— Какое там — выспался?! — заорал Сырков. — После того, что наслушаешься перед сном на твоем канале, разве уснешь?
— И чего такого интересного ты вчера услышал от нашей Оленьки, что даже спать после этого не смог?
— Ничего! — отрезал Сырков. — Пусть твоя полоумная дура больше не выступает! А то мы ей быстро крылышки подрежем!
— Владилен Михайлович! Вы никак угрожать начали? Смотри-ка, дружок, это чревато последствиями. Как бы чего не вышло.
— Старая карга! — рявкнул Сырков и бросил трубку. Затем схватил ее вновь и набрал другой номер. — Миха? Это Влад! В общем так! Продумай, пожалуйста, вопрос о том, чтобы эту чертову телекомпанию… ну которая ведомству Чубчика принадлежит… срочно перекупить! Нам пора с их вольницей кончать. А уж потом мы уберем оттуда и эту дуру Лесновскую, и всех ее вшивых комментаторов!
Опустился в кресло и уставился на портрет президента.
Из всего этого короткого, но бурного разговора Сурок понял только то, что его хозяин не всегда галантно общается с женщинами. И это стало для него настоящим большим разочарованием, от которого остался тяжелый осадок в душе.
Не в силах сдержать своих нахлынувших чувств, он присел на задние лапы и завыл.
Заслышав странные звуки где-то в самой глубине кабинета, Сырков оторвал свой взор от портрета и прислушался. Но через некоторое время понял, что эти звуки исходят от него самого.
Он сделал над собой усилие и попытался сосредоточиться.
Но все было тщетно. Тогда он вылез из-за стола, встал посреди кабинета и принял свою обычную позу — левую руку на грудь, правую сзади — закрыл глаза и пустился вскачь по кругу.
Когда Света заглянула внутрь, чтобы сообщить о том, что к нему идет Сочин, она в ужасе отпрянула назад.
Но Игорь Иванович уже шагнул в открытую дверь и, стоя на пороге, с удивлением наблюдал представшую его очам уникальную по сюжету картину…
36
Осень началась в этом году довольно рано. С конца сентября зарядили постоянные нескончаемые дожди. Листья кленов, так и не успев расцвести всей полнотой красок, грустно попадали с деревьев на мостовую и превратились в кучи серого промозглого мусора.
Сойдя с трапа самолета в Шереметьево, Виктор Петрович понял, что тепла больше в этом году не будет.
Сонная пограничница на пункте паспортного контроля посмотрела на него как-то вяло и недружелюбно. И тонким писклявым голосом спросила:
— С какой целью летали в Америку?
— Это была деловая поездка по приглашению, — как можно более спокойно ответил Воронцов.
Пограничница с треском шлепнула в его паспорте штамп и бросила его на прилавок к самому носу профессора.
Но он уже не обращал внимания на эту мелочь. Главное — он теперь дома.
Виктор Петрович вышел в холл аэропорта и остановился в раздумье.
Куда теперь?
Всю дорогу в воздухе он думал над тем, что теперь делать. Идти со своими материалами в спецслужбу? Но к кому?
Передать их одному из своих друзей в Государственной Думе? Но что тот будет с ними делать? Устроит из этого очередное политическое шоу?
От этих размышлений даже разболелась голова.
Он вышел на улицу и поманил пальцем стоящее рядом такси. Затем рассеяно погрузился в него и очнулся только после вопроса водителя:
— Куда едем, господин хороший?
Воронцов на некоторое время задумался и вдруг твердо произнес:
— Поехали на Новую Басманную! — Потом добавил: — А там — в школу.
— В школу так в школу, — послушно повторил таксист и начал выворачивать со стоянки.
На пороге школьного здания Виктора Петровича встретил суровый охранник. Он решительно преградил ему путь, подозрительно поглядывая на тяжелый дорожный баул, и грозным голосом спросил:
— Куда? К кому?
— Я к своему товарищу.
— К какому еще товарищу? Здесь учебное заведение!
— Я понимаю. Но директор школы — Юрий Семенович — мой старый товарищ.
— Подождите, — несколько смягчился охранник. — Сейчас я о вас доложу. Как вас представить?
— Скажите, что приехал профессор Воронцов.
Охранник набрал номер телефона и доложил о прибывшем.
Через две минуты где-то внутри вестибюля возникла большая грузная фигура и уже через мгновение Виктор Петрович оказался в объятиях своего друга.
— Витька! Ты откуда? Вот не ожидал тебя сегодня увидеть!
— Да я прямо с самолета. Еще даже домой не заезжал.
— Ты здорово сделал, что прямо к нам! Идем быстрее ко мне! Сейчас по чашке чаю с дороги выпьем! Да брось ты свой баул! Ребята его притащат в канцелярию!
Охранник моментально подхватил из рук профессора большую увесистую сумку и побежал впереди них. Воронцов, показывая взглядом в сторону удаляющегося парня в камуфляжной форме, хотел было задать вопрос. Но Юрий Семенович опередил его. Он махнул рукой и проговорил:
— Не обращай внимания! У нас теперь, после бесланских событий, очухались и решили охранять школы от террористов. Вышестоящее начальство всех обязало заключить договоры с охранными фирмами. Поэтому в школу теперь просто так не войдешь. Как будто эти террористы не найдут других путей проникнуть сюда!
За чашкой чая друзья разговорились.
Сначала Юрий Семенович скороговоркой поведал о всех превратностях наступившего учебного года.
— Понимаешь, Витюш, я работаю в системе образования уже более тридцати лет. Мы с тобой пережили множество всяких реформ. Но то, что происходит сегодня, не поддается никакому сравнению. Вот здесь, — он показал рукой на заваленный бумагами стол, — огромная масса всевозможных инструкций и указаний, которые я как директор должен выполнить. Но это же уму непостижимо! Складывается впечатление, что там — наверху — сидят не просто безмозглые люди. По-моему, главная их задача — окончательно разрушить все то, что мы с тобой создавали все эти годы. Каждый год мы начинаем в условиях неимоверного стресса. Переступая первого сентября порог школы, ни я, ни мои учителя, ни родители, ни дети не знают, что нас ожидает впереди. У нас до сих пор нет образовательных стандартов. Потому что всерьез воспринимать вот это, — он придвинул к Воронцову толстую замусоленную книжку, — просто невозможно. Это ведь — чушь собачья!
Виктор Петрович открыл книжку и прочел на первой странице: «Примерные программы и стандарты общего среднего образования».
— И дело даже не в том, что по этим программам просто невозможно работать, — продолжил Юрий Семенович. — Складывается впечатление, что все это писали люди, ни разу не бывавшие в школе. К тому же теперь придумали какой-то единый государственный экзамен.
Это вообще какая-то угадайка! Мы на протяжении многих лет учим ребят ответственно и с уважением относиться к знаниям. И вдруг нам предлагают выпускные экзамены в школе проводить в форме какой-то викторины с тестами. А тесты эти имеют две крайности. Они либо рассчитаны на полных идиотов, либо на невероятных гениев. Но самое страшное — принимать в вузы теперь будут тоже по этим идиотским тестам. Я боюсь, что ни один нормальный ученик по ним не поступит. Зато кто-то очень хочет уничтожить разработанную нами с тобой систему школа-лицей-вуз. Им, видите ли, не нравится, что наши дети уже начиная с девятого класса работают с вузовскими преподавателями. Не нравится, что, окончив школу, они сразу становятся студентами второго курса безо всяких вступительных экзаменов. Ну скажи, кому это мешает?
Юрий Семенович в сердцах бросил на стол наполовину пустую пачку от сигарет и побежал к стенному шкафу. Достал из него целую пачку грамот и дипломов. Разложил их веером и, по очереди показывая товарищу, продолжил:
— Вот это все — не ради бахвальства! Это результат нашего труда! За всеми этими бумажками стоит величайший, можно сказать, подвиг моих учителей. Когда у тебя нет ни денег, ни материального обеспечения. Когда к тебе приходят только с претензиями. Когда помощи ждать фактически не от кого. Мои учителя делают невозможное. Но самое главное — ты посмотри на лица наших детей! — Он открыл альбом, где на фотографиях буквально сияли физиономии счастливых ребят. — По-моему, ради этого стоит жить! И это не громкие слова, Витюш! — Он затянулся сигаретой и сделал глоток кофе. — Ты знаешь, я не мастак говорить громкие слова. Мы с тобой всю жизнь привыкли только вкалывать, не задумываясь о наградах. Но вот наша главная награда! — Он сделал еще один глоток кофе и, словно опомнившись, повернулся к Воронцову. — Впрочем, я все о наших мелких проблемах. Ты-то откуда свалился с таким огромным чемоданом?
— Я, Юрик, прилетел, можно сказать, с другой стороны земного шарика. Из Америки.
— Фьють! — присвистнул Юрий Семенович. — И чего тебя нелегкая туда занесла? Тебе что, здесь не хватает дел?
— Дел-то, конечно, и здесь хватает. Но, я думаю, не все в нашей сегодняшней жизни так просто. Сейчас я тебе кое-что покажу…
Воронцов полез в баул. Долго там ковырялся. И, наконец, извлек откуда-то с самого дна небольшую папку. Достал из нее пару листков и протянул Юрию Семеновичу.
— На-ка вот! Прочти для начала это.
Пока товарищ погрузился в изучение бумаг, Виктор Петрович с интересом прошелся вдоль шкафов, рассматривая огромную массу кубков и ценных подарков. Напротив одного из экспонатов остановился, достал его из шкафа и начал внимательно изучать прикрепленную к нему табличку.
Между тем Юрий Семенович, прочитав первый листок, вытащил из пачки очередную сигарету и нервно закурил. Дочитав все до конца, он повернулся в сторону Воронцова и глухо спросил:
— Витюш, неужели такое возможно? — И тут же замотал головой. — Нет! Этого никак нельзя допустить! Это же… — Он запнулся, подыскивая слова. — Это же конец не только России. Это конец всему… — Сделал большую нервную затяжку и бросил недокуренную сигарету в пепельницу. — Я не позволю этого сделать!
— Что мы с тобой можем сделать, Юрчик?
— Как это что? Мы с тобой — сила! А вот все эти твари… — Он схватил со стола пачку инструкций и бумаг и с размаху бросил их назад. — Все они — враги России. Враги наших детей! И мы этого допустить не должны!