, и один из них съел руку ребенка; она, может быть, слишком стара, чтоб заботиться о нарядах, но новый чепчик ей непременно нужен; а слыша, что тюрбаны в моде и многие из графских фамилий собираются приехать, ей хотелось бы быть прилично-одетой, и она просит меня привезти ей чепчик от той модистки, у которой я покупаю. Ах, Боже мой! какая небрежность с её стороны: она забыла, что пишет мне именно затем, чтоб просить меня, приехать к ней в следующий вторник; она надеется тогда предложить мне нечто для увеселения; она теперь не будет подробно описывать увеселение, а только прибавляет, что светло-зеленый цвет её любимый. Таким образом кончила она свое письмо; но в P. S. прибавила, что может уведомить меня об особенной привлекательности Крэнфорда в настоящее время; синьор Брунони будет показывать удивительные фокусы в залах крэнфордского собрания в среду или в пятницу вечером на следующей неделе.
Я была очень рада принять приглашение от моей милой мисс Мэтти, независимо от фокусника, и мне очень хотелось не допустить ее обезобразить свое крошечное, кроткое личико огромным турецким тюрбаном. Согласно этому желанию, я купила ей хорошенький чепчик, приличный для пожилой женщины, который однако сильно разочаровал ее, когда, при моем приезде, она пошла за мною в мою спальню, как будто затем, чтоб помешать огонь в камине, но на самом деле для того, я полагаю, чтоб посмотреть, не находится ли в моем чемодане светло-зеленый тюрбан. Напрасно повертывала я чепчик со всех сторон и сзади и сбоку: сердце её жаждало тюрбана, и она могла только сказать с покорностью судьбе и в голосе и взгляде:
– Я уверена, что вы исполнили все, как только можно лучше, душенька. Это совершенно такой чепчик, как носят все крэнфордские дамы, а они, позвольте сказать, покупали их уже год назад. Мне хотелось бы, признаюсь, что-нибудь поновее, что-нибудь более похожее на тюрбаны, которые, как говорит мисс Бетти Баркер, носит королева Аделаида; но чепчик прехорошенький, душенька. И, признаться сказать, этот цвет прочнее светло-зеленого. Да впрочем, зачем заботиться о парадах? Вы скажите мне, не нужно ли вам чего-нибудь, душенька. Вот здесь колокольчик. Я полагаю, тюрбаны не дошли еще до Дрёмоля?
Говоря таким образом, милая старушка с тихой горестью вышла из комнаты, оставив меня одеваться к вечеру; она ожидала мисс Поль и мистрисс Форрестер и надеялась, что усталость не помешает мне присоединиться к ним. Разумеется, я поспешила, разобраться и одеться, но, несмотря на всю мою торопливость, я слышала приезд и шептанье в соседней комнате прежде, чем была готова. Когда я отворила дверь, до меня долетели слова: «Я имела глупость ожидать чего-нибудь порядочного из дрёмбльских лавок… бедная девушка! она сделала все, что только могла, я не сомневаюсь;» но, несмотря на все это, мне было приятнее, чтоб она бранила и Дрёмбль и меня, чем обезобразила себя тюрбаном.
Мисс Поль из трех собравшихся теперь крэнфордских дам были более всего известны все городские новости. Она имела привычку проводить утро бродя из лавки в лавку не затем, чтоб купить что-нибудь (исключая разве катушки бумаги или куска тесемки), но чтоб посмотреть на новые товары, рассказать о них и собрать все городские вести. Она умела так прилично соваться куда ни попало, где только могла удовлетворять свое любопытство, умела таким образом, что если б не казалась аристократкою по своему званию, могла бы показаться дерзкою. Теперь, по той выразительности, с которой она прокашливалась и ждала, когда прекратится разговор о всех ничтожных предметах (таких, например, как чепчики и тюрбаны), мы знали, что она хочет рассказать что-нибудь особенное. Наконец наступила продолжительная пауза. Я надеюсь, что нет человека, обладающего приличной скромностью, который мог бы поддерживать длинный разговор, когда кто-нибудь сидит рядом с вами, молча, смотря свысока на все, что говорят, как пошлое и достойное презрения в сравнении с тем, что он может рассказать, если только его хорошенько попросят. Мисс Поль начала:
– Когда я выходила сегодня из лавки Гордона, мне вздумалось пойти в гостиницу Сен-Джорджа (у моей Бетти там родственница горничной, и я подумала, что Бетти будет приятно узнать о её здоровье). Не встретив никого, я взобралась на лестницу и очутилась в сенях, ведущих в залу собрания (мы с вами, конечно, помним залу собрания, мисс Мэтти, и придворные менуэты). Вот я иду, не думая о том, где я, как вдруг примечаю приготовления к завтрашнему вечеру; комната разделена большой перегородкой, которую три обойщика Кросби обивали красной фланелью; это казалось, что-то темно и странно и так меня изумило, что я, в своей рассеянности, пошла за ширмы, когда какой-то джентльмен (настоящий джентльмен, могу вас уверить) подошел ко мне и спросил, что мне угодно приказать ему. Он говорил таким милым, неправильным английским языком, что мне представилось не Таддеус ли это, или венгерский брат или Санто-Себастиани; покуда я воображала себе его прошедшую жизнь, он с поклоном вывел меня из комнаты. Но погодите-ка! Вы еще половины моей истории не знаете. Я сходила с лестницы, когда встретилась с родственницей Бетти. Разумеется, я остановилась поговорить с нею о Бетти, и она сказала мне, что я точно видела фокусника. Джентльмен, который неправильно говорил по-английски, был сам синьор Брунони. Именно в эту минуту проходил он мимо нас по лестнице и сделал преграциозный поклон, в ответ на который я тоже сделала ему книксен: у всех иностранцев такие учтивые манеры, что поневоле заимствуешься от них. Когда он сошел вниз, я вспомнила, что уронила перчатку в зале собрания (она была в моей муфте все это время, и я нашла ее уж после). Я воротилась назад и, прокрадываясь в проходе, оставленном большой перегородкой, которая разделяет почти всю залу, кого увидала я там? Того самого джентльмена, которого я встретила только что перед этим, который прошел мимо меня по лестнице, а теперь являлся из внутренней части комнаты, куда совсем нет хода – помните мисс Мэтти! и повторил тем же самым милым, неправильным английским языком: что мне угодно, только совсем не так грубо. Казалось он не хотел пропускать меня за перегородку. Я объяснила ему, что пришла за перчаткой, которую, довольно впрочем странно, я нашла именно в эту минуту.
Мисс Поль, стало-быть, видела колдуна, настоящего живого колдуна! Как многочисленны были вопросы, сделанные ей всеми нами:
– Носит он бороду?
– Молод или стар?
– Блондин или брюнет?
– Какой наружности?
Короче, мисс Поль была героиней вечера, благодаря своей утренней встрече.
Колдовство, фокусы, волшебство, чародейство составляли главные предметы разговора во весь вечер. Мисс Поль была немного скептиком и наклонна думать, что даже поступки каждого чародея можно решить ученым образом. Мистрисс Форрестер верила всему, начиная от привидений до домовых. Мисс Метти держала середину между обеими, всегда склоняясь на убеждения последней. Думаю, что она внутренне склонялась более на сторону мистрисс Форрестер; но желание показаться достойною сестрою мисс Дженкинс заставляло ее удерживать равновесие. Мисс Дженкинс, никогда не позволяла служанке называть сальные кружочки, образующиеся вокруг свечек, «саваном», но приказывала говорить просто кружочки. И её сестра будет суеверной! Нет это невозможно.
После чаю меня отправили вниз за тем томом старой энциклопедии, в котором находятся существительные имена, начинающиеся с буквы С. для того, чтоб мисс Поль могла почерпнуть оттуда ученые объяснения к фокусам следующего вечера. Это помешало партии преферанса, которую мисс Мэтти и мистрисс Форрестер имели в виду, потому что мисс Поль погрузилась в свой предмет и в гравюры, которыми книга была иллюстрирована, а нам показалось жестоким мешать ей. Только двумя или тремя зевками, которых я не могла удержать, старалась выразить я скуку, потому что действительно была тронута той кротостью, с какою обе дамы переносили свое обманутое ожидание; но мисс Поль читала от этого только усерднее, и не сообщала нам интересных сведений, как урывками:
– А, вижу; совершенно понимаю. А представляет шарик. Поставьте А между Б и Д… Нет! между Е и И и поверните второй сустав третьего пальца вашей левой руки над кистью вашей правой И. Точно, очень ясно. Милая мистрисс Форрестер колдовство и волшебство дело простой азбуки. Позволите прочесть вам одно это место?
Мистрисс Форрестер умоляла мисс Поль избавить ее, говоря, что с детства она не могла понимать, когда читают вслух, а я выронила из рук карты, которые тасовала очень громко, и этим скромным движением принудила мисс Поль приметить, что нынешний вечер назначено было состояться преферансу, и предложить несколько неохотно не начать ли пульку – какая приятная веселость засияла при этом на лицах двух дам! Мисс Мэгги почувствовала некоторое угрызение совести, зачем прервала ученое занятие мисс Поль, и не помнила хорошо карт, не обращала полного внимания на игру до тех пор, пока не успокоила своей совести. Она предложила мисс Поль взять домой этот том энциклопедии, и мисс Поль приняла его с признательностью и сказала, чтоб Бетти взяла его домой, когда та пришла за нею с фонарем.
На следующий вечер мы все находились в некотором смятении при мысли об ожидающей нас веселости. Мисс Мэтти ушла одеваться заблаговременно, торопила меня, и нам пришлось дожидаться полтора часа, потому что двери открывались ровно в семь, а нам предстояло идти лишь несколько сажен! Однако, как говорила мисс Мэтти, не следует слишком погружаться во что бы то ни было и забывать время; поэтому она думает, что мы сделаем лучше, если просидим спокойно, не зажигая свеч до семи часов без пяти пишут. Мисс Метти дремала, а я вязала.
Наконец мы отправились и у подъезда встретили мистрисс Форрестер и мисс Поль. Мисс Поль рассуждала все о том же предмете, только с большим жаром, чем прежде, и закидала нас азами и буками, как градом. Она даже списала несколько рецептов, как она выражалась, различных фокусов. Эти рецепты были записаны на обороте конвертов, чтоб быть наготове уличить синьора Брунони.