Фамилии новгородцев давались по-разному. Черным могли назвать носителя шапки темных волос или смуглого лицом. А Данилко Писцев, убитый в 1316 году, по данным летописца наверняка считался сыном писца. В 1327 году в Орду был отправлен Федор Колесница – происхождение этой фамилии даже не нужно объяснять. А Иван Сила, с большой вероятностью, был человеком могучего роста или же так выглядел его отец.
Князья и бояре часто носили «фамилию» по их основателю. Рюриковичами стали называть потомков Рюрика далеко не сразу. Вот почему многократно растиражированное письмо княжны Анны Ярославны[50], ставшей французской королевой, является не иначе как историческим фейком. Дело в том, что Анна в этом послании подписывает его как «Анна Рюрикович», чего в XI веке быть просто не могло. Вот это «странное» письмо:
«Здравствуй, разлюбезный мой тятенька! Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович, а ныне французская королева. И куды ж ты меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во Францию, в Париж-городок, будь он неладен!
Ты говорил: французы – умный народ, а они даже печки не знают. Как начнется зима, так давай камин топить. От него копоть на весь дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни капельки. Только русскими бобрами да соболями здесь и спасаюсь. Вызвала однажды ихних каменщиков, стала объяснять, что такое печка. Чертила, чертила им чертежи – неймут науку, и все тут. “Мадам, – говорят, – это невозможно”. Я отвечаю: “Не поленитесь, поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной избе печка есть, не то что в каменных палатах”. А они мне: “Мадам, мы не верим. Чтобы в доме была каморка с огнем и пожара не было? О, нон-нон!” Я им поклялась. Они говорят: “Вы, рюссы, – варвары, скифы, азиаты, это у вас колдовство такое. Смотрите, мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то нас с вами на костре сожгут!” А едят они, тятенька, знаешь что? Ты не поверишь – лягушек! У нас даже простой народ такое в рот взять постыдится, а у них герцоги с герцогинями едят, да при этом нахваливают. А еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса, отлупят его молотком, зажарят и съедят.
У них ложки византийские еще в новость, а вилок венецейских они и не видывали. Я своему супругу королю Генриху однажды взяла да приготовила курник[51]. Он прямо руки облизал. “Анкор! – кричит. – Еще!” Я ему приготовила еще. Он снова как закричит: “Анкор!” Я ему: “Желудок заболит!” Он: “Кес-ке-сэ? – Что это такое?” Я ему растолковала по Клавдию Галену. Он говорит: “Ты чернокнижница! Смотри, никому не скажи, а то папа римский нас на костре сжечь велит”.
В другой раз я Генриху говорю: “Давай научу твоих шутов «Александрию» ставить”. Он: “А что это такое?” Я говорю: “История войн Александра Македонского”. – “А кто он такой?” Ну, я ему объяснила по Антисфену Младшему. Он мне: “О, нон-нон! Это невероятно! Один человек столько стран завоевать не может!” Тогда я ему книжку показала. Он поморщился брезгливо и говорит: “Я не священник, чтобы столько читать! У нас в Европе ни один король читать не умеет. Смотри, кому не покажи, а то мои герцоги с графами быстро тебя кинжалами заколют!” Вот такая жизнь тут, тятенька.
А еще приезжали к нам сарацины. Никто, кроме меня, сарацинской молвою не говорит, пришлось королеве переводчицей стать, ажно герцоги с графами зубами скрипели. Да этого-то я не боюсь, мои варяги всегда со мной. Иное страшно. Эти сарацины изобрели алькугль (араб. – спирт), он покрепче даже нашей браги и медовухи, не то что польской водки. Вот за этим тебе, тятенька, и пишу, чтобы этого алькугля на Русь даже и одного бочонка не пришло. Ни Боженьки! А то погибель будет русскому человеку.
За сим кланяюсь тебе прощавательно, будучи верная дочь твоя Анна Ярославна Рюрикович, а по мужу Anna Regina Fran- corum».
Помимо множества исторических несоответствий – Генрих I вовсе не был необразованным и «темным» королем, лягушек при французском дворе не подавали (так питались только босяки), вилка появилась во Франции намного позже, и не было этого предмета в Киеве XI века, а также нет сведений о том, что Анна знала об устройстве камина или об Александре Македонском – в глаза бросается подпись Анны. Называться «Рюрикович» она не могла по той простой причине, что ее никогда и нигде так не подписывали. Не представлялся «Рюриковичем» и ее отец, Ярослав Мудрый. В XI веке на Руси даже князья назывались лишь по имени-отчеству. Иногда к их имени добавляли название вотчины, которой они управляли: Даниил Галицкий, князь Рязанский, князь Киевский.
Точно так же именовали и женщин: Ефросинья Рязанская, Анна Киевская или же Анастасия Ярославна, Ольга Всеволодовна… Не знали на Руси фамилий в XI веке!
Но шутейное письмо продолжают тиражировать и цитировать, словно исторический источник…
О фамилиях для князей и бояр можно говорить только применительно к XIV или XV веку. Тогда в документах можно встретить первые упоминания о них. Часто они происходили от прозвищ, от мест, откуда вышел тот или иной род, или от знаменитого предка.
Также происходило позже и у крестьян. Чтобы не задумываться о «фамилии», давали ее по отцу или деду. Поэтому в русской традиции так много Ивановых и Петровых, Павловых и Сидоровых. Вероятнее всего, их нынешние носители – потомки крестьян. Точно такую же нехитрую биографию можно проследить у Плотниковых и Поваровых, Кузнецовых или Портновых. Фамилия по роду занятий давалась тоже очень часто.
Но порой изволили и пошутить. Прозвище, даже неблагозвучное, могло стать «фамилией»: например, Дурново. Известно, что этот род берет начало от Микулы Дурново, внука Василия Толстого по прозвищу… Дурной. Вот так: придумали в XV веке, и закрепилось. К слову, Дурново были впоследствии богаты и знамениты.
А у дворянского рода Хитрово происхождение еще интереснее: они пошли от монгола Эду-Хана, который в 1371 году приехал из Орды к рязанскому князю Олегу Ивановичу. На Руси Эду-Хан крестился и стал называться Андреем Мирославичем, и даже получил деревеньку Брагино. Но называться стал не Брагиным (как следовало ожидать), а Сильно-Хитрым. За свойства характера. Это прозвище переняли и его потомки, а в 1648 году уже упоминается Богдан Хитрово, окольничий царя Алексея Михайловича. Типичный случай, когда прозвание стало фамилией.
Также и с благородными Татищевыми! Свою фамилию они получили от слова «тать», то есть разбойник. Ну а потомки первого воришки – историки и полицмейстеры, люди, близко стоявшие к трону. О разбойном прошлом уже ничего не напоминало. К тому же разбираться в происхождении фамилии могли не все.
Вот поэтому-то на Руси и появлялись Дурневы и Слепневы, Толстобрюховы и Мартышкины, Косоруковы и даже Задовы. Получали такие фамилии и от помещиков – когда нужно было оформлять «подорожную», записывали крестьян по своему усмотрению. Придумывали, как бог на душу пошлет, или отталкивались от особенностей того или иного человека.
Но фамилий, происходящих от имен, все-таки было больше. Получалась путаница: есть одновременно дворяне Семеновы и крестьяне с такой же фамилией. Как не спутать? Императрица Екатерина II решила вопрос так: мелкую сошку, человека невысокого происхождения, приказала записывать без отчества. Уважаемого и знатного – полностью. В документах сразу стало понятно, кто есть кто. Гавриил Петрович Афанасьев мог быть только дворянином. А Гаврила Афанасьев – явно крестьянин, вероятно, даже крепостной. Фамилия одинаковая, но разница есть.
Некрасивые фамилии, когда-то полученные от хозяев, крестьяне покорно носили до самой революции. А новая власть разрешила их поменять! Тогда-то Гробовы и Дураковы, Кобелевы и Пауки, Мохнатовы и Бесстыдовы стали называться так, как желали сами. Некоторые выбирали совсем экзотические фамилии, непривычные русскому слуху. Именно с 1917 года можно встретить Цезарей, Наполеоновых и даже Клеопатровых. Иногда крестьяне назывались по имени своих прежних владельцев. Поэтому в России не счесть Суворовых, Голицыных, Гагариных или Толстых, не имеющих никакого отношения к знаменитым дворянским родам. Юрий Гагарин, первый космонавт, тоже не принадлежал к княжеской фамилии. Но прославил ее куда больше, чем даже Гагарины-князья!
Различали крепостных и по именам. В поместье хозяин мог придумать любые для своей собственности. Красивых девочек могли назвать Нимфадорами, сокращенно Нимфами. Такое имя, например, носила Нимфадора Семенова, родная сестра знаменитой актрисы, вышедшей замуж за князя Гагарина (я писала об этом в главе «Крепостная любовь»). Ценители античного могли кликать дворовых Амонами и Хеопсами, Гераклами и Флорами. Иные предпочитали английские имена, и горничные звались Джейн или Салли, а грума легко могли переиначить с Петра на Питера. Граф Воронцов, новороссийский генерал-губернатор, дал своему камердинеру Ивану Донцову имя Джованни.
Некоторое время крестьяне назывались иначе, чем представители других сословий. Несмотря на распространение христианства, такие имена, как Беляк или Ждан, Первыш или Молчан, еще долго оставались в крестьянской среде. Постепенно их вытеснили имена по святцам: в какой день родился (или был крещен) – по такому и определяли имя. Поскольку в календаре бывали совпадения, то в семье легко могли оказаться несколько Потапов или две Анастасии.
В XVII веке имена крестьян и дворян мало отличались друг от друга. Дворянин мог называться Тимофеем или Савелием, Осипом или Кузьмой – точно так же, как называли детей простонародья. Девочки носили одинаковые имена Марфа и Евдокия, Матрена или Фекла. Вопреки расхожему мнению, деления на «дворянские» или «крестьянские» имена в ту пору не существовало. Некоторые отличия стали появляться позже, с середины XVIII века. Тон, как всегда, задавала императорская семья. После того как внуки Екатерины II получили имена Александр, Константин и Михаил, их популярность выросла в разы. Но – в определенной среде. Обычного землепашца реже звали Александром. Это ведь императорское имя!