Левый локоть еще не действовал, поэтому я правой отбил пару заходов под дых каблуком. Надо спросить капитана, когда протрезвеет, в каком порту он купил такие замечательные сапоги.
Мы стояли друг против друга среди образцово выкрашенных белой краской металлических стен узкого, сводчатого коридора. Матросы копошились: один на комингсе, другой на железных ступеньках трапа. Они больше не участвовали.
– Капитан Грин, – сказал я: – вы пьяны. Попробуйте унять свою фантазию, кликните матросов и идете спать к себе в каюту. Утром мы принесем друг другу извинения за некоторую несдержанность.
Он внимательно осмотрел в кровь разбитый кулак и вытер его о свою белую рубашку.
– Вы ударили меня… Вы меня всю дорогу оскорбляли… Вы домогались пассажира, беспомощную женщину, доверившую мне… – придумать продолжения этот фантазер не смог, вытащил из кармана дюймовую свайку и зажал в кулаке. – глубоко сожалею, Шкипер, о невозможности мирного разрешения…
Я поймал его руку на взлете. Человек, решивший бить кастетом, уязвим, как ни один другой боец, ведь из множества ударов, применимых в рукопашном бою он добровольно ограничивает себя только одним – прямой справа. Невольно сделав шаг мне навстречу, Грин не растерялся, а попытался ударить меня в лицо головой. Логично, но глупо. Слегка присев, я встретил его снизу вверх, лбом в ноздри. Верный нокаут.
Я аккуратно усадил безвольно уронившего руки капитана спиной к двери Тамариной каюты. Столь благородный человек вряд ли сможет обидеть нашу девочку. А девочка, в свою очередь, вряд ли сможет этой безумной ночью отодвинуть его тушу дверью и выйти погулять еще раз. Собственно, всем пора баиньки. Матросы, видимо, тоже так решили, поскольку оба на четвереньках убрались наверх по трапу, не сводя с меня напуганных раскосых глаз.
– Ну, ты чего так долго? – недовольно осведомился Принц, когда я втиснулся в его каюту.
Я многозначительно промолчал, он и сам все поймет, посмотрев на мою расквашенную физиономию. Но как же, будет джентльмен у джентльмена спрашивать, что за джентльмен ему вмазал.
Все это время Принц провел интересно и полезно, с помощью моего ножа поотвинчивал в каюте все, что крепилось к стенам винтами – архаичного вида барометр, длинноволновый радиоприемник и даже намертво привинченное к стене бра. Впечатление было такое, будто обезумевший от многолетнего заключения узник пытается проколупать себе дорогу к свободе, забыв про дверь и иллюминаторы.
– Ну и как?
– Ничего, – уныло сказал Принц: – обычно на задней стороне таких предметов пишут название корабля. Там бывает такая медная табличка…
На приемнике и бра табличек не было. На барометре по тусклой меди тянулось многозначное бессмысленное число.
– Что ты надеялся прочитать? Тебе слово «Мистрайз» нравится, наглядеться не можешь?
– Одно из названий, написанных здесь.
На экране ноутбука красовались девятнадцать суденышек – сухогрузы, танкеры, яхты. Безоглядно и смело плыли они неизвестно куда.
– Ты думаешь, что наш капитан подбирает инвентарь на морских кладбищах? – удивился я. – Такое бывает, но что ты докажешь, узнав, что этот барометр вывинчен в кают – компании «Светляка» или «Глории»?
Принц не ответил. Взял со стола мой нож и вышел. Хоть уже не хотелось никаких приключений, я покорно поплелся на безлюдную палубу. Даже рулевой не курил за штурвалом.
Принц взглядом художника прошелся по надстройкам, трубам, мачте. Что‑то прикинул, как будто выбирал план для фотосъемки. Двинулся по доскам настила, уже остывшим от дневного солнца, и потому не норовящим приклеить голые пятки расплавленной смолой.
– Сэр, поднимитесь‑ка сюда, – тем тоном, который не предусматривает возражений, велел он, забравшись почти на капитанский мостик.
Отсюда открывался чудесный вид на палубу, на лунную дорожку в море, на белую полосу кильватера за кормой.
– Ничего не напоминает? – Принц подождал ответа всего секунду и нетерпеливо показал рукой: – Вот там стояли люди. А там был натянут брезент для бассейна. Воды в бассейне уже не было, зато лежала мертвая женщина. Голая, но в драгоценностях. Теперь смотри.
Склонившись к укрепленному на леерах спасательному кругу, он принялся усердно скоблить красную краску. Надпись «Мистрайз» осыпалась под ножом, сходила, обнажая другие буквы, белые на красном. ZIEMS-2.
Я посмотрел туда, где некогда лежала жена старшего.
И сразу увидел зеленую точку. Померещилось? Нет, точно – зеленая точка.
Чертов капитан, подумал я, вспоминая искры, летевшие из глаз от столкновения с дверью Тамаркиной каюты. Ну, в самом деле, с чего бы мне видеть блуждающие зеленые точки на палубе? Сотрясение, стало быть.
Зеленая светящаяся крапинка переползала с одной доски на другую. Такая мелкая, такая симпатичная точка. С чего бы ее опасаться двум россиянам, стоящим на палубе лесовоза «Мистрайз» в прекрасную штилевую погоду. Ходовые огни включены, радист на посту, что с нами может случиться в четырнадцати часах ходу от порта?
– Светлячок, – негромко сказал Принц. – Вы видите светлячка, сэр?
– Да… – это был мой голос и в то же время не совсем.
Как будто Сережа Вихорь, мальчик с питерской помойки, ненароком заглянул в собственное будущее и, хотя пытается говорить басом, мандражит по – страшному.
Принц посмотрел удивленно. А я не мог оторвать взгляда от этого светящегося предмета, насекомого, искры… секунду оно подползало ближе, становясь чуть длиннее. Потом одним махом прыгнула на дверь сходного тамбура.
Принц за ремешок притянул висевший на шее бинокль и, быстро повернувшись, оглядел горизонт. Это он прав, пребывая как в тумане, все же понял я. Много я видел светлых точек, неизвестно откуда взявшихся и прыгающих на десять метров за секунду. Как бы они ни выглядели, все оказывались одним и тем же – конечной точкой лазерного прицела.
Но в жарком тропическом воздухе трассу было не провести. Не угадать, откуда и чем по нам целятся. Не найти вторую точку на горизонте, среди качающихся сверху и без счету отражающихся в черных волнах звезд. Что там? Винтовка «Беретта»[12], бьющая на восемьсот метров?
Или тепловая ракета со спутника?
Чух – чух – чух, двигатель работал ровно, как паровозик из детской сказки. Корабль без рулевого уверенно шел в ночь.
– Я все понял! – ваш покорный слуга обличительно ткнул пальцем в Принца. – Все чаще и чаще нам стали попадаться дела с генномодифицированной дрянью. Правильно? Ты стал гоняться по стране за любыми слухами? Правильно? А банду с генномодифицированной икрой вычислил просто. Грузовая самоходная баржа оказалась приписана к службе доставки Астраханского филиала “Кока – Колы”. Но сколько бы баржа не маячила на горизонте, аксакалы продолжали торговать просроченной фантой, а не колой! Правильно?!
Я не врубался, с чего это мои мозги вдруг пробило на уже списанную в архив историю. Я вообще, кажется, потерял над собой контроль, и страх перед зеленым светлячком здесь ни при чем.
– Правильно, – с интересом уставился на меня собеседник. – Одно уточнение. Сейчас ты слово в слово повторяешь то, что я тебе говорил неделю назад. Ты в порядке?
Где‑то разбилось стекло. Не разлетелось в дребезги, а глухо лопнуло и пошло трещинами. Толстое стекло иллюминатора, его с одного удара не выбьешь. Принц посмотрел на часы и сказал.
– Вооружаемся, джентльмены.
Черт, мне не согнуться. Не потому, что трещала голова, разве я раньше по башке не получал? Но, если бы Принц дождался бы моего ответа на свой вопрос, то услышал бы: «Я не в порядке. Я очень не в порядке».
Со мной творилось что‑то странное, и я терял мало – мальский над собой контроль. И душу мне заполняли разные страхи, откуда только что бралось.
Я знал, что из где‑то внизу разбитого иллюминатора на палубу выползает жуткая тварь. Точь в точь из фильма «Чужие». Она пряталась в трюме и теперь мечтает забраться на капитанский мостик, для этого ей хватит двух минут.
Еще я знал, что мы обязательно врежемся в айсберг. И мог смотреть лишь вперед, по ходу движения судна, как образцовый вахтенный. Стиснув зубы, чтобы не заорать от ужаса.
Чух – чух – чух, чух – чух – чух.
Принц рухнул передо мной на колени. Хорошо, что этого не видел Отец, он бы усмотрел посягательство на честь государства.
– Что вы пили, сэр? – тоже сжав зубы, но уже от злости, прошипел мой хороший друг.
– К – люквенный экстракт, – сказал я, дрожа от страха, но при этом еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть от щекотки.
Кобура, закрепленная на голени, стала легче. Теперь у нас есть два парабеллума. Все, что удалось протащить через таможенный контроль.
Иллюминатор все‑таки высадили.
– Я з – заметил, – сказал я, выталкивая слова языком, как кислые сливы, слишком плотно набившиеся в рот: – я смотрел и з – заметил. По левому б – борту. Иллюминатор грузовой п – алубы. Пожарным б – багром.
– Значит, не зря смотрел, – похвалил его высочество философски. – Четырнадцать часов плаванья. Кто‑то крушит багром иллюминаторы, хотя ни одна дверь не заперта.
– Т – тамара в каюте, – сказал я и чуть не заплакал от ужаса.
Я представил воющую многорукую толпу, ни хрена не понимающих по – русски матросов, через которых придется пробиваться и вытаскивать Тамарку, только что с таким трудом туда запихнутую. Все усилия насмарку. Да и жизнь, в общем‑то тоже…
Пощечину я не столько ощутил, сколько услышал, но она привела меня в сознание. Свинги у Принца легче моих, но кое – чему я его научил.
– Внизу!
Дверь внизу все‑таки открыли. Мне не мерещилось. Но сперва по ней молотили изнутри. Аккуратная, как и всюду на судне капитана Грина, покраска была в шрамах от пожарного топора. Два малайца выбрались на палубу, у одного топор, у другого в кровь ободраны руки. Что там еще висит на щите для пожаротушения, кроме багров и топоров? Ведра, кажется.
Зеленая точка заплясала вокруг матросов, потом широко, словно вычерчивая нужную формулу, переметнулась на капитанский мостик, на спасательный круг с надписью ZIEMS-2, потом на нас. Ослепила зеленым. Светили не со спутника, а с воды. Почти прямо по курсу, градусов семь. Корабль без ходовых огней.