— Не беда, — обнадежил Часовщик Ден. — Все сделаем в лучшем виде. Урок закончен.
Уходя Роун слышал, как Часовщик повторно прослушивает запись. С 10 до 12 у него было занятие с профессором Бьюли в одном из подвальных помещений. Когда Роун вошел, профессор уже ждал его, сложив руки на груди.
— Начнем. Какое имя вам дать? Мне кажется, вы похожи на Якова или Иосифа. Как вы думаете?
— Оба подходят.
— Хорошо. Тогда пусть Иосиф. А может, Георгий? Да, по-моему, Георгий даже лучше.
Он внимательно посмотрел на Роуна, затем отошел и изучил его на расстоянии.
— Несомненно, вы — Георгий. Так, теперь — отчество. Думаю, надо выбрать что-нибудь патриотическое. Чтобы было видно, как ваши высланные бабушка и дедушка любили Родину-мать.
— Может, Николаевич?
— Нет-нет. С таким отчеством вы сразу засветитесь. У нас был агент, он взял имя Николай. Так они ему мозги вышибли, когда он в туалете сидел. Без всякой причины. Я всегда объяснял этот провал именем. Думаю, Илья будет неплохо. Нет, это имя не подойдет. А может — Иван? Простота — лучше всего. Ну что, остановимся на Георгии, сыне Ивана?
Роун кивнул.
— Фамилия, думаю, должна быть громкая, историческая, хотя бы для грузин. Джугашвили — рискованно. Может заинтересоваться милиция. Как вам Давиташвили?
— Потрясающе, — отозвался Роун. — Только, боюсь, я никогда не выучу, как она пишется.
— А это и не важно, по легенде вы полуграмотный.
Георгий Иванович Давиташвили прошел за профессором в холл с личными шкафчиками.
— Вот этот — ваш. — Бьюли открыл дверцу и вынул мятую, пропахшую потом одежду. Ваша новая форма. Сняли три дня назад с крестьянина, он шел в Тбилиси.
— Постирать хоть можно?
— И испортить весь эффект? — возмутился Бьюли. — Если вы — крестьянин, вы должны есть, пить, спать и пахнуть, как крестьянин.
— Система Станиславского? — заключил Роун.
— Можно сказать. Правда, Станиславский не был родом из Де-Мойна в Айове.
Роун переоделся, стараясь дышать ртом.
— Да, — наконец произнес Бьюли, со всех сторон оглядев «Георгия», — да, из вас выйдет отличный крестьянин. Ну что ж, теперь остается выбрать родителей и пару родственников.
Когда профессор закончил, Роун переоделся в свою одежду и бегом бросился к себе. Проститутка лежал на его кровати и читал комиксы.
— Ну ты и воняешь, — заявил он. — Где тебя носило?
— А у тебя было индивидуальное занятие с Бьюли? — спросил Роун, стягивая одежду на бегу в ванную.
— Нет.
— Тогда узнаешь.
— Ты куда, старина? Ты же должен мыться только русской водой.
— Завтра узнаешь.
На обед Роуну достался густой овощной суп с черным хлебом и стакан чая. После обеда Роун поднялся на четвертый этаж, в импровизированный зубной кабинет. Роун решил, что зубной врач прибыл с остальным персоналом, раньше он его не видел. Врач объяснил, что придется удалить две пломбы и заменить их на пломбы из русского материала. Он сделал Роуну укол новокаина, взял ручной бор и начал высверливать пломбы. Бьюли рассказал Роуну его «зубную» историю. Георгий принимал участие в последних днях Сталинградской битвы. Зубы ему лечили в полевом госпитале после победы. По настоянию Бьюли врач пользовался старыми русскими ручными стоматологическими инструментами. Может, в этом и не было особой нужды, но результаты работы ручного и механического боров все же сильно отличались. Цемент, конечно, будет новый, но это всегда можно объяснить тем, что Георгию недавно поставили новые пломбы. А на вскрытии вообще объяснять ничего не придется.
По расписанию Роуну предстояли еще два часа индивидуальных занятий, но уже в другом месте и с другим инструктором. На этот раз он должен был предстать перед Гробовщиком в подполе. Очутившись там, Роун увидел настоящий арсенал. Гробовщик показывал Роуну русские винтовки и автоматы, из которых Георгий стрелял в Сталинграде. Целый час Роун учился разбирать и собирать их и еще сорок минут стрелял из них. Перед уходом Гробовщик дал ему толстый блокнот с подробным рассказом о Сталинградской битве и изображениями военной формы, знаков различия, военной техники, а также портретами военачальников и офицеров. Роуну было велено ознакомиться с этой информацией. Последняя часть блокнота состояла из тоненьких голубых листков. На ней была напечатана военная биография Георгия Ивановича Давиташвили. Это предстояло выучить наизусть.
Когда поздно вечером Роун вернулся к себе, на кровати он увидел стопку брошюр с запиской: «Ознакомьтесь до утра». Хотя никаких отметок на обложках не было, Роун понял, что взяты они из секретных фондов Агентства национальной безопасности. Это были сверхсекретные биографии и оценки членов ЦК КПСС и еще пятнадцати высокопоставленных чиновников. На последней брошюре Роун увидел приписку: «Представляет особый интерес». Это была биография Алексея Бресновича.
15Наблюдение
На завтрак опять была каша, правда, к диете добавился персик. Во время трапезы Уорд объявил, что за исключением отдельных занятий все участники операции будут общаться только на русском.
— Грузины говорят по-русски ужасно, — объявил Часовщик Ден на очередном занятии. — Надо освоить их произношение и манеру говорить. Мы начнем с детского сада и пойдем дальше, в школу. Вот ваши школьные учебники.
Он передал Роуну стопку тонких потрепанных книжек и включил проигрыватель.
— А вот ваши первые песенки, вы пели их в детстве.
Роун услышал живую, непривычную музыку.
Когда Роун пришел на занятие к профессору Бьюли, тот отвел его в подпол, в комнату, смежную с арсеналом. Там его ждала кувалда.
— Когда пробьете бетон, пойдет глина. Будете копать в день по часу. Это и есть деревенский труд.
Пока Роун пробивал бетонный пол, Бьюли сидел в углу и продолжал знакомить его с легендой. Он начал с подробного рассказа об основании Тбилиси. После занятий Бьюли отвел Роуна наверх и дал ему блокнот с записями по сельскому хозяйству Грузии.
— К завтрашнему дню — наизусть.
Днем Роун наконец получил первое задание из раздела «Внутренние действия». Ему и Ханису поручалось наблюдение за восемнадцатилетней дочерью Поткина — Соней. Другие вели наблюдение за младшей дочерью и женой.
Соня была коренастой девушкой с полными ногами. Темные волосы, собранные в пучок на затылке, открывали высокий лоб и широкое лицо. Одевалась она, как все подростки в Америке, но не красилась. Похудей она килограммов на семь-восемь, она бы смотрелась намного женственней.
Роуну и Ханису уже рассказали о ее привычках, они знали, что водитель отвезет ее в художественную школу на 57-й улице около девяти утра и приезжает за ней в 17.30. Соня записалась в эту школу восемь месяцев назад и с удовольствием занималась. Похоже, у нее были способности.
В 13.30 Роун вошел в школу и нашел администратор.
— Вас интересуют дневные или вечерние занятия?
— Сам не знаю, — ответил Роун. — Я даже не уверен, что умею рисовать.
— Но вы хотите научиться? — с пафосом спросил администраторша. — Хотите?
— Кажется, да.
— Нет, молодой человек, одного «кажется» недостаточно. Вы чувствуете потребность?
— У меня много потребностей.
— Это глубокая всепоглощающая потребность, страсть, которую не погасит и тысяча наводнений.
— Да-да, именно это я и чувствую.
Администраторша по-матерински улыбнулась.
— Больше для творчества ничего не нужно.
— А талант?
— Талант развивается со временем.
— А для начала разве талант совсем не нужен?
— Вы получите здесь все, чего вам не хватает. По-моему, вам нужны дневные занятия, этот курс просто специально рассчитан на вас.
Роун увидел, как Соня вышла из столовой. Она прошла мимо него и стала подниматься по лестнице.
— …Итак, если условия вас устраивают, распишитесь вот здесь, внесите задаток в сто долларов и приступайте к занятиям.
— То есть я принят?
— Разумеется! Как только я вас увидела, я сразу поняла, что из вас получится толк.
— Спасибо, но надо еще посмотреть, как я буду успевать, хватит ли у меня времени. Вы не запишете для меня расписание?
— Конечно! — Администраторша напечатала расписание и отдала Роуну. — По вторникам и пятницам у нас проводятся вечера для первокурсников.
— Спасибо, постараюсь прийти, — Роун направился к выходу.
— Можете привести с собой кого-нибудь. Каждый студент может прийти с тремя друзьями.
В четыре часа Соня вышла из школы и пошла по 57-й улице, останавливаясь перед витринами книжных и антикварных магазинов. На Пятой авеню она свернула в Центральный парк, постояла немного у бассейна с морскими львами. Подошел служитель с ведром и начал бросать им корм. Зрелище доставляло Соне явное удовольствие. Затем она остановилась у вольера со львами и зачарованно рассматривала их, потом вытащила блокнот и сделала несколько быстрых зарисовок. Обернувшись к башенным часам и увидев, который час, она испугалась и побежала к выходу. Она быстро уставала и переходила на шаг каждые несколько десятков метров. Наконец она дошла до школы. Было уже 17.27, когда она вошла в здание. Ровно в 17.30 подъехала машина, Соня вышла из школы и села в нее.
Стоя на другой стороне улицы, Роун и Ханис наблюдали, как отъехала машина.
— Мы следим за ней дальше? — спросил Роун.
— Это лишнее. Ее отвезут домой.
— Но все же…
— Дорогой мой, — по-отечески начал Ханис, — Фокусник уже все проверил. Он за ней следил до нас. Он — ас. А асов надо слушаться. Если бы он хотел, чтобы мы пасли ее до дома, он дал бы нам машину. Лучше успокойся и посмотри вон на тот овощной фургон.
Роун увидел, что водитель фургона внимательно изучает обстановку через зеркало заднего вида. Убедившись, что все в порядке, он последовал за автомобилем с Соней.
— Это наш? — спросил Роун.
— Наш? Дорогой мой, овощной фургон — слишком примитивно для нас.
Когда поздно вечером Роун вернулся к себе, на кровати его ждала очередная стопка брошюр, на этот раз о руководителях спецслужб России. Записка на стопке гласила: «Прочесть к утру».