Мисс Баркер в своей прежней сфере была, смею сказать, знакома с напитком, называемым вишнёвкой. Никто из нас не видал ничего подобного, и все мы попятились, когда она предложила «маленькую, крошечную рюмочку – знаете, после устриц и раков. Думают, что устрицы и раки не очень здоровы». Мы все покачали головой подобно китайским куклам; но, наконец, мистрисс Джэмисон допустила себя уговорить, и мы последовали её примеру. Это питье было довольно вкусно, но так горячо и крепко, что мы принуждены были высказать нашу непривычку к таким вещам страшным кашлем, почти таким же страшным, как кашель мисс Баркер, прежде чем нас впустила Пегги.
– Очень крепко, сказала мисс Поль, поставив опорожненную рюмку. – Я полагаю, что тут есть спирт.
– Только крошечная капелька… именно сколько нужно, чтоб не испортилось, сказала мисс Баркер. – Вы знаете, мы завязываем бумагою, намоченною в водке, банки с вареньем, чтоб оно не портилось. Я часто чувствую себя под хмельком, поев торту из дамасских слив.
Не знаю, открыл ли бы так сердце мистрисс Джемисон торт из дамасских слив, как вишнёвка; но мистрисс Джемисон сказала нам о предстоящем событии, относительно которого сохраняла до тех пор молчание.
– Моя невестка, леди Гленмайр едет ко мне в гости.
– Все воскликнули хором: «неужели!» потом замолчали. Каждая мысленно сделала осмотр своему гардеробу, то есть приличен ли он для появления в присутствии вдовы баронета. Ведь в Крэнфорде всегда начинаются празднества, когда к нашим друзьям приедет какая-нибудь гостья. Мы весьма приятно оживились при надежде предстоящего случая.
Вскоре после этого доложили о прибытии служанок с фонарями. У мистрисс Джэмисон был портшез, прошедший с некоторым трудом в тесные сени мисс Баркер и, в буквальном смысле, загородивший дорогу.
Требовался некоторый искусный манёвр со стороны старых носильщиков (башмачников, которые, когда их призывали нести портшез, одевались в чудную старую ливрею, длинные сюртуки с маленькими воротниками, современную портшезу и похожую на одежду этого же рода в картинах Богарта), чтоб пробраться вперед и вынести назад эту ношу из парадной двери мисс Баркер. Потом мы услышали топот разносчиков по спокойной улице, надевая наши коляски и натягивая перчатки; мисс Баркер вертелась около нас с предложением услуг, которые были бы гораздо убедительнее, если б она не помнила своего прежнего занятия и не желала, чтоб мы о нем забыли.
III. Ваше сиятельство
На другой день рано утром, тотчас после двенадцати, мисс Поль явилась к мисс Мэтти, под предлогом какого-то ничтожного дела. Тут очевидно что-то скрывалось; наконец это обнаружилось.
– Кстати вы меня сочтете ужасной невеждой; но знаете ли, я нахожусь в недоумении, как надо говорить с леди Гленмайр; надо ли прибавлять «ваше сиятельство» там, где вообще всем говорится «вы»? Я ломала голову целое утро также над тем, как говорить «миледи» или «мэм»? Вы, ведь, знали леди Арлей… будьте так добры, скажите мне, как должно говорить с и ерами?
Бедная мисс Мэтти! она сняла очки, надела их опять, но как говорили с леди Арлей, не могла припомнить.
– Это было так давно, сказала она. – Господи! Господи! как я глупа! Не думаю, чтоб я ее видела больше двух раз. Я знаю, что мы обыкновенно звали сэра Питера, «сэр Питер», но он гораздо чаще бывал у нас, чем леди Арлей. Дебора сейчас бы сказала; миледи – ваше сиятельство звучит как-то странно и как будто ненатурально. Я никогда не думала об этом прежде, но теперь нахожусь в совершенном затруднении.
Верно одно, что мисс Поль не добьется благоразумного решения от мисс Мэтти, которая каждую минуту приходила все в большее-и-большее изумление и замешательство относительно этикета в названии.
– Я, право, думаю, сказала мисс Поль – что мне лучше пойти и сказать мистрисс Форрестер о нашем маленьком затруднении. Некоторые люди так щекотливы, а ведь никто не захочет заставить леди Гленмайр думать, что мы, в Крэнфорде, совсем не знаем этикета высшего общества.
– А нельзя ли вам будет зайти сюда, милая мисс Поль, на возвратном пути и сказать мне, как вы порешите? Что бы вы ни придумали с мистрисс Форрестер, буду я уверена, что хорошо. «Леди Арлей, сэр Питер», говорила про-себя мисс Мэтти, стараясь припомнить прежний образ выражения.
– Кто такая леди Гленмайр? спросила я.
– Вдова мистера Джемисона… то есть покойного супруга мистрисс Джемисон… вдова его старшего брата. Мистрисс Джемисон, урожденная мисс Уокер, дочь губернатора Уокера. Ваше сиятельство… душенька, если они решатся на такой образ выражения, вы позволите мне привыкнуть сначала говорить так с вами, а то я совершенно сконфужусь, если заговорю в первый раз с леди Гленмайр.
Для мисс Мэтти было большим облегчением, когда мистрисс Джемисон явилась к ней за весьма невежливым делом. Я примечаю, что апатические люди гораздо более других дерзки. Мистрисс Джемисон изволила объявить просто-напросто, что она совсем не желает, чтоб крэнфордские дамы приезжали к её невестке. Не могу сказать в точности, как она это объяснила, потому что я пришла в негодование и разгорячилась, когда она медленно, обдуманно, изъясняла свое желание мисс Мэтти; мисс Мэтти, сама настоящая леди, не могла понять тех чувств, которые заставляли мистрисс Джемисон показать своей благородной невестке, будто она посещает только графские фамилии. Мисс Мэтти оставалась в замешательстве и недоумении долго после того, как я догадалась, о причине посещения мистрисс Джемисон.
Когда она поняла предмет визита сиятельной леди, приятно было видеть, с каким спокойным достоинством приняла она извещение, сделанное так невежливо. Она не оскорбилась; она была слишком для этого кротка, даже хорошенько не сознавала своей антипатии к поведению мистрисс Джемисон: но в её мыслях было что-то похожее на это чувство; оно заставило ее переходить от одного предмета к другому с меньшим смущением и с большим спокойствием, чем обыкновенно. Мистрисс Джемисон была смущена гораздо более её, и я видела, что она торопилась уехать.
Вскоре после этого возвратилась мисс Поль, краснея от негодования.
– Ну; прекрасно! у вас была мистрисс Джемисон, мне сказала Марта, и мы не должны бывать у леди Гленмайр. Да, я встретилась с мистрисс Джемисон на половине дороги отсюда к мистрисс Форрестер, и она мне сказала, да так удивила, что я не нашлась ничего ответить. Жаль, что мне не пришло на мысль что-нибудь колкое и саркастическое; я придумаю сегодня. Ведь леди-то Гленмайр больше ничего как вдова шотландского баронета! Я справлялась в «Книге Перов» у мистрисс Форрестер, чтоб посмотреть, кто такая эта дама, которая должна сохраняться под стеклянным колпаком? – вдова шотландского пера, никогда не заседавшего в Палате Лордов и совершенного нищего, смею сказать; а сама она пятая дочь какого-то Кембля. Вы дочь пастора, по крайней мере, в родстве с Арлеями: ведь сэр Питер мог быть виконтом Арлеем – всякий это знает.
Мисс Мэтти пыталась успокоить мисс Поль, но напрасно: эта дама, обыкновенно такая ласковая и добродушная, находилась теперь в полном разгаре ярости.
– А я сегодня утром заказала чепчик, проговорила она наконец, высказав секрет, который был причиною главной обиды. – Мистрисс Джемисон увидит, легко ли заставить меня быть четвертой в преферансе, когда у ней не будет никого из её знатной шотландской родни.
Выходя из церкви, в первое воскресенье, когда леди Гленмайр появилась в Крэнфорде, мы усердно разговаривали между собою и повернулись спиной к мистрисс Джемисон и её гостье. Если мы не могли к ней ездить, то не хотели даже и смотреть на нее, хотя умирали от любопытства узнать, какова она. Нам оставалось удовольствие расспросить вечером Марту. Марта не принадлежала к той сфере общества, похвалы которого могли почесться комплиментом для леди Гленмайр, и Марта смотрела во все глаза.
– Это вы говорите про ту низенькую барыню, что была с мистрисс Джемисон? А я думала, что вам любопытнее будет узнать, как была одета мистрисс Смит, новобрачная (мистрисс Смит была жена мясника).
Мисс Поль сказала:
– Господи помилуй! как будто мы заботимся о какой-нибудь мистрисс Смит, но тотчас замолчала, как только Марта продолжала:
– Низенькая барыня на церковной скамейке мистрисс Джемисон была в черном, порядочно-поношенном шелковом платье и в шотландском простом салопе, а глаза у ней черные и очень – блестящие, сударыня, а лицо этакое приятное и востренькое; уж немолода, сударыня, а все-таки помоложе самой мистрисс Джемисон. Она, словно птица, вертела глазами во все стороны, а выходя препроворно, подобрала свое платье. Я скажу вам вот что, сударыня: она очень похожа на мистрисс Дикон, содержательницу гостиницы, под вывеской «Дилижансов».
– Шш, Марта! сказала мисс Мэтти, это непочтительно.
– Неужели, сударыня? Прошу прощения, да Джим Гэрн это говорит. Он говорит, что это точь-в-точь такая востренькая, живая баба.
– Леди, сказала мисс Поль.
– Леди… как мистрисс Дикон….
Прошло и другое воскресенье, а мы все отворачивались от мистрисс Джемисон и её гостьи, и делали замечания, которые казались нам очень саркастическими, почти даже слишком. Мисс Мэтти, очевидно, было неловко от нашей саркастической манеры выражаться; может быть, в это время леди Гленмайр нашла, что дом мистрисс Джемисон был не самый веселый и не самый приятный дом в мире; может быть мистрисс Джемисон нашла, что большая часть графских фамилий была в Лондоне, и что те, которые оставались в вашей провинции, не так чувствительны, как бы следовало к пребыванию леди Гленмайр в их соседстве. Великие события происходят от ничтожных причин, и я не беру на себя сказать, что заставило мистрисс Джемисон изменить свое намерение относительно изгнания крэнфордских дам и послать ко всем пригласительные записки на вечер в следующий вторник. Сам мистер Мёллинер разносил их. Он, кажется, не знал, что во всяком доме есть черный ход, и делал всегда больше шуму, чем госпожа его, мистрисс Джемисон. У него было три записочки, которые он понес в большой сумке, чтоб заставить госпожу свою думать, будто они ужасно-тяжелы, хотя они легко могли поместиться в его кармане.