— Формально нет. А фактически есть, — развел руками Дэвид. — Увы! Я в этом неоднократно убедился сам. Его книги действительно продаются… как это говорится по-русски?… Из-под полы! Мы с вами думаем здесь у нас в Америке, что там — в России — уже действительно начались процессы развития демократии. На самом деле все не так.
— Но я видел практически все отчеты лаборатории «Зет» своими глазами, — вмешался в их разговор профессор Фирсман. — В них, к примеру, приводятся данные об организации законотворческого процесса. О том, как проходят законы через вашу Государственную Думу. Там по каждому закону проводятся целых четыре чтения. А перед этим их еще рассматривают думские комитеты. Такого нет даже во многих солидных парламентах. Или это не так? — Он повернулся к Воронцову.
— Да, господин профессор, вы правы. Если только не учитывать одну маленькую детальку. И заключается она в том, что решение принимает вовсе не Дума. Это только видимость демократии. — Воронцов грустно вздохнул и сделал маленький глоток кофе. — На самом деле, все решения первоначально принимаются в администрации президента. Затем их спускают в правительство. И только затем дают указание послушной пропрезидентской группировке в Государственной Думе, которая, не вдаваясь глубоко в суть вопроса, голосует. И утверждает это порой совершенно неприемлемое решение.
— Здесь, конечно, есть над чем задуматься… И все-таки. Вы же не будете отрицать, что за последние десять лет общий уровень демократии в вашей стране значительно возрос?
— Да, не буду. Но опять-таки с одной маленькой деталькой. Эта демократия у нас сегодня полностью управляема! Разве вы можете допустить даже мысль об этом здесь — в Америке?
Профессор Фирсман тоже сделал маленький глоточек кофе и задумчиво проговорил:
— Безусловно, здесь — в Америке — такое невозможно. — Он сделал особый акцент на слове «такое». — Но надо понимать, что Америка — страна особая. Не допуская подобного у себя дома, она пытается внедрить принцип управляемой демократии по всему миру. Такова наша главная геополитическая доктрина. — Профессор на мгновение задумался и, глядя на полки с книгами философов, продолжил. — Когда-то Старый Свет вытолкнул из себя всех самых предприимчивых и самых вольнолюбивых своих граждан. Отправил их в вечное изгнание. Безусловно, вместе с этими лучшими людьми сюда — в Америку — прибыло и огромное количество всякого сброда. Но изначально в нашей нации был заложен дух протеста в отношении всего того, что делает Старый Свет. Нам пришлось выживать в сложнейших условиях. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. И кто сегодня может винить нас за то, что мы выстояли в этой суровой борьбе?
— Но ведь в этом есть и другая сторона медали! — Воронцов поставил на стол чашку, подошел к висящей на стене карте Америки и ткнул пальцем в самую ее сердцевину. — Не надо забывать о том, что в этой борьбе за выживание переселенцы фактически уничтожили или поработили сотни тысяч коренных жителей континента. Их попросту загнали в резервации. Асами, как вы говорите, несчастные переселенцы друг друга чуть не перестреляли в борьбе за лучшие участки земли или сферы влияния. Мы сегодня очень часто слышим о суровости американских законов. Но, если вспомнить, первым американским законом был закон Кольта. Вы понимаете, о чем я хочу сказать.
— К сожалению, да, — развел руками Фирсман.
— Так вот. Уж очень ваши законы похожи на законы преступного сообщества. В котором тоже все строится на очень жестком регламенте, нарушение которого карается только одним — смертью! И потом, не надо забывать о целой эпохе в истории Америки, которую называли «свиной торговлей». Я имею в виду торговлю рабами.
— Да. Все это так. — Развел руками профессор Фирсман. — Но у вас в России эта самая торговля рабами существует до сих пор. Насколько мне известно, у вас на Северном Кавказе до сих пор крадут людей и загоняют в рабство. Впрочем, это не только на Северном Кавказе. У вас есть скрытые формы рабства. Например, ваша армия, в которой солдаты фактически являются бесправной скотиной, которая день и ночь работает на того, на кого им укажет их командир.
— Мне тоже здесь нечего возразить, — вздохнул Воронцов. — Но что вы предлагаете? Дэвид мне сказал, что вам удалось познакомиться с основными положениями «Русского проекта»? В чем они, если не секрет?
— Вообще-то это секрет. И наши аналитики из лаборатории хранят его за семью печатями. Но поскольку я не давал подписки, то не обязан хранить в себе эту информацию. Кроме того, все это, — он кивнул головой куда-то в сторону окна, — мне чрезвычайно не нравится.
Профессор Фирсман прошел к одному из шкафов, открыл дверцу и достал с полки небольшую папку.
— Вот здесь некоторые положения проекта. Я специально сделал по просьбе Дэвида для вас копию. Думаю, что особый интерес составит раздел о деятельности ваших российских чиновников. Можете в спокойной обстановке с этим ознакомиться. Но сразу скажу: думаю, что вашу страну — Россию — ждут очень непростые времена. И корень здесь надо искать не в нас — американцах. Корень ищите в себе.
Фирсман передал Воронцову папку и вновь выглянул в окно.
— Кетти! А ты собираешься покормить наших знатных джентльменов? Тем более что профессор Воронцов с дороги и очень устал! Пожалуйста, открой верхнюю гостевую комнату и постели нашему гостю постель.
20
Из записок профессора Воронцова
«Из представленных мне доктором Фирсманом материалов совершенно явственно прослеживается главная задача «Русского проекта». Она предельно проста: добиться окончательного распада России на множество мелких самостоятельных территорий.
Я уже давно пытаюсь анализировать складывающуюся в нашей стране ситуацию за последние двадцать лет. И выводы весьма неутешительны.
К сожалению, нам не удалось избежать участи всех супердержав, которые сложились и существовали в истории за счет режима сильной власти. Или мощной единой политической идеологии. Этот исторический феномен уже неоднократно описывался разными авторами. В частности, о нем говорит один из самых ярых врагов России (что не делает его мнение менее важным, а, может быть, именно в силу этого даже более важным для нас) — бывший советник президента США по национальной безопасности поляк Збигнев Бжезинский. Он сравнивает нынешнюю Россию с некогда существовавшими империями: Великой Римской империей, Монгольской Золотой Ордой, Поднебесной империей династии Цинн, Британской империей периода ее колониального могущества. И делает весьма серьезный вывод: у России сегодня нет той стержневой опоры, на которой она в состоянии держаться. А, следовательно, распад ее неизбежен. И чем быстрее это произойдет, тем это будет лучше для всего мира. Но в первую очередь для жителей самой России.
Очень часто задумываюсь над этой на первый взгляд совершенно абсурдной мыслью. Пытаюсь понять, в чем же неправ этот хитрый поляк? Корректно ли подобное историческое сравнение и подобные исторические аналогии?
Но для этого необходимо все-таки понять, что может являться тем основополагающим стержнем, на базе которого будет крепиться фундамент единства России. Возможно ли сегодня в столь непростой исторической ситуации найти те самые связующие звенья, которые не позволят развалиться всей цепочке?
Видимо, такие цементирующие элементы есть.
В первую очередь, это единая сбалансированная экономическая система.
Но самое главное — это единая национальная идеология. Именно, национальная, а не политическая. Потому что политическая идеология всегда во главу угла ставит интересы конкретной группы людей, конкретного класса, конкретного клана. Единой политической идеологии для огромного государства не может быть по определению. Это полный абсурд. Весь ход мирового исторического развития это доказал неоднократно. Что касается идеологии национальной, то она не обязательно должна отражать интересы только одной национальности. Национальная — не от слова «национальность», а от слова «нация». Это явление более высокого порядка. Нация может объединять в себе представителей многих национальностей и народностей, населяющих территорию страны.
Когда-то Владимир Ульянов-Ленин писал о праве наций на самоопределение. Это утверждение — огромная ошибка и сильнейшее историческое заблуждение. Если внутри нации начинается расслоение и центробежные силы, она перестает быть нацией. Это уже просто некое временное объединение, которое при любой первой возможности распадется на тысячи мелких кусков.
Что же тогда способно сохранить нацию? Что лежит в самой ее основе?
Безусловно, это Национальная Идея. Причем, она может быть не единичной. Может существовать целый набор Национальных Идей.
Тогда возникает законный вопрос: что же такое Национальная Идея? Как она возникает? И как она воплощается?
Можно ли считать то, что предлагал Адольф Гитлер Национальной Идеей Германии? Или то, что пытался осуществить Наполеон Бонапарт для Франции?
Нет! Ибо, Национальная Идея — это целый комплекс мировоззренческих положений и реальных политических шагов, которые принимаются для того, чтобы народ, живущий в данном конкретном государстве, не просто обрел благополучие и достиг процветания. Но чтобы при этом он не потерял своего лица и облика человеческого.
Когда-то во имя Святой Христианской Церкви совершались походы к Гробу Господнему. Как тогда казалось, во имя блага человечества и ради спасения души человеческой уничтожались другие тела и души человеческие. Великая цель, облеченная в кровавые одежды святой инквизиции, моментально превратилась в жалкое уродство и величайшее преступление.
Национальная идея, замешанная на крови людей другой нации, непременно приведет к гибели тех, кто эту идею попытался претворить в жизнь.
Итак, какова же может быть сегодня Национальная Идея для России?
Мне думается, что одной из основных Национальных Идей для России может стать сохранение и воспитание подрастающего поколения в духе любви, уважения и понимания своей национальной истории, своих национальных традиций, своей национальной культуры. Наша история чрезвычайно непроста. Наша культура чрезвычайно многослойна. Наши традиции чрезвычайно самобытны. И именно в этом вся прелесть нашей Национальной Идеи. Россия может стать либо ярчайшим примером осуществления уникальной Национальной Идеи, либо ярчайшим примером самой страшной Национальной Трагедии.