Запомнилась режиссеру и произнесенная Сталиным фраза, когда, прощаясь, Черчилль сказал:
— Надеюсь, вскоре увидимся в Берлине.
— Милости просим к нам туда в гости, — ответил Верховный главнокомандующий с лукавой усмешкой.
У. Черчилль, Ф. Рузвельт, И. В. Сталин на Ялтинской (Крымской) конференции трех держав. 4–11 февраля 1945. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1693. Л. 53]
Потом Герасимов руководил съемками Потсдамской конференции и был поражен тем, как англичане унизили своего премьер-министра. Этот толстый сигарофил на какие только подлости не шел, спасая свой народ от потерь, открытие Второго фронта вон куда оттянул, и вот вам, сэр Уинстон, благодарность — он еще не закончил переговоры о послевоенном устройстве мира со Сталиным, а в Англии его уже переизбрали, и Уинни Пух, как его звали англичане, покидал сердце Германии, а вместо него уже снимал перед всеми шляпу новый премьер — лейборист Клемент Эттли, такой же плешивый, как… Ёлки-палки! Да ведь внешне он словно родной отец Герасимову, и, когда Сергей Аполлинарьевич руководил съемочным процессом, министр иностранных дел Великобритании, новый, уже не Иден, а Бевин, подметил сходство и в шутку спросил:
— Сэр Клемент, вы, часом, в начале столетия не бывали в России? Вы ведь тогда придерживались социалистических взглядов.
У. Черчилль, Г. Трумэн, И. В. Сталин на Потсдамской (Берлинской) конференции трех держав. Июль 1945. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1697. Л. 8 об.]
Герасимову эти слова перевели позже, и он сердито пробурчал:
— За такие шутки в зубах бывают промежутки, говорят у нас на Урале. Уж мой-то отец — не чета этому фендрику.
Конечно, он видел разницу между теми, кто заканчивал переговоры со Сталиным в Ялте, и теми, кто улетал из Германии после Потсдамской конференции. Благородный и величественный инвалид Рузвельт и смешной, подлый, болтливый, но все-таки фигура — Черчилль. Эти новые, что американский Трумэн, что этот англичанин Эттли, — две крысы по сравнению с предшественниками.
Герасимов видел, что Сталин не очень доволен итогами войны, и прежде всего тем, что американцы и англичане, уже с марта не испытывавшие сильного сопротивления со стороны немцев, оттяпали себе втрое большую территорию Германии, нежели наши, ту, которую занимали наши солдаты, доблестно воевавшие против так отчаянно сопротивлявшегося врага. Посол США в СССР Гарриман во время конференции спросил:
— В сорок первом году немцы стояли у ворот Москвы, и теперь вам, должно быть, радостно делить с нами поверженный Берлин?
К. Эттли, Г. Трумэн, И. В. Сталин на Потсдамской (Берлинской) конференции трех держав. Июль 1945. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1697. Л. 25]
Сталин горько усмехнулся и ответил:
— Мне? Радостно? Да что вы! Царь Александр, помнится, до самого Парижа дошел.
А между двумя конференциями — памятное участие в съемках Парада Победы. Режиссеры были другие, но он как руководитель студии документалистики нес ответственность. Сталин сам собирался въехать на Красную площадь на белом коне, но во время предварительной репетиции не удержался в седле и упал. Хуже, если бы упал во время самого парада. Полсотни операторов расставили по всей главной площади страны, и все хорошо, но никто заранее не предупредил о том, что к подножию Мавзолея станут швырять немецкие знамена, ассистент оператора успел повернуть объектив, но получилось не во всей красе, и потом еще доснимали отдельно, как падают знамена врага. Словом, все обошлось, и по шапке не надавали.
Парад Победы на Красной площади.24 июня 1945. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 132. Д. 295. Л. 18]
С художественным кино у Герасимова получился затяжной трехлетний кризис, и он на время ушел в преподавание, к тому же с сорок третьего года у него учились очень талантливые ребята: красавец-фронтовик, хохол Сережа Бондарчук, сибирячка Инна Макарова, между ними уже вовсю любовь-морковь; две Люды — Иванова и Шагалова, еще один фронтовик — Глеб Романов; Женя Моргунов, Рита Жарова, две красотки — Клава и Клара — Лепанова и Лучко. Ему очень хотелось всех их задействовать в новой картине. И сюжет пришел из жизни и литературы: молодость, убитая войной. Мальчики и девочки Краснодона.
С осени сорок третьего о них писали во всех газетах, в сорок четвертом появилась книга «Сердца смелых», писатель Александр Фадеев поехал в Краснодон собирать материал, и в сорок шестом вышел его роман «Молодая гвардия», а сам Фадеев стал генеральным секретарем Союза писателей. Но еще раньше, подружившись с Александром Александровичем, Герасимов договорился с ним, и тот давал ему готовые главы романа в машинописном виде — полуслепые подкопирочные листы. По ним с ходу разыгрывали сцены, и получался студенческий спектакль. Новая работа захватила режиссера, он уже понимал, как станет снимать фильм. Из молодогвардейцев выделили драматургический костяк: Олег Кошевой, правильный пылкий мальчик; Серега Тюленин — бывший хулиган, свое озорство обративший в дерзость по отношению к врагу; лиричная Ульяна Громова, большеглазая красавица; озорная и веселая Любка Шевцова. Второго ряда герои: Толя Попов, Ваня Земнухов, Валерия Борц, Ваня Туркенич, Жора Арутюнянц, Володя Осьмухин. Центральные взрослые персонажи: мать Кошевого, конечно же — Тамара Макарова, и коммунист Андрей Валько, взявший молодежную организацию под свою опеку. В действительности Валько был одним из тридцати двух шахтеров, отказавшихся работать на оккупантов. В сентябре сорок второго немцы живыми закопали этих непокоренных в городском парке. Но Фадеев сразу понимал, что нужен коммунист-руководитель, хотя в реальности никто мальчиками и девочками не руководил, действовали они импульсивно, видя, что творят нелюди, изъясняющиеся каркающим языком.
Понимал это и Герасимов. Не первый год среди партийцев, сам член партии с сорок третьего. И с Большаковым в прекрасных отношениях. Даже однофамилец-агитпроповец Несвятой Георгий в последнее время перестал морщиться в его сторону. Идея экранизации фадеевского романа получила полную поддержку на всех уровнях.
— Товарищ Сталин сказал, что Герасимову верит на сто процентов, — передал Большаков и засмеялся: — Хоть, говорит, и похож он на Эттли.
Бедному Сергею Аполлинарьевичу и так уже все кому не лень говорили о сходстве с британским премьером, которого время от времени можно было увидеть на страницах газет или в киножурнале «Новости дня», что с недавних пор стали крутить в кинотеатрах перед основным сеансом. Это сходство допекало бедного Герасимова, кто-нибудь кому-нибудь в отдалении скажет: «Это ли не удивительно?», а ему чудится, про него говорят: «Эттли! Как удивительно!» Мол, удивительное сходство. Скорее бы этого плешивого черта переизбрали там, в чопорной Англии!
— Ну, не на Гитлера, и слава богу, — утешала Тамарочка. — Полно тебе, Сереженька, будто других забот не хватает.
А и действительно, наплевать! Эти Эттли приходят и уходят, а Герасимовы остаются на века.
Сценический вариант «Молодой гвардии» из четырех актов и тридцати шести картин лег в основу сценария в качестве экспликации. Роли распределились быстро, в основном среди своих ребят, только на Ульяну Громову вместо красавицы Лучко Герасимов взял с другого вгиковского курса Нонну Мордюкову, в статной девушке он почувствовал ту, о ком говорят: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Да к тому же родом с Донбасса. И на роль Тюленина он взял чужачка — Сережу Гурзо, из той же мастерской Бибикова и Пыжовой, что и Нонна. А на Кошевого вообще никого не мог подобрать, покуда режиссер «Союздетфильма» Эдуард Волк не присмотрел бойкого паренька в ГИТИСе и не привел на пробу. Бойкий паренек выглядел вполне на шестнадцать лет, как и было Олегу Кошевому, вот только этот Володя Иванов, как оказалось, прошел всю войну, лупил по фрицам из «катюш», потом служил разведчиком в отдельных истребительных противотанковых артиллерийских полках, трижды тяжело ранен, побывал в окружении, повидал, какие зверства творили человекоподобные существа, выдающие себя за немцев, румын, венгров. И после первых проб сомнения отпали — он! Внешне мальчик, а внутри — закаленная сталь. Так вжился в роль, что актеры, исполнявшие роли фашистов, жаловались режиссеру:
— Урезоньте своего Олега. Страшно играть с ним эпизод допроса и особенно последнюю сцену казни. Проходя мимо нас по коридору или еще где-нибудь, он скрипит зубами. Он на таком пределе, что может подраться с кем-нибудь из нас.
— Что я могу поделать, у Володи рефлекс на мышиную немецкую форму, — смеялся Сергей Аполлинарьевич.
Спектакль показывали в созданном в победный год Театре-студии киноактера на улице Воровского, бывшей Поварской. Герасимов придумал множество эффектов: артисты, играющие фашистов, входили в зал и усаживались на специально отведенные для них свободные места, а на сцене ребята изображали концерт. А когда горела биржа труда, на шторы проецировались языки пламени и тени мечущихся людей в легко узнаваемых немецких касках. Во время казни молодогвардейцев в зале стоял гул — плакали зрители! Успех превзошел все ожидания, актеров из театра выносили на руках, герасимовские мальчики и девочки вкусили по полной ложке меда первой славы.
Спектакль шел три-четыре раза в неделю, и все равно достать билеты на него было трудно. Фадеев приходил несколько раз, смотрел с восторгом и гордостью. Приходила одна из немногих спасшихся молодогвардеек, Валерия Борц, она училась в Московском институте военных переводчиков, на спектакле плакала и, познакомившись с труппой, пообещала дать все необходимые консультации. Приезжали в Москву из Ленинграда другие выжившие: Толя Лопухов и Жора Арутюнянц, тоже плакали и тоже радовались, что так воскресает подвиг их сверстников и друзей.
Обкатав актеров на спектакле, можно приступать к съемкам. Всю натуру снимали в Краснодоне возле тех самых домов, построек и шахт, где жили и погибали мальчики и девочки. Интерьеры жилищ тщательно сфотографировали и принялись строить в просторных цехах «Мосфильма». Здесь и начали первые съемки — сцену клятвы молодогвардейцев, которую они дают после того, как немцы живыми закопали непокорных шахтеров в Комсомольском парке. Шевцова, Земнухов, Громова, Кошевой, Туркенич и Тюленин: «Мстить беспощадно!.. Кровь за кровь, смерть за смерть!..» Такую исходную высоту задал Герасимов, и, как только сняли, киноэкспедиция отправилась в Краснодон.