Он молча смотрит на меня, переваривает и тихонько повторяет:
— Как тузик грелку.
В фойе гостиницы я встречаю Снежинского. Он сияет, как блин.
— Егор, как хорошо, что я тебя встретил, — бросается он ко мне.
— Какие новости? — спрашиваю я.
— Новости самые хорошие! Ты был прав, меня из обкома уволят. Выгонят поганой метлой за кляузы.
— С Новицкой что?
— Не хотели сначала ничего менять, говорили, что, раз уж пришёл сигнал, нужно разобраться. Но я всё решил. Не спрашивай, чего мне это стоило.
— На меня телегу тоже забрал?
— Да, не беспокойся, я всё забрал.
— Хорошо. Молодец. Но ты не успокаивайся, пока её в ЦК не взяли, ты в опасности. Вещдоки лежат в КГБ, показания свидетелей тоже. Если вдруг Ирину не назначат, ты сядешь, и, учитывая твою природу, навсегда.
Снежинский немного сникает, но потом приободряется.
— Не думай, я всё решил, единственным пострадавшим буду я.
Давайте ещё поплачем все вместе от жалости.
Из номера я звоню Злобину, докладываю о результатах переговоров и прошу провентилировать, удалось ли Снежинскому повернуть историю вспять или придётся предпринимать дополнительные меры. Он обещает узнать.
Вечером я сижу в гостиной у Скударнова в очень неплохой компании. За столом, кроме нас, находятся Злобин, Брежнев и Большак. Жена только успевает подносить с кухни новые яства. Пирожки, холодец, голубцы, пельмени, красная рыба в кляре, чахохбили.
— Наташенька, — говорит хозяин дома. — Иди уже, присядь с нами.
— Сиди ты, игрок, — машет она на него рукой и в очередной раз исчезает на кухне.
Обстановка за столом царит расслабленная, и дружеская. Чёрные тучи развеялись и на голубом небе снова светит ласковое солнце.
— Юра, — говорит генерал, — спасибо, тебе, дружище! Из-за меня дурака специально прилетел ведь. Деньги я обязательно отдам. Я уже с женой поговорил, машину продадим и сразу отдам. У меня ведь теперь служебная снова будет, так что своя и не нужна. А потом когда-нибудь, может ещё купим.
— Не торопись, — отвечает Платоныч. — Мне пока без надобности. Это накопления, которые я не планировал в ближайшее время использовать. Так что отдашь, когда сможешь.
— Нет, ну так нельзя!
— Да можно, Даня, можно.
— Егор, ну а ты вообще меня поразил. Ребята, вы не видели, что он творил в машине. Я думал его сейчас… а он бац этому, что справа. А там такой здоровяк, я вам скажу. А потом водителю как даст в темя, тот сразу в аут ушёл. Ну, думаю, амба, мужики, конец пришёл. А потом тот, третий, с кинжалом…
Скударнов пересказывает историю несколько раз и в конце неизменно добавляет:
— Да, Егор, я бы с тобой пошёл в разведку. Вот ребята, как на духу.
Все выпивают коньячок и пребывают в благодушном настроении. Мы вспоминаем охоту, и гораздо более удачливую игру в нашем казино. Де Ниро оказывается душой компании и сыплет анекдотами про КГБ. Леонида Ильича все деликатно обходят стороной.
Уже в конце вечера Жора идёт покурить на балкон и как бы ненароком приглашает с собой Платоныча. Тот не курит но идёт за компанию «подышать». Я тоже хочу немного размяться, потому что после такого византийского ужина не могу даже пошевелиться.
— Не помешаю? — спрашиваю я, но на меня не обращают внимания.
— В начале октября он увольняется, — говорит Брежнев приобнимая Платоныча за плечи и наклоняя к нему голову. — Идёт на пенсию. Там претендентов уйма, сам понимаешь. Но я хочу тебя представить. Очень хорошо, что ты как раз прилетел. Можем тебя сразу и в академию пристроить, чтобы корочки были. Будешь раз в полгода на занятия ходить, я договорюсь, я же там отучился по полной, всех знаю. Так что давай, завтра подъезжай ко мне часикам к девяти. Подождёшь, если что, а как появится возможность, отведу тебя к министру. Идёт?
Ещё как идёт!
Вечер заканчивается на позитиве, мы благодарим хозяйку за прекрасное угощение и расходимся.
Рано утром мы со Снежинским выезжаем из гостиницы и мчимся на утренний рейс. А Платоныч остаётся и готовится к смотринам. Места в самолёте у нас выписаны вместе, поэтому четыре часа я слушаю нытьё Эдика, а потом ещё делю с ним задний диван своей машины. Добрый я, а он настоящий банный лист, и не отделаешься от него.
Прямо из аэропорта я еду в горком. Уже глубоко после обеда, рабочий день скоро закончится. Мы выбрасываем Снежинского не довозя до дома, а сами мчимся дальше. Секретарши в кабинете Новицкой не оказывается, поэтому я прохожу напрямую.
— Чего тебе? — неприветливо спрашивает Ирина.
— У барыни плохое настроенье? — всплёскиваю я руками.
— Паяц. Чего пришёл? Все крысы бегут с тонущего корабля, а ты вдруг решил вернуться? Поздно, раньше нужно было думать.
— Когда это раньше?
— Три дня назад, когда я тебя полночи ждала.
Упс… Точно! Это, когда мы порнографа арестовывали.
— Что-то вдруг понадобилось? — сердится она. — Хочешь решить, пока я ещё при месте?
— Ир, обижаешь. Но я прощаю. Исключительно из любви.
Я сажусь за стол напротив неё и протягиваю к себе телефон. Снимаю трубку, набираю ноль-семь и заказываю разговор с Москвой.
— Совсем обнаглел, Брагин? Ты сюда позвонить ходишь?
— Да подожди ты злиться, — улыбаюсь я. — Если бы ты только знала, чем я занимался в ту ночь. И в последующие тоже. Я же вот только из Москвы, прямо из аэропорта.
— Не интересует. Считай, меня в твоей жизни больше нет. Предатель.
— Неблагодарная! — говорю я с Шекспировскими нотами и закатываю глаза.
Раздаётся звонок.
— Пошёл вон, не смей разговаривать! — рычит она и кладёт руку на телефонный аппарат.
Мне приходится применять силу чтобы вырвать трубку.
— Тихо, это КГБ. Алло. Да, заказывали… Спасибо… Убери руку… Леонид Юрьевич, здравствуйте, это Брагин.
— Куда руку убрать? Или откуда?
— Нет, про руку это я не вам, простите. Новицкая здесь, да. Хотел узнать, нет ли известий по моему вопросу?
— Есть — усмехается он. — Нормально всё, не соврал твой Снежинский. Восстановили её. Она снова главный кандидат.
— Ой подождите, пожалуйста, я хочу, чтобы Ирина Викторовна тоже слышала.
Я подбегаю к ней, наклоняюсь и помещаю трубку между нашими головами.
— Говорите.
— Я разговаривал с Марком Борисовичем Гурко, помнишь такого?
— Конечно, из ЦК партии.
— Да. Он подтвердил, Снежинскому дали по жопе и спустили по нему директиву в обком. А Новицкую восстановили. Не хотели из-за этого скандала, но Гурко попросил и ему пошли на встречу. То есть всё, как ты хотел. Но, если бы ты Снежинского не заставил там на пупе ползать, ничего бы не вышло.
Я кладу трубку и смотрю на Новицкую с нескрываемым торжеством.
— Всё равно, — говорит она щурясь, — это не давало тебе права не прийти ко мне, когда я тебя ждала. И даже не позвонить!
— Да, ты права, — улыбаюсь я, и она улыбается, глядя на меня и слегка покачивает головой, мол, ну, Брагин, ну ты и гусь. — Ты права, поэтому сегодня я обязательно приду. Жди.
— Не вздумай обмануть!
Я выхожу и сажусь в машину. По радио поёт Лещенко:
Ни минуты покоя,
Ни секунды покоя
Не могу без тебя
Не могу без тебя
Что же это такое?
Такая песня дурной знак…
— Рыбкин просил срочно позвонить, — говорит Паша. — У него там случилось что-то.
Ну вот, я как чувствовал… Набираю его номер.
— Дядя Гена, здорово, это Егор.
— Привет, — тревожно отвечает он. — Мне из общаги звонили, из Наташкиной. Сказали, там у них ЧП какое-то, драка или что, я толком не понял. Короче, Натаху из общаги выселяют.
— Когда?
— Да вот, прямо сейчас. Будут ректору какую-то бумагу писать. Надо срочно ехать, Егорка. Сможешь?
16. Пассажирский на первом пути
Блин! Нехорошо получилось с Иркой. Снимаю трубку и даже подвисаю на мгновенье, не решаясь набрать номер. Но, ясно ведь, жди не жди, а делать надо. Она отвечает сама. Куда её секретарша-то делась?
— Ириш, привет.
— Ну… — настороженно говорит она.
Чувствует, что-то не так.
— Ириш, сегодня не приду…
— Ясно всё с тобой. Гуд бай.
— Да подожди, мне только что позвонили…
— Не надо ничего объяснять. Один раз не пришёл, всё, этого достаточно. Я за тобой бегать не собираюсь. Ладно, дала шанс, а ты и второй раз пообещал и тут же отменяешь.
— Ира, ну погоди ты. У меня в Новосибе ЧП, я вот только с самолёта сразу к тебе, а теперь, не заезжая домой, туда выезжаю. Прямо сейчас. Сию минуту звонок был, я не зна…
— Меня это не интересует, — чеканит она и бросает трубку.
— Бл*дь! — в сердцах ругаюсь я.
Павел сочувственно улыбается:
— Бывает, Егор. Женщины…
— Ну, раз такое дело, давай всё-таки домой заедем, ладно?
Пока едем, я звоню Цвету.
— Здорово, Бро, — хмуро приветствует он меня. — Где пропал? Тут кенты приезжали, порешать хотели, а тебя нет.
— В столицу летал, там возникли вопросы кое-какие. Но ты же не предупреждал, когда сход, вот я и улетел.
— Сейчас предупреждаю.
— Ну, давай, предупреждай. Знаешь уже, когда вторая попытка будет?
— Какая, нахер, попытка! Ты не строй из себя Аль Капоне, или кого ты там строишь. В следующий раз должно всё чётко быть.
— Ну, скажи когда, и нет вопросов. С моей стороны всё будет чётко.
— Я сейчас дату не знаю, когда сообщат, тогда скажу.
— Боюсь, так не пойдёт. У меня же дела. Я вот сейчас прямо опять уезжаю. Может, пару дней буду отсутствовать, а может и больше. Заранее меня предупреди.
— Ты, я смотрю, вообще деловой стал.
— Ну, брат мой дорогой, ты мне пеняешь за то, что я кручусь без отдыха и делаю тебя богаче?
— Бро, в натуре, с меня спросили, вообще-то!
— Разве ты сторож брату твоему? Так и отвечай в другой раз. По-библейски.
— Чё?
— И объясни там своим авторитетам и иерархам, что заранее предупреждать надо. А мне скажи лучше, как джинса пошла, а?