Произведенным по делу расследованием установлено, что НЕСТЕРЕНКО П.И. происходит из дворян. До Октябрьской революции служил в царской армии в чине штабс-капитана. После революции был избран начальником гарнизона Красной Армии в г. Гатчино, откуда вскоре был командирован командованием Красной Армии в г. Харьков.
В 1918 году при оккупации немцами г. Харькова, НЕСТЕРЕНКО дезертировал из рядов Красной Армии и добровольно вступил в армию Деникина и служил в чине полковника, исполняя обязанности начальника строевой части авиации армии Деникина, а впоследствии помощника командира офицерского отряда по охране г. Новороссийска и его окрестностей.
В 1920 году, будучи раненным, эвакуировался в Сербию, где занимался вопросами снабжения самолетами белой армии.
В 1921 году из Сербии выехал в Польшу, и примкнул к савинковцам, но вскоре возвратился в Сербию, а в 1923 году перебрался на жительство во Францию.
Проживая во Франции, НЕСТЕРЕНКО принимал активное участие в белоэмигрантском движении.
В 1924 году, через советское полпредство в Лондоне, подавал заявление с просьбой разрешить ему въезд в Советский Союз, но в просьбе ему было отказано.
НЕСТЕРЕНКО удалось пробраться в Советский Союз. По прибытии в СССР НЕСТЕРЕНКО устроился работать в Московский Крематорий, где служил по день ареста, тесно соприкасаясь с сугубо секретными спец. работами по линии органов НКВД.
Проживая в СССР, НЕСТЕРЕНКО неоднократно встречался с подозрительными по шпионажу иностранцами.
В 1936 году на территории Крематория, где была расположена квартира НЕСТЕРЕНКО, органами НКВД был обнаружен тайник одной иностранной разведки.
Кроме того, по показаниям бывшего работника НКВД СССР ЗУБКИНА /осужден/ НЕСТЕРЕНКО намечался БУЛАНОВЫМ к привлечению в, так называемую, специальную группу для совершения террористического акта над руководителями партии и советского правительства в момент посещения ими Крематория.
На следствии НЕСТЕРЕНКО себя виновным признал в том, что с 1918 по 1921 год принимал активное участие в борьбе против Советской власти на стороне белой армии. Шпионаж отрицает. Изобличается материалами дела.
На основании изложенного:
НЕСТЕРЕНКО Петр Ильич, 1886 года рождения,
урож. Харьковской области, русский, гр-н СССР,
из дворян, офицер царской и белой армии, беспартийный,
до ареста работал директором 1-го Московского Крематория.
Обвиняется в том, что:
Находясь на ответственной должности в армии Деникина в период гражданской войны, принимал активное участие в борьбе против Красной Армии.
Проживая за границей до 1926 года, принимал активное участие в белоэмигрантском движении.
Имел подозрительные по шпионажу связи среди иностранцев, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-1 «а» и 58-13 УК РСФСР.
Считая следствие по делу законченным, руководствуясь ст. 208 УПК РСФСР и приказом НКВД СССР за № 001613 от 21/XI-41 г. следственное дело № 2716 по обвинению НЕСТЕРЕНКО Петра Ильича направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР.
ПОЛАГАЛ БЫ:
В отношении обвиняемого НЕСТЕРЕНКО П.И. определить высшую меру наказания — РАССТРЕЛ с конфискацией лично принадлежащего ему имущества.
Обвинительное заключение составлено «7» января 1942 года в гор. Саратове.
СТ. СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДГРУППЫ 2 УПР НКВД СССР
ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ
/подпись Перепелицы/ /ПЕРЕПЕЛИЦА/
«СОГЛАСНЫ»:
НАЧ СЛЕДГРУППЫ 2 УПР. НКВД СССР
СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ
/подпись Агаянца/ /АГАЯНЦ/
ПРОКУРОР по СПЕЦДЕЛАМ ПРОКУРАТУРЫ СОЮЗА ССР
/подпись Ананьяна/ /АНАНЬЯН/
СПРАВКА: - Обвиняемый НЕСТЕРЕНКО арестован 23/VI. 41 г.
Содержится под стражей в Саратовской тюрьме УНКВД.
Едва крылья кулис разлетелись к порталам, ты вышла к рампе и, окинув взглядом первые ряды, тотчас заметила меня. За год до нашей последней встречи в крематории я нашел наконец твою девичью фамилию в театральной афише и, с трудом пережив часы ожидания, занял лучшее место в партере.
У меня не было никаких сомнений, что ты сразу узнаешь меня. Так и произошло. Ты обещала, и я пришел. Авария. Лобовое столкновение. Наши взгляды ударились друг о друга, и ты улыбнулась. После стольких лет ты перевела дыхание, собралась с силами и начала играть лучший в своей жизни спектакль.
Все эти годы, преследуя тебя, я видел многих актрис. Большинство из них, что естественно, начиная всякий спектакль, тоже обращались ко мне. Метод один, но результат разный. Нестеренко — зритель непростой. Ни одна из них (даже самых техничных и известных) не могла вызывать во мне сильных чувств. Я не сопереживал. Иногда я улыбался и аплодировал, но не сверх того. В действительности всех актрис Советского Союза объединяло теперь только то, что я не откликался на их игру. Я знал, что есть ты и что ты играешь гораздо лучше. Долгие годы ожидая тебя, из спектакля в спектакль я не давал ни единого шанса другим актрисам. Когда же ты наконец появилась на сцене — случилось невероятное. Я был уверен, что ни одна женщина, никогда прежде так не говорила со мной. Я смотрел на сцену и понимал, в моменте этом понимал, что всё, что случилось со мной за эти годы, было не зря. Все эти испытания, все страдания и унижения были ценой сегодняшнего билета. В том зале, конечно, должен был быть только я, но что уж тут поделаешь, если любоваться моим сокровищем Советский Союз позволял всем? Что ж, я был не против!
Затаив дыхание, я смотрел на сцену и чувствовал, что ты любишь, что все эти годы ты верно любила меня. Ты играла, и я сидел как завороженный, потому что прекрасно понимал, что на этой сцене ты теперь только для меня. Я был уверен, что ты смотришь теперь на меня и просишь всегда любить тебя. Мне казалось, что ты умоляешь меня во что бы то ни стало беречь тебя. Оживляя пустой совсем текст, ты смотрела в зал и внушала мне зайти к тебе после спектакля. Зрители рыдали, но важно теперь было только то, что в момент этот, после стольких лет разлуки, после всех неурядиц и недопониманий, после всех наших случайных встреч и истеричных расставаний ты извинялась передо мной. Ты продолжала спасать бессмысленный и бессвязный текст какого-то бездарного советского драматурга, но гораздо важнее был диалог, что в минуты те разворачивался между мужчиной и женщиной, которые встречались в Киеве и в Константинополе, в Париже и в Москве. Ты смотрела на меня, и я понимал, что ты просишь только об одном: любимый, не покидай меня.
«Все может забыться, и то, что уже прошло, и время, которое мы потеряли, потому что жили порознь, потому что была война, и голод, и революция, всё может забыться, но главное — главное, что теперь мы всегда будем вместе, только не покидай меня! Не покидай меня, милый!»
Звучала красивая музыка, и ты говорила мне:
«Я подарю тебе жемчужины дождя, Петя, я подарю тебе жемчужины дождя из стран, где не бывает дождя. Я буду искать их и, пока не умру, буду осыпать ими твое тело, чтобы ты, милый Петя, чтобы ты, милый, чтобы ты, милый, только знал, как я люблю тебя!»
Ты говорила с залом, но смотрела только на меня. Ты говорила с залом, но, глядя на меня, одним взглядом своим, шептала мне и только мне: не покидай меня! Больше никогда, прошу, не отпускай меня! Об одном только молю — не отпускай меня никогда!
«Не позволяй мне быть отдельной от тебя! Я объехала всю Европу и поняла, что не могу стать свободной без тебя! Я вернулась, и теперь я обещаю, что создам наш мир, слышишь, милый?! Я создам мир, где любовь будет уставом, и где любовь будет законом, и где ты будешь королем и членом компартии, только молю тебя, милый, не покидай меня! Не покидай меня больше никогда! Я выдумаю для тебя такие слова, которых никогда не было, но которые поймешь только ты, и ты поймешь, как я люблю тебя! Я выдумаю новые и все на свете слова, но только прошу, прошу тебя, милый, не покидай меня. Ты будешь жить во мне, под моей кожей! Я буду тебе говорить, я всегда буду говорить только тебе, и ты услышишь, и ты простишь меня... Я больше не буду плакать! Я не буду капризной! Я затаюсь здесь, чтобы смотреть, как ты летаешь и улыбаешься, я затаюсь здесь, чтобы слушать, как ты поешь и смеешься. Позволь мне стать тенью твоей тени, тенью твоей руки, тенью твоей собаки, но только, милый, милый Петя, не покидай меня…»
Она просила, и я простил ее! Вера просила меня забыть прошлое, и я пошел ей навстречу. Она умоляла меня быть с ней, и, едва раздались аплодисменты, я побежал в сторону гримерки. Ничего не смыслящие в театре люди продолжали аплодировать, и, спешно покидая зал, я пробирался к гримерке женщины, которая всё еще была без ума от меня...
Толкнув дверь, я вошел и увидел, как ты смываешь грим. Я улыбнулся, но ты почему-то вздрогнула и испуганно спросила:
«Кто вы?»
«Как это — кто я?!»
«Вы хотите автограф?»
«Да что за чепуха?!» — пытаясь обнять тебя, удивился я.
Наверное, боится спугнуть собственное счастье, тогда подумал я. Вера так качественно изображала удивление, что я на секунду даже поверил ей…
«Актриса! Разыгрываешь меня, да?»
Но любимая не ответила — любимая спросила, кто я. После всего, что с нами было, после всего, что с нами произошло, после всего, что только что случилось в зале, она сделала вид, что не узнает меня!
«Кто вы?»
«Как это — кто я?!» — уже не на шутку рассердившись, вскрикнул я.
«Я спрашиваю, что вы здесь делаете?! Вы хотите, чтобы я подписала вам открытку?»
«Вера, брось!»
«Уходите!»
И тогда я прикрыл за собой дверь. Честно говоря, я очень злился. Вера продолжала делать вид, что не узнает меня. Я не понимал, почему она так ведет себя. Почему моя любимая боится меня? Почему не признает меня? Я сдерживался. Советский человек ведь должен быть сдержанным, да? Эмоции — удел слабаков.
Я прикрыл за собой дверь и подошел к ней. Я посмотрел на нее так, чтоб она поняла: комедию можно больше не ломать — перед ней я и именно я! Перед ней тот, в кого она так сильно влюблена!