– Я никого не убивал, – только и смог прошептать несостоявшийся мэр.
– Это правда. Без мотива нет преступления. Но кто же тогда убил моего одноклассника? – резко спросил Принц, указывая на резиновые сапоги, торчащие из снежной норы в кустах. – И попытался навесить убийство на невиновного?
– Кто?! – рыкнул майор, и его взгляд, сделав круг, остановился на шофере.
Шофер, похожий на Чингачгука, покачнулся, словно пытаясь удержаться на ногах, и вдруг бросился вверх по холму. Проваливаясь в глубокий снег, и петляя между могил. Кравченко рванул из кармана пистолет, но стоящий рядом Сергей Вихорь мгновенно заблокировал руку с оружием.
– Нет, майор, – сказал Принц: – вам не убрать единственного свидетеля. Вы не извращенец, вы просто подлец. У вас был соперник. Ненавистный непобедимый соперник на выборах в этом городе, который, став у власти, вспомнил бы вам сломанную челюсть. И вам до зарезу требовался против соперника козырь. Убийственный козырь. Вы, кажется, говорили, что оперативник Титов был вам, как сын. Что еще скажете?
– Отдайте пистолет, – сквозь зубы ответил Кравченко.
Принц глотнул и скривился. Посмотрел на свои ноги и поежился.
– Горло болит, – пожаловался он. – Отдай ему пистолет, Вихорь. Пусть дело будет закрыто. Не ради этих двух негодяев. Мне чертовски жаль несчастную женщину, с которой я играл всю ночь в карты. Оюшминальд Федорович!
– Я слушаю вас, Принц, – глуховато отозвался старый полярник.
– Вы знаете и любите заполярье. Вы умный и порядочный человек. В этом городе нет больше никаких маньяков, и если захотите, то ваша внучка будет тут жить совершенно безопасно. Правда, счастья в этом городе тоже маловато. Трудно быть счастливым в городе, где главным не человек, а завод. Но я прошу вас попробовать. Потому что кроме вас некому узнать, что будет, если однажды, волею судьбы мэром одного из наших не слишком счастливых городов станет умный и порядочный человек.
– Помнишь, ты сам прислал мне дословную цитату: «Как Принц думает, стоит ли мне выставлять кандидатуру? Ведь не выиграю. За ним политологи, политтехнологии и бабло, а за мной – только ветер в сопках». Почти вся жизнь прожита, а все еще майор. Вот и мотив. А, регулярно угощая всех водкой, не трудно потом устроить, чтобы перепившиеся подчиненные подрались. Кстати, и тебя на алкозависимость проверял… А здесь у местных традиция, без карманного ножа за порог ни – ни. Вот в пьяной драке и появился такой нужный майору труп. А далее дело техники – якобы сочувствуя проспавшемуся подчиненному, подсказать, где этот труп надежней всего спрятать.
– С кем ты оставил Ленечку, Принц? – раздалось за спиной требовательное.
Принц стал подниматься по лестнице отеля очень быстро, отмахиваясь рукой, но Тамара не отставала.
– Нужны похороны. Нормальные, воинские похороны, с салютом, на берегу моря.
– Не на кладбище?
– На кладбище он уже лежал, – решительно отрезал Принц: – и нет на этом кладбище ничего хорошего.
Тамара, рискуя сломать каблук, забежала вперед. После возвращения с прогулки по кладбищу мужчины не очень‑то разговорчивы. В автобусе Тамара сначала сторонилась, чтобы тоже не перепачкаться. Потом удивлялась, что машину ведет Сережа Вихорь, неужели они расстреляли и закопали этого безобидного водителя? И только на подъезде к городу, она вгляделась в грязного небритого длинноволосого бомжа, который ей зачем‑то подмигнул. Е – мое!
– У меня ангина, Тамара… Я сейчас не могу долго разговаривать. Где Дзюба?
– В порту, – отозвался Валерка слабым голосом.
– Где Филимонов?
– Какой еще Филимонов?
– Летчик – космонавт Филимонов! – сказал Принц, и Тамара замерла, заметив, каким гневом могут блестеть знакомые глаза. Ну и что. Она тоже не знала, как фамилия летчика – космонавта.
– И Филимонов там же.
– Тогда найдите Аксеныча! – приказал Принц железным голосом, какой бывает у людей, когда болит горло: – и пусть он организует похороны оперуполномоченного Титова. У меня ангина, Тамара, я иду в горячую ванну! Где твой номер, Вихорь?
– Где Ленечка?
– Они с Гайвороновым на кладбище подрались, – шепнул Тамаре Сергей. Тамара всего лишь женщина, теперь она перестанет мешать. Главное, чтобы отныне помогать не начала.
– Здорово вмазал?
– Очень здорово. Где мой ключ, интересно? Валер, не у тебя мой ключ? Леня в порядке, Тамара, Леня в полной безопасности. Лотта Карловна специально приехала в Питер, чтобы варить ему кашу и рассказывать про кубинскую революцию. Мы все потом обсудим. Сейчас Принца надо в ванну.
– Да вы с ума сошли, что ли, мужчины? Горячая ванна – для сердца же вредно! И потом, что это за отраву он купил? – возмутилась Тамара.
И Вихорь понял, что перебрал. Она теперь смотрела на готовящегося чихнуть Принца, не просто как влюбленная женщина. А как женщина, которая знает, что и в нее влюблены, и что каждый чих это не просто чих, это тайное признание.
Это нам еще отольется, подумал Вихорь и широко распахнул дверь своего номера.
Василь Аксеныч все так же лежал поперек кровати в спальной. Его малиновый жилет на фоне простыни казался пятном пролитого варенья. Тамара зашла в номер, как к себе домой, бормоча торопливо:
– Ну Сережа, я все‑таки женщина, я знаю, как ухаживать за больными, ты сбегаешь ко мне в номер за коньяком?.. Не тем, что здесь называют «тридцатилетним».
Сергей зашел следом. Зашел и Валерка, остановился у дверного косяка. И тихо спросил:
– Похороны с троекратным салютом?
Бывший Министр, бывший классный наставник, бывший специалист по нефти и контрабанде леса был явно и безнадежно мертв. Отбитое коньячное горлышко вспороло ему шею ниже подбородка.
Не плавать больше Василию Аксенычу на серебряном катерочке, подумал Сергей Вихорь. Не ступить на борт красавицы своей «Майи Плисецкой».
Глава 9Женщина на корабле. Море волнуется раз
Желтая, тяжелая волна стучалась в клепаный с ржавыми потеками борт недалеко от моего иллюминатора. Каюта казалась бы уютной, если бы не койка в виде гробика, сантиметров на тридцать короче моих ног. Принц бы здесь отлично поместился, но я уже заглядывал к нему, там койка еще меньше.
Предполагается, что ни одна живая душа не знает, где мы. Разве что Валерка Бондарь, который должен был кое – чем напрячь адмирала Дзюбу…
У причала булькала автоцистерна, похожая на поливочную машину. С нее на борт закачивали воду – грязную, техническую для рефрижераторов. Вода из под крана тоже здорово воняла соляркой. Хорошо, что я захватил два полных рюкзака минералочки.
Команды на кораблике мало. «Мистрайз» – посудина и шаткая и валкая, как раз такая, чтобы можно было догнать на моторке с ручным пулеметом. Оружия шаланде под Либерийским флагом не положено, а палубные найтовы забиты лесом, хорошим бразильским лесом. Еще есть трюм, надстройка, машинное, и несколько кают для экипажа. В судовую роль вписаны капитан и два помощника, один из которых – задумчивый украинец по паспорту Семен Цапля, остальные же от радиста, до кока – малайцы.
Фамилия капитана Грин, этот герой щеголяет в хромовых сапогах, шортах и белой рубашке, лицо имеет острое, как топор, бритое, но с выгоревшей на солнце челкой, которая делает его похожим на смуглого, голенастого Гитлера.
Вот с такой командой нам предстоит месяц бороздить воды, где уже два года бесследно исчезали суда под разными флагами. Где не вышла на связь последняя частная собственность покойного Василия Аксеныча, красавица его «Майя Плисецкая». А все потому, что у Принца обостренное, но своеобразное чувство справедливости.
Если ему надо, чтобы два литовца – бомбиста поехали в свадебное путешествие прямиком из тюрьмы, они поедут. Разве что на случай клеветнических обвинений в пособничестве Принц заведет электронный ящик, который не смог бы взломать только ленивый, и напишет там – ах, а я и не знал. Если ему надо ловить пиратов, он их ловит на живца. Точнее, на себя.
– Мы их найдем, – сказал Принц, когда все разъезжались с импровизированных двойных похорон, и уже второй воинский салют отгремел над бухтой (эскорт из мерсов наконец разгрузился, и ритуал прошел очень пафостно).
Бондарь вызвал из Москвы лучших сыщиков, но Принц даже не интересовался результатами расследования, просто спустился в холл, и я наблюдал, как он спрашивал портье: «Рыжий?» и морщил физиономию, а портье строил в ответ рожу куда страшнее.
– В Окладинске искать нет смысла, – сказал Принц нам с Тамарой и Валеркой за последним нашим заполярным обедом. – но мы этого рыжего Полякова найдем.
Все заброшено. Человек, звонивший за тридевять земель из питерского проходного двора, забыт. Ленечка, небось, пройдя хорошую школу в цепких руках Лотты Карловны, теперь любой диктат готов воспринимать, как казачью вольницу…
Я распихал сумки под стол и над койкой, после чего заглянул в трюм, чтобы посмотреть, какие там тараканы. Никогда еще не видел сухогруза без тараканов, а по их состоянию и настроению сказать о капитане и команде можно многое. Судно промышляет контрабандой кокаина – тараканы нервные, пугливые и манерные. Посудина используется для перевозки краденных ценностей, тараканы тихо смотрят на вас из щелей.
В трюме было жарко, железо гремело под ногами и липло к рукам. Кроме бразильских бревен мы везли какие‑то железяки, частью в ящиках, частью так. Я не увидел особой разницы между этим оборудованием и тем, например, которое, в собранном виде вскользь наблюдал на заводе в Окладинске. Точнее, здешние железяки походили на окладинские один в один, но все промоборудование похоже друг на друга, как представители другой расы.
Больше в трюме ничего я не обнаружил и сделал вывод, что судно недавно красили, а тараканы здесь скрытные. Не самый добрый знак. Выходя в море, я становлюсь суеверным.
На палубе закачка воды в баки таки закончилась. Семен Цапля, лысый, но, конечно же, усатый, покричал двум арабам на берегу, и те отцепили кабель, тянувшийся с нашей мачты в портовую контору. Отходим.