЧП небольшое.
— Да? — напрягаюсь я.
— Дока избили. И хорошенько так. Его сейчас в областную везут.
— И кто? — спрашиваю я, хотя что-то мне подсказывает, что ответ мне известен…
9. А кто это у нас тут?
— Хулиганы какие-то, — говорит Платоныч. — Загреб или что-то в этом роде, странное имя какое-то.
— Понятно.
Обедать мой новый партнёр идёт без меня. Отправляю с ним Лиду, а сам прыгаю в машину и еду к Рыбкину.
— Дядя Гена, здорово. Можешь мне посоветовать какого-нибудь спеца по местным блатным и разным приблатнённым?
— Могу. Динмухаметов. Есть такой дед.
— Дед?
— Да, он на пенсии уже, но дело своё знает, не голова а картотека. Местные у него вообще все на учёте, а кроме них ещё и по союзу неплохо ориентируется.
— Отлично. Как его найти?
— Да хрен его знает как. Он же на пенсии. Может, на даче торчит, может, по лесу бродит.
— Телефон есть?
— Не знаю. Могу поспрашивать. Кстати, завтра будет сборище ментовское по случаю Дня шахтёра, так вот, он обязательно будет. Всегда ходит на эту байду.
— А ты сам пойдёшь? — спрашиваю я.
— Придётся. Мне там значок какой-то вручать будут.
— Значок?
— Лучше бы зарплату накинули, — качает он головой.
— Дядь Ген, а ты чего так долго в младших лейтенантах, а? По моему разумению ты бы мог уже капитаном быть.
Он смотрит на меня, как на дитя не разумное и, кивнув, говорит:
— Ну, пойди да скажи Печёнкину, пусть капитана даст, я не против.
— Скажу, ладно, — хмыкаю я. — Слушай, а ты можешь меня познакомить с этим Динмухаметовым?
— Ну, пошли со мной на собрание, познакомлю.
— А меня пустят?
— Со мной пустят. Зачем он тебе дался, не пойму?
— Динмухаметов? Да появился тут какой-то Загрёб. Разузнать хочу кто такой и где найти его.
— Не слыхал такого. Может, залётный какой?
— Может и так…
— Ты кстати, помнишь, тачку списанную спрашивал? Я нашёл одну такую.
— На ходу?
— Можно сделать в принципе. Ну, так, вроде пыхтит ещё маленько. ЕрАЗ. Надо съездить глянуть и это… сам понимаешь…
— Сколько?
— Пять, — твёрдо говорит Гена.
— Дядя Гена, алё! За убитого Ерофеича, который сам даже не едет? Две. И это максимум. Чья тачка, кстати?
— Монтажный трест.
— Если сделают ремонт, дам… — я задумываюсь.
— Пять! — кивает Гена.
— Давай так, лично тебе дам пятьсот. А им — три.
— Всего должно быть четыре, — не соглашается он.
— Вот же ты торгаш! Три с половиной, и точка. И оформи на себя. И сделают пусть по-человечески, чтоб не ломалась каждые сто километров.
Док рассказывает примерно такую же историю, что и Спицын. Только, в отличие от сбытовика, он воспринимает ситуацию крайне нервозно и требует, извинений, компенсацию и гарантии безопасности на будущее. За нас он отдуваться не желает, тем более, что к финансам никакого отношения не имеет.
После больницы я еду к Скачкову, а Большак возвращается к себе. Тимурыч занят формированием организации, дел у него сейчас невпроворот. Скоро начало учебного года и надо всё успеть обустроить и людей набрать, а желающих у него довольно много. Это как раз хорошо.
Конечно, люди непроверенные, не ставшие частью братства, но на некоторые задачи уже вполне пригодные. Например, на усиление охраны нашей разливочной базы. Мы обсуждаем, кого отправить на работу и как лучше это всё организовать, когда приходит Паша Круглов, ждавший меня в машине.