– Во Франции очень суровое наказание за пиратство… – Рыжий даже зажмурился, словно решил вдруг уснуть в тени козырька своей капитанской фуражки.
Было слышно, как снаружи свирепствует ветер, и кто‑то топает брезентовыми сапожищами.
– Отцу придется срочно вылететь с государственным визитом в Париж. А дальше сообщения новостных каналов о поимке пиратов сменятся куда более интересными новостями. Россия не видит ничего плохого в румынских локаторах… Россия не настаивает на соблюдении прав старушек в Финляндии… И снова готова импортировать «Боржоми»… Потому что главным пиратом окажется его чадо.
Рыжий хохотал. Хохотал как редко позволял себе в присутствии Князя. Сквозь слезы простонал:
– И Сережу Вихоря наконец‑то отправят по прямому его назначению, учить подростков самбо на стадионе «Динамо»! Главное, чтобы Отца удар не хватил!
– Незаменимых людей у нас не бывает! – твердо сказал Князь: – так что пошли им в трюм минералочки.
– А если откажутся? – уточнил Рыжий. И почувствовал, что зря спросил. И так ведь ясно.
– Тогда пусть доктор их осмотрит, – в голосе Князя и впрямь послышалось раздражение, но объяснялось оно другим. – Объявивших голодовку пленных должен осматривать врач, вот пусть и осмотрит. Потому что если они у нас тут загнутся раньше времени, Отец сгоряча пожалуй объявит морскую войну Французской республике, да еще и выиграет, не дай бог.
– Доктор сейчас осматривает Тамару…
– А вот хватит ему осматривать Тамару! – резко оборвал Князь: – два укола сделать, чтобы девчонка до Москвы не проснулась, трудно что ли ему, хрену старому? Все, Рыжий. Я на аэродром. А вы разгружайте, разгружайте. Через час «Майя Плисецкая» со своей последней тайной на борту, должна быть готова к отплытию.
Это явно было не судно капитана Грина – трюмную дверь изнутри изъели ржавые разводы. Правда, это не мешало ей плотно и надежно прилегать к металлу переборки. Стекла в двери не предполагалось, но отверстие закрывала решетка. Можно было видеть длинный металлический коридор, узкий и низкий.
– Лесовоз мне передал в лизинг рыжий конопатый посредник со странным акцентом. По бумагам все было стерильно, будто в реанимации.
– Я давно подозревал, что настоящих сомалийских пиратских баронов следует искать не на Тортуге, а в Москве.
В дальнем конце коридора у трапа, задраенного люком, угадывалась кнопка тревоги. Раз в два часа по железному потолку слышались тяжелые шаги. Люк приоткрывался, и по трапу спускался человек в черном комбинезоне и маске. Осматривал, на месте ли дверь, не пора ли нажимать кнопку тревоги. И это единственные минуты, когда раскаленный, пахнущий железом и гнилью воздух в трюме слегка колыхался, создавая видимость прохлады.
Но на этот раз за тяжелой поступью над головой, за режущим уши визгом затвора люка и скрипом ступенек трапа последовал оклик. Хриплый, насмешливый, но зато по – русски:
– Эй, терпилы!
Гостей оказалось трое. Двое, поблескивая белками глаз в прорезях масок, остались у тревожной кнопки, держа пальцы на спусковых крючках своих неразлучных автоматов. Третий, самый крупный и плечистый, дошел до двери, отпер здоровенным ключом и осторожно вошел в трюм.
Четверо пленников в четырех углах квадратного помещения лежали и сидели на досках от разбитых ящиков. Симметрия объяснялась просто – в стены было вделано именно четыре талевых кольца, и короткие цепи от стянутых за спиной рук каждого тянулись именно к ним.
– Ну что, скотобаза? – спросил дружелюбно вошедший, и бухнул посреди трюма, прямо в лужу ржавой воды, затянутую в полиэтилен упаковку пластмассовых бутылок, красивых, зеленоватых, с рельефным изображением скачущего оленя на крутых боках: – Пить хотца?
– Мне нужен врач… – простонал из ближайшего угла капитан Грин. Белая его рубашка давно уже переняла цвет ржавчины с окружающих стен, а отличные сапоги с набойками лежали рядом, похожие на двух убитых крокодилов. – Я был в Родезии. У меня пятидневная малярия.
Не обращая на него внимания, рослый пират прошел в другой угол, где, сложив ноги в полулотос, сидел длинноволосый, спокойный, хотя сильно осунувшийся и опять небритый Принц. Галстук с него сорвали еще на «Мистрайзе», не столько потому что в нем была рубиновая булавка, сколько из‑за ироничности Принца, вежливо предложившего пиратам оборвать ему воротник и рукава, чтобы исключить возможность самоубийства ампулой с ядом.
– Здорово, тварь, – сказал пират, садясь рядом на корточки и левой рукой приподняв маску на лице, бесцеремонно вздернул подбородок принца правой, чтобы тот взгляда не вздумал отводить.
– Чингачгук, – хрипло выдохнул Вихорь.
Бывший шофер из заполярного города Окладинска невольно оглянулся, хотя и знал, что Вихорь примотан надежнее других, висит на толстой цепи, дважды прикрученной к стене, как на дыбе.
– Заткнись, денщик! – приказал он: – у меня аудиенция с их высочеством. Что, Принц, несладко?
– Если бы не я, Кравченко застрелил бы вас, – сухо напомнил Принц. – Не забывайте этого.
Вместо ответа Чингачгук с размаху ткнул пятерней в лицо собеседника, тот, правда, успел отклонить голову, и удар получился вскользь.
– Вот тебе мое спасибо. Я тебя тоже не застрелю. Мы с тобой вместе поплывем, через час. Пей давай! Глотай!
Выдрав из упаковки одну бутылку, Чингачгук отвернул ее пробку, облив свои руки пузырящейся водой, и придерживая Принца за голову, чтобы назад запрокинуть и рот открыть, вылил почти половину. Принц сначала пытался сопротивляться, потом вроде бы стал пить, но этим разозлил своего тюремщика еще больше. Чингачгук отбросил бутылку и поднялся. Слышно было, как гулко булькая вытекает «Боржоми».
– Не надо меня дурить! Пьет он… Актер дешевый… Все, блин, сами виноваты, скотобаза… Кому тут плохо, кто болеет? Сейчас за вами доктор придет. Доктор у нас хороший. Грамотный… Правда он вам больно сделает… По – быстрому всегда больнее…
Он нацелился было пнуть Вихоря под ребра, но тот молча и исподлобья глянул так, что Чингачгук решил не рисковать. Семена Цаплю, еще одного пленника, бить совсем не хотелось, такой у украинского старпома был кроткий, страстотерпимый вид. Его и приковали‑то больше так, для порядку.
Лязгнула дверь. Автоматчик задраил люк. Прогрохотали шаги над головой.
Пять бутылок торчали посреди трюма, зазывные, прохладные на вид, полные воды. Последние капли вытекали из той, что валялась рядом с мокрым повисшим на цепи, Принцем. Но вот он открыл глаза. Подтянулся и сел, опять в полулотос. Помотал головой в разные стороны, как длинноухая собака, вылезшая из пруда. Двинул плечами и вытащил из за спины сначала одну руку, потом вторую.
– Чтоб тебя черти подрали! – сквозь зубы, но вполне здоровым голосом пробормотал Грин: – как ты это делаешь, все понять не могу.
– Китайские фокусники… – добродушно сказал Семен Цапля…
– Я слышал уже, что китайский фокусники! – огрызнулся капитан Грин на своего старпома. – Я уже второй день знаю, что китайские фокусники напрягают мышцы, когда им сковывают руки, а потом, расслабившись, выскальзывают из оков. Но у меня‑то не получается. Что у меня, мышцы меньше, чем у тебя, Командор, что ли?
– Может быть ты хуже умеешь расслабляться, – предположил Вихорь. – А мы, что так и останемся, Принц, повисим пока?
– Минуточку, сэр.
Принц без спешки, но проворно раскатал рукав, отстегнул рубиновую запонку. Сильным движением пальцев выкрутил из нее драгоценный камень, и удовлетворенно кивнул, увидев в углублении под ним несколько маленьких, похожих на хлебные крошки круглых таблеток бурого цвета. Одну он без промедления кинул себе в рот и, не запивая, проглотил.
– Леденцами балуемся? – язвительно спросил Вихорь.
Его всегда немного задевало, когда узнавал, что у подопечного находится некий козырь, о существовании которого он, заслуженный денщик Российской Федерации, даже не подозревал. Сейчас сюрприз был не столь обидный, как вчера, когда Вихорь понял, что вторая рубиновая запонка, представляет собой небольшую универсальную отмычку.
– Сейчас сам попробуешь, – пообещал Принц, приступая к процедуре отпирания замков на цепях. – сейчас вы все, джентльмены, с удовольствием попьете этой целебной воды, презрев предостережения Роспотребнадзора. Закусив этими таблетками, вы сможете это делать совершенно без опасений.
Семен Цапля взял таблетку сразу, Вихорь, усмехнувшись, тоже. Капитан Грин оказался упрямее.
– Съешьте, сэр, – чуть жестче велел Принц: – не время для недоверчивости. Обезвоживание вредно сказывается на организме, а в ближайший час нам понадобятся все силы.
– Я просто не хочу еще раз, – глаза Грина, все в красных прожилках от лопнувших мелких сосудов, смотрели прямо: – Вы этого не испытали ни разу, Вихорь с Семеном выпили по полстакана морса. А я чуть не сдох, честно говоря, и чуть не спятил. Хуже было только в Родезии.
– Вас проклял местный колдун?
– Зря смеетесь, Командор. Местные жители считали именно так, ведь накануне я его отметелил… Некоторые расхождения в отношении к дамам… Не надо ржать, Вихорь, именно так и было… И стал хлеб мой проклят, так говорили местные, но я их не слушал, и второй раз бить колдуна не пошел… пошел за сорок километров в миссию, и там мне объяснили, что это пятидневная малярия…
– Это не была пятидневная малярия, – сказал Принц и вновь самым дружеским образом протянул золотую коробочку, которой стала его запонка: – угощайтесь, сэр. Вы знаете, за что был посажен в тюрьму небезызвестный маркиз Де Сад?
Грин, судя по всему, плюнул бы, если бы от жажды в горле не пересохло. Глядя волком, он выколупал одну таблетку, положил на язык, недоверчиво почмокал и запил водой из зашипевшей бутылки. Поморщился – солоно.
– За книжечки похабные, – предположил Семен Цапля, при помощи Сергея Вихоря освобождаясь от своих цепей.
– Это верно только наполовину, – улыбнулся Принц. – маркиз пристрастился к писательству уже будучи заключенным. Поскольку он сидел во французской тюрьме, его охотно печатали за Ла – Маншем, в Англии. И когда революция открыла двери Бастилии, храбрый маркиз примкнул к революционерам и благополучно дожил до времени, когда к власти пришел Бонопарт. Личность правителя восхитила даровитого писателя, и он презентовал полное собрание своих сочинений новому императору. Тот поблагодарил. Прочел несколько страниц. И велел автора этих книжечек засадить в тюрьму опять, пожизненно и безвыходно.