не смей говорить об этом. Я бы не смог преступить ваш запрет. А так видите, как хорошо всё вышло. Даниил Григорьевич меня благодарить будет, я же вас знаю, Роман Александрович. Вы один из самых надёжных и ответственных людей из известных мне. И опять же, чего колебаться? Дочь вы на ноги поставили, она уже самостоятельно плывёт в этом мире. Первый секретарь горкома, блестящее будущее и жизненный успех. Тьфу-тьфу-тьфу. Чего раздумывать, бросайтесь вперёд, пока молоды и полны сил. Послужите Родине на новом участке. Я так думаю.
Они все ржут:
— Да ты демагог, Брагин, но поёшь сладко. И пойдёшь далеко.
Хотелось бы…
— Стараюсь, товарищи. Как вам мероприятие, кстати?
Я подзываю Бакса, чтобы он послушал, что они скажут.
— Блеск! Молодец, Егор! Надо было Олимпиаду тебе доверять.
— Слыхал, Миша? — усмехаюсь я. — Всегда говорил, что ты талант, ещё в прошлой жизни.
— Ты что, — смеётся Скударнов, — в переселение душ веришь?
— Как в частный случай поиска земного предназначения, — улыбаюсь я в ответ. — Так что, принял Роман Александрович ваше предложение?
— Принял, куда ему деваться — кивает Злобин и улыбается хитро, как Де Ниро.
Я подхожу к Ферику и Абраму, заметив, что они освободились, поговорив с какой-то шишкой.
— Фархад Шарафович, — киваю я, — что скажете? Как вам мероприятие?
— Отлично, Егор. Я вот Мамуке уже выразил сердечную благодарность. Чудесный вечер. Могли бы, конечно, вместо «Машины времени» «Аббу» привезти или «Бони М».
— В следующий раз так и сделаем, — смеётся Абрам.
— Молодцы, ребята, — одновременно трясёт нас за плечи Ферик. — Я доволен, но это ничего не значит, главное, люди довольны, большие люди, а это уже кое-что. Значит, будем работать, всё отлично будет. Поздравляю! Жаль, Айгюль не смогла приехать. Дела. Поехала, ну, ты знаешь.
— Да, мне тоже очень жаль. Передайте ей огромный привет от меня.
— И от меня, — улыбается Мамука Георгиевич. — От меня побольше.
Я выхожу на террасу и смотрю на ночную Москву, лежащую у моих ног. Я смотрю на шпили исторического музея, далёкие купола Василия Блаженного, флажки арсенальных башен и горящие рубиновые звёзды Троицкой, Никольской и Спасской.
Чудесное, восхитительное зрелище.
От этих звёзд идёт особенное, нереальное, практически волшебное свечение. Оно проникает в моё сердце и заставляет его чувствовать тепло, волнение и возбуждение. Верной дорогой идёте, товарищи!
Глядя на них, на эти звёзды, я словно заглядываю в будущее и вижу долгий и трудный путь. Но сейчас я не испытываю сомнений. Я знаю, этот путь будет освещаться сиянием кремлёвских рубинов и значит, мы не можем проиграть! Тем более, мои собственные звёзды, зажжённые мной, начинают сиять на московском небе. Пока их мало, только три, но очень скоро мы увидим всё небо в алмазах…
Насладившись зрелищем, я возвращаюсь в зал, и вскоре всё заканчивается. Я спускаюсь вниз, провожая гостей и подхожу на стойку регистрации узнать, нет ли каких-то сообщений. И сообщение находится. Я беру записку и читаю:
«Срочно позвони. Павел Ц».
В Москве уже около трёх часов, значит дома дело к семи. Я тут же заказываю разговор и через десять минут меня соединяют с Цветом.
— Здорово, брат, — говорит он. — Сегодня вечером сход.
24. Каин, где Авель, брат твой?
Мы едем по утренней Москве. Транспаранты, светящиеся декорации, кумач, золото и практически пустые улицы подчёркивают торжественность момента и грандиозность переворота, произошедшего всего-то шестьдесят три года назад.
Для естественной эволюции шестьдесят три жалких года пролетают незаметно, а мы за этот короткий срок успеваем несколько раз перевернуть страну с ног на голову. Нам ведь только захотеть, мы и горы перевернём, да и всю планету в другую сторону раскрутим. Просто не желаем пока, необходимости не видим, плывём по пути наименьшего сопротивления.
В аэропорту, несмотря ни на что, довольно оживлённо, но билеты имеются — бери сколько хочешь. Я так и думал и не стал напрягать Злобинского помощника. Хорошо, что сегодня есть утренний рейс, иначе опять бы не попал на рассмотрение личного дела в «товарищеском суде», на собственную правилку.
И почему нельзя предупредить заранее? Так и будете приезжать раз в полгода? Ясно зачем, чтобы я не выкинул чего, не успел подготовиться сам и подготовить место. Но ничего, я успею. Скачков знает, что делать. Прилетаем на место в четыре часа дня. Встречает нас сам Скачков с маленьким красным флажком, приколотом к левой груди. Не снял ещё после демонстрации.
— Как отпраздновали вчера? — спрашиваю я.
— Нормалёк, — кивает он. — Замёрзли только, как собаки. Вчера минус пятнадцать шарахнуло, как всегда первый мороз аккурат на демонстрацию. Видать, кто-то не согласен, что это праздник.
— Главное, что мы согласны, — усмехаюсь я.
— Это точно, — соглашается тренер. — Ну что, ты готов? Это есть наш последний и решительный бой?
— Если бы последний, Виталий Тимурович, если бы последний…
Когда приезжаем домой, часы показывают пять. Я принимаю душ и делаю растяжку. Нужно заглянуть внутрь себя, небольшая медитация — это то, что сейчас нужно.
— Егор, ну иди покушай, — уговаривает мама.
— Я не хочу, мам, спасибо. Потом поем. Знаешь, как в самолёте накормили в честь праздника? Ого-го просто.
— Фантазёр ты, Егорка. Накормили в самолёте, а то я не знаю, что там за порции.
Я не поддаюсь. Перед операцией предпочитаю быть голодным и злым. Это у меня с далёких времён повелось, из будущего буквально.
Просто занимаюсь и стараюсь не нервничать. Вдох-выдох, вдох-выдох. Не могу сказать, что получается идеально, потому что волнение всё-таки имеется. Имеется, да… Изрядное волнение, надо сказать.
Момент довольно важный, тревожный даже, в некотором смысле, проверка на прочность, причём не только меня, но и части выстроенной конструкции. И неплохой такой шанс выяснить, ждут ли меня ещё попытки прожить жизнь заново, или эта случайная вспышка в теле Егора Брагина единственная возможность.
В общем, в общем… Ну, ничего, сейчас пройдёмся по морозцу и всё встанет на свои места, уляжется по полочкам и всё такое прочее.
Я надеваю белую рубашку, джинсы из последней коллекции швейфабрики «Сибирячка» и бордовый кашемировый свитер. Скромно, но со вкусом. Буду, как барин перед холопами… Ладно.
— Куда это ты такой красивый? — с улыбкой спрашивает мама.
Куда-куда! Блин, ну вот это зря! Терпеть не могу, когда закудыкивают перед делом. Тьфу! Что делать-то теперь? Блин, хоть вообще не ходи. Нет, ну мама удружила…
— На заседание, мам, куда же ещё в этот праздничный день? Но, вообще, куда — плохое слово.
— Вот житья не дают со своими собраниями. Молодец, что свитерок надел, цвет твой прям. Красавчик. Они тебя вообще решили в рабство закабалить, комсомольцы твои и швеи? Дома, с семьёй человеку побыть некогда. Кстати, Наталья же приехала на выходные, ты знаешь?
— Знаю, мам, вот вернусь с пленума и зайду к ней. У меня не очень долго должно быть, повестка короткая сегодня.
— Так давай я её приглашу, у нас посидим и поужинаем. Хочешь?
Погоди, мам, дай дело сделать, а там уж и подумаю, чего я хочу…
— Отличная идея, — тем не менее, говорю я. — Только ты не звони, я сам за ними зайду. Сюрприз сделаю. Я же ещё только через несколько дней должен был прилететь, а вернулся раньше.
— Ну ладно… — немного теряется мама. — Так бы она мне помогла… Ну, сюрприз, так сюрприз. Хорошо, сама справлюсь. Но по-простому, да? Без разносолов.
— Конечно, мам, по-домашнему, без пафоса.
— Как? — усмехается она. — Без пафоса? Идёт, считай, договорились. Без пафоса значит и, тем более, без патетики, правильно? Картошечка, котлетки и огурчики солёные. Одевайся только теплее, а то видишь как неожиданно мороз на праздники завернул, с треском и пафосом, можно сказать.
Оденусь, конечно. Я надеваю «Аляску» и вязаную шапочку. И кроссовки. Кто знает, что мне там делать придётся? Выхожу из подъезда и прыгаю в машину. Ребята уже здесь. В машине тепло, даже как-то уютно. И ехать не хочется. Но, хочешь, не хочешь, а надо.
Паша паркуется у горкома. Мы оставляем тачку здесь и идём пешком. Всё рядом, буквально на одном пятаке — горком, Дворец пионеров, «Динамо», Крытый рынок и ресторан «Волна». Пять-десять минут ходу от объекта до объекта. Не хватает только роддома и кладбища. Хотя больница вот она, та самая, где я с Платонычем лежал. Может, у них и родильное отделение имеется…
Эх, всякие глупости в голову лезут, честное слово. Я мотаю головой, прогоняя из головы всю эту чепуху.
Мы подходим к ресторану. Здесь я уже был на сходке, в тот раз когда мы с ребятами охрану повязали. Но теперь, кажется, всё немного по-другому.
— Ну что, готовы? — спрашиваю я у парней.
— Так точно, — кивают они.
— Ну что, пошли тогда.
Мы заходим внутрь, подходим к лестнице и начинаем спускаться.
— Куда, молодые люди? — раздаётся сзади раздражённый женский голос.
— В банкетный зал, — бросаю я, не останавливаясь.
В холле перед залом полным-полно здоровых мужиков. Уроки, кажется пошли впрок.
— Кто такие? — подскакивает к нам урка лет пятидесяти.
Типа, старшина у них здесь.
— Бро, — спокойно говорю я. — Это со мной.
— Так, вы двое, вон туда, на диван, — показывает он пальцем на стоящий в углу возле туалета диванчик. — Этого обшмонать.
Меня обыскивают, а Игорь с Пашей идут на указанное место.
— Стой здесь, — говорит старшина. — Вызовут, когда надо будет.
Я стою. Дышу и успокаиваюсь. Пытаюсь, по крайней мере. Проходит минут пятнадцать и дверь открывается. Выглядывает Карп, водит головой и, увидев меня, кивает, причмокнув большими рыбьими губами.
Ну, братцы, ни пуха…
Захожу в зал в полной тишине. Все взгляды направлены на меня.
Со стороны кажется, будто допризывник явился на медкомиссию. Тут все матёрые доктора, а я типа синий цыплёнок в семейниках, и они сейчас скажут годен или не годен. Я даже хмыкаю от такой картинки. Так, ладно, отставить тупые мысли.