Зелинская слушала девушку и удивлялась ее непосредственности, ее тихому, невидному мужеству. А иногда откровенно завидовала ей.
Однажды раненых привезла уже не Найденова. В повозке лежала она сама.
Санитары положили Аню на операционный стол. У нее было восемнадцать пулевых ранений. Повреждены кишечник, печень…
А произошло вот что. Рота вместе с другими подразделениями вела наступательный бой. Немцы упорно сопротивлялись, переходили в контратаки. Аня Найденова находилась в самом пекле, чтобы в любую минуту помочь раненому бойцу. Не раз и сама брала в руки винтовку, чтобы защитить раненых. А потом попала под пулеметный огонь врага…
Операция длилась долго. Хирурги Метелица и Зелинская сделали все, чтобы спасти жизнь девушки.
А Найденова, придя в себя после наркоза, попросила:
— Только не отправляйте меня в госпиталь.
Госпиталя у нас избегали все. И только из-за боязни, что оттуда не возвратятся в свою часть, а может, и вообще не передовую.
Что делать? Любое движение раненой противопоказано, поездка на машине за десятки километров немыслима. Но и оставлять ее в таком состоянии в медсанбате рискованно.
Десять дней девушку не тревожили, а когда она несколько оправилась, решили госпитализировать ее.
…С тех пор как Аню отправили в госпиталь, прошел месяц, и за все это время от нее не было весточки.
Лида Зелинская отдыхала после дежурства, когда кто-то сообщил, что вернулась Найденова. Быстро оделась и побежала в расположение батальона. «Значит, выжила, значит, поднялась, вот молодчина!..»
Найденову встретили и приняли в медсанбате очень радушно. Внешне она выглядела неплохо, была веселой и почти сразу же заговорила о своей роте.
Однако в расположение части ей было пока рано, не мешало окрепнуть. Как выяснилось, ее не отпускали из госпиталя, но упрямая девчонка настояла на своем. Сейчас Аню уговаривали остаться в медсанбате.
Шесть дней Найденова работала в медсанбате, только все время беспокоилась: «Как же там, в нашей роте?..» А потом ее не стало.
О беглянке сообщили в политотдел дивизии. Начальник политотдела обещал серьезно поговорить с Аней. Но настоящего разговора не вышло.
— Что хотите, то и делайте, а из своей роты я никуда не пойду!..
Павел Иванович Черенков в душе невольно любовался девушкой: «Вот такие упрямые да упорные и помогли дивизии выстоять на последних высотах у Дона».
Единственное, на что начподиву удалось уговорить Найденову, — пойти на пять дней в дивизионный дом отдыха. Туда в порядке поощрения обычно направлялись лучшие бойцы и офицеры. Но через два дня Аня снова была на передовой.
А через некоторое время в дивизионной газете появилось письмо Найденовой. Называлось оно «Снова в строю» и начиналось так: «В боях с немецкими захватчиками я была тяжело ранена. С поля боя в санчасть была доставлена через четыре часа. Благодаря старанию и умению гвардии военврача II ранга т. Метелицы жизнь моя была спасена…»
Девушка благодарила за заботу о ней других врачей и медсестер. В ответ на эту заботу она отвечала: «Я тоже обещаю работать еще лучше и спасать жизнь бойцам и командирам».
Несмолкаемый орудийный гул, доносившийся с юго-востока, от Сиротинской и откуда-то еще, извещал, что «сидению» дивизии на донских высотах приходит конец.
Несколько дней с переменным успехом шли ожесточенные бои за высоту 145,7. Здесь вновь отличилась Найденова. Дело было так.
Схватка продолжалась. Аня подобрала на поле боя и вынесла в укрытие четырнадцать тяжелораненых, хлопотала возле них, когда появились десять вражеских танков. А тут как на грех замолчали наши пушки.
А танки надвигались, сметая все на своем пути. Наши бойцы вначале залегли, потом по одному стали медленно отползать назад. Аня вначале возмущалась этим бегством. Потом сознание пронзила мысль: «А как же раненые?» Схватила за шинель одного бойца, другого.
— Остановись, помоги!..
Но бойцы не остановились.
Найденова выхватила пистолет, выстрелила вверх и закричала во все горло:
— Стойте! Трусы!
Те, что были неподалеку, опешили, будто выстрелы и крик девушки были страшней немецких танков.
— Ты что, ошалела?..
— А вы что делаете? Вы не ошалели? — И уже спокойней, но твердо потребовала — Вот заберем раненых, тогда можете отходить…
Бойцы остановились, заняли оборону. К ним вернулись успевшие уйти дальше. Начали собирать оставшиеся гранаты, делать из них связки. Нашлись и такие, что с этими связками поползли вперед, навстречу вражеским машинам. Один немецкий танк дрогнул, задымил. Другой закрутился на одной гусенице, тоже загорелся… А тут ударили наши артиллеристы.
Вражеские танки повернули обратно. Тогда гвардейцы поднялись и ринулись вперед, сминая следовавшую за танками пехоту.
Раненые были спасены. Бой выигран. Ане Найденовой за него вручили медаль «За отвагу».
Передо мной письмо бывшего начальника политотдела полковника в отставке Павла Ивановича Черенкова. Он пишет, что с Найденовой после того встречался еще не раз. Одна из таких встреч состоялась во время прорыва Миус-фронта. Шел бой за село Герасимовку. Гитлеровцы упрямо дрались за каждый дом, за каждый сарай. За те дни она вынесла 50 раненых бойцов и командиров и оказала им первую помощь.
На Миусе Ане Найденовой была вручена карточка кандидата в члены партии. Там же она и погибла.
Вот что рассказала об этом ее подруга Мария Сидоренко, письмо которой мы опубликовали в газете:
«В одном месте скопилась группа раненых. Аня, Тамара Русланова и я принялись за работу. Немцы мешали нам. Мины с воем и противным визгом летели и разрывались совсем рядом. Мина летит, все прижимаются к земле, а Аня продолжает перевязывать раненых. Вдруг нас засыпало осколками. Аня пошатнулась и свалилась на траву. Я первой подскочила к ней. Анечка была тяжело ранена, побледнела. Я перевязала рану. Вскоре ее отправили в госпиталь. В пути она скончалась».
Вперед!
Накануне праздника перебрались в Старогригорьевскую. Почти за полгода впервые под настоящей крышей. В хате две просторные комнаты, во дворе — большая землянка. Располагайся! И все под руками: медсанбат, учебный батальон… Расстояние до полков сократилось больше чем наполовину…
А землянку почему-то жаль. Так привыкли к ней за два с половиной месяца! Вроде там удобнее… Правда, с началом дождей стало не до удобств. Не будешь набирать газету под дождем, а в землянку кассы со шрифтами не затащишь. В конце «ЗИСа» находится печатная машина, рулон бумаги и другое наше имущество, с ними тоже не очень развернешься — тесно.
У ребят, конечно, свое мнение. Сержант Чигарских и наборщик Тяжелое, которого прислали к нам в конце августа, разместив свою типографию в одной из комнат, расхаживают по ней, улыбаются. А Чигарских говорит:
— Еще бы электрическую лампочку ввинтить, товарищ старший политрук.
— А ротацию не хочешь поставить? Чтобы не крутить машину ногой?
— А что? Вот только разобьем фрицев!..
Нечто подобное в последние дни я слышал не раз.
Комдив генерал Пастревич вручал большой группе гвардейцев правительственные награды. Старший лейтенант Александр Галич, комсорг 111-го гвардейского полка, отвечая на поздравление генерала, сказал:
— Сегодня у нас счастливый день. Но еще более счастливым будет день победы. А он не за горами…
Я еще подумал тогда: «Как раз он за горами! Вначале нужно выбить гитлеровцев с этих гор, что маячат перед нами, а потом…»
Фронтовая жизнь между тем шла своим чередом. Подразделения совершали боевые вылазки, чтобы в случае успеха улучшить свои позиции. Без устали работали разведчики. Вспыхнули артиллерийские дуэли. Вперемежку с торопливыми очередями пулеметов звучали выстрелы снайперов. Совинформбюро в очередной сводке сообщило: «Снайперы части, где командиром тов. Пастревич, истребили 34 гитлеровца». Однако все это не подпадало даже под определение «бои местного значения».
…Двадцать пятую годовщину Октября личный состав дивизии встретил с особым подъемом. Мы видели положительные сдвиги в своей борьбе: противник глубже зарывается в землю, определенно готовится к зиме. А это совсем не то, что было в августе — сентябре…
Во всех подразделениях с глубоким интересом изучались праздничные документы — приказ наркома обороны, доклад Председателя Государственного Комитета Обороны. Партийно-политические работники разъясняли их бойцам. Вспоминается характерный эпизод. Начальник политотдела старший батальонный комиссар П. И. Черенков читает доклад Сталина. Читает и комментирует отдельные положения, предлагает слушателям высказаться. Поднимается сержант Дмитриев.
— Нас на колени не поставишь! — говорит он. — Гвардейцы показали, что умеют драться и побеждать. Будем, товарищи, и дальше бить врага так, как били его кочетковцы, капитан Кузнецов.
— Партия зовет нас к победе, — дополняет предыдущего оратора Гетман. — Мы с честью выполним эту задачу…
Они говорят коротко. Но сколько в этих словах уверенности!
Крылатые слова праздничного приказа наркома: «Будет и на нашей улице праздник!» — на устах каждого гвардейца. И новые десятки воинов просят принять их в партию.
Да, что-то произошло. Но что?
В своей записной книжке отметил: «На участке соседа слева (4-я гвардейская дивизия, стоявшая перед Сиротинской на левом берегу Дона) вчера и сегодня не прекращается пулеметная стрельба. Изредка пролетают почти рядом с нашим домом снаряды. Оживилась немецкая авиация. Наши зенитчики сбили три самолета».
«В пять утра был огневой налет на немецкую оборону. Растревожили осиное гнездо. Весь день над боевыми порядками дивизии, над Старогригорьевской летали немецкие самолеты. Сейчас глубокая ночь, а они кружатся над головой. От разрывов подрагивают стены хаты. Видимо, потревожили гадов основательно.»