Царю Федору Борисовичу не хватало мудрости и прозорливости. Он не сумел разглядеть, что среди его собственных родственников зреет заговор. Что те, на кого он думал полагаться, ведут двойную игру. Поэтому-то правление младшего Годунова продлилось не больше семи недель: самозванец вошел в Москву и стал именоваться царем Дмитрием Иоанновичем.
Узурпатор выдавал себя за младшего сына Ивана Грозного, Дмитрия, который погиб в Угличе 15 мая 1591 года[74]. А Богдан Бельский, тот самый, что был возвращен Федором Годуновым, громко рассказывал, как лично спасал мальчика. Шестнадцатилетний царь этого уже не слышал: его вместе с матерью уже устранили. Сохранили жизнь только молодой царевне Ксении, которую Лжедмитрий взял в наложницы. Вдоволь наигравшись с дочерью Бориса Годунова, узурпатор отправил царевну в монастырь, где она приняла постриг.
Но век самозванцев, как и кавалергардов, недолог. Спустя год Лжедмитрию донесли: готовится мятеж. Однако царь и великий князь только махнул рукой. Он был занят пышными свадебными торжествами – брал в жены Марину Мнишек. И эта беспечность дорого стоила ему, потому что князь Василий Шуйский на самом деле был готов действовать. Ночью 17 мая ударили в набат – и начался переворот. Лжедмитрия убили очень быстро, а государем провозгласили Василия Шуйского.
Третья династия на русском троне за короткий срок! Известия о чехарде, происходящей в Москве, докатывались до глубинки, обрастая слухами и невероятными подробностями. Никто не мог в точности сказать, действительно ли был убит Лжедмитрий. Однажды ведь уже приходили вести: царевич Дмитрий – жив! Теории заговора были крайне популярны, и снова понесся шепоток: «Да нет же, сын Ивана Грозного еще здравствует!»
Не было понятно, отчего царем стал Шуйский. При всем его княжеском происхождении находился он от трона далеко. И в среде знати возникло вполне понятное возмущение: а почему не мы? Не любой из нас? Если уж выбирать царя – то сообща, а не горсткой вооруженных людей в Москве! Все это создавало благодатную почву для новых бунтов, для восстаний. И они не заставили себя ждать.
В отличие от Хлопка, который занимался исключительно грабежами, новые восставшие преследовали совсем другие цели. Они были настроены свергнуть Василия Шуйского, забрать власть себе:
И примем Москву, и потребим живущих в ней, и обладаем ею, и разделим домы вельмож и сильны, и благородныя жены их и тщери примем о жены себе».
Среди восставших был и Иван Болотников, холоп князя Телятевского. Его отряд, поначалу малочисленный, постоянно пополнялся за счет новых сбежавших холопов. Кормить эту орду было нечем, и начались нападения на помещичьи угодья. В этом вопросе люди Болотникова оказались ничем не лучше, чем сообщники Хлопка.
В прошлом, государь, году, – писали челобитную помещики Сухотины, – отца нашего Денисья воры убили з башни, и… все розграбили». Речь шла о том самом 1606-м. Взбунтовавшиеся холопы действовали жестоко.
Царь направил свои войска на подавление смуты, но в августе 1606 года удача была не на его стороне: сначала потерпел поражение воевода Трубецкой, а затем Воротынский. У Болотникова к тому времени была целая армия, сумевшая подчинить себе Коломну. Осенью княжеский холоп уже осаждал столицу. Такой дерзости от него никто не ожидал.
Эта осада началась осенью 1606 года, но историки спорят о точных датах. Подсказкой может быть «Повесть о чудесном видении протопопа Терентия», где говорится о том, что с 14 октября и по 19-е число по всем храмам пели молебны и молились за царя, «чтобы Господь Бог отвел от нас праведный гнев свой, остановил междоусобную брань, установил мир и спокойствие во всех городах и концах Московского государства». Стало быть, в середине октября ситуация стала совсем напряженной.
Кроме болотниковских холопов, против царя Василия в тот момент сражался и Филипп Пашков, по прозвищу Истома. Он происходил из дворянского рода и успел послужить Лжедмитрию, бился под Серпуховом с отрядом Кольцова-Мосальского и разбил его. Но… в решающий для этой войны момент два предводителя не сумели договориться.
Союзниками в настоящем смысле этого слова они никогда не были. Все свои поступки совершали не сговариваясь. И у стен Москвы каждый мог претендовать на главенствующую роль. С Пашковым шло дворянство, с Болотниковым – холопы. И люди Истомы посматривали на простых мужиков свысока. Лучшим для них было бы объединиться, но тогда один должен был признать лидерство другого. А уступать главари не собирались.
Истома Пашков, не советуясь с Болотниковым, выдвинул требование о сдачи Москвы. Продемонстрировав свое главенство, ничем не подтвержденное, Истома вызвал неприязнь. Причем и в своих же рядах! Его войско было неоднородным, в нем хватало и простых людей, и вот они-то начали потихоньку убегать к Болотникову. Перевес в численности и так был на стороне холопов, теперь он стал еще больше.
Не желая признавать верховенство Болотникова, Пашков тем не менее был вынужден – хотя бы внешне – показывать единство во взглядах с ним. Его люди держались особняком, но пока это было не открытое противоборство. Болотников же вел себя как настоящий лидер и начал свои переговоры.
В то время Василий Шуйский уже знал, что в стане его противников не все так гладко. Были предприняты попытки сманить одного из предводителей, и они увенчались успехом. Начиная с 5 ноября 1606 года из лагеря стали уезжать несогласные с Болотниковым[75], в том числе и Истома Пашков. Они направлялись… в Москву. К Василию Шуйскому. Но холопье войско одновременно пополнилось свежими силами – к нему присоединился казак Илейко Муромец, провозгласивший себя царевичем Петром. Версия Илейки была еще призрачнее, чем у Лжедмитрия, – он называл себя сыном царя Федора Иоанновича (то есть внуком Ивана Грозного).
Войска государя возглавлял князь Василий Скопин-Шуйский. С середины ноября 1606 года он нанес несколько поражений отрядам Болотникова, а 2 декабря, во время решающей битвы за Москву, холопы были наголову разбиты. Принимал в этом участие, на стороне царя Василия, и Филипп «Истома» Пашков. Многие его прежние соратники погибли, другие попали в плен. Но предводителю удалось убежать, после чего он направился на юг, в Калугу.
Повстанцы смогли удерживать деревянный кремль города, несмотря на яростные атаки государевых людей. Одновременно сообщники Болотникова, князь Телятевский и Илейка Муромец, громили царские отряды на Пчельне (там, к слову, сложил голову Истома). Воеводы царя Василия IV были вынуждены признать: это дело не закончится так быстро, как хотелось бы.
Всю весну и лето 1607 года не прекращались военные действия. Болотников был отброшен к Туле, которую он оборонял несколько месяцев. Но прежнего лихого задора уже не наблюдалось: обе стороны были изрядно измотаны, потеряли множество людей. А в городе начался голод, появились заболевшие. И 10 октября 1607 года Болотников и его люди признали поражение.
Бывшего холопа князя Телятевского убили в следующем году – утопили в проруби. Лже-Петр, Илейко, был повешен. О князе Телятевском ведутся споры, поскольку его следы теряются.
Так угасло холопье восстание, в котором, впрочем, все было не так однородно: против царя Василия воевали и князья, и служилые люди. Хлопок положил начало, при Болотникове это уже было движение огромного масштаба, с политическими целями. Результаты тоже оказались совсем разными: если царь Борис Годунов пошел на уступки, дал послабление крестьянам, то Василий Шуйский, наоборот, ввел 15-летний срок для сыска сбежавших или вывезенных крестьян. Закрепощение продолжилось.
Ну а в 1649 году сыск стал бессрочным, и крестьяне превратились в «вечно крепких» для своих господ. Между ними обозначили те самые «узы», которые невозможно было разорвать вплоть до 1861 года.
Глава 18Крепостные миллионеры
Рваные лапти, серая чиненая одежонка – такими часто себе представляют крепостных. Или же это лощеная дворня, готовая бежать по первому зову своего господина… На самом деле крепостные трудились не только в помещичьих домах, на их фабриках или на полях. Некоторые из своих деревень уходили в города, открывали дело. Это широко распространилось с конца XVIII века. В 1775 году Екатерина II подписала документ, который позволял крестьянам заниматься торговлей и небольшим производством. Чуть позже «дали добро» и на открытие мануфактур. И появилась тонкая прослойка бывших крестьян, которые умудрялись наживать состояния. Иногда – вопреки обстоятельствам.
Даниила Бокарева, в назидание другим, наказали графы Шереметевы: в 1805 году крепостного отослали подальше, в слободу Алексеевка Воронежской губернии. В чем провинился двадцатилетний парень, сказать теперь сложно. Но только его разлучили с семьей.
На новом месте приживался непросто. Был он «вещью в себе», не любил рассказывать лишнего. Однако сразу стало понятно, что Бокарев неглуп, сообразителен и очень наблюдателен. Все, что он делал или говорил, было наполнено смыслом. Даниил не тратил время попусту, а когда принимался за работу, выполнял ее старательно.
В начале XIX века подсолнухи не выращивали для массового производства масла. Росли они для сбора семечек, которые охотно лузгали все кому не лень. На урожайной земле Воронежской губернии поспевали крупные семечки… А вот Даниил Бокарев, полуграмотный самоучка, додумался до того, о чем не сообразили другие: получать из этого всего масло!
Для начала ему требовалось собственное сырье. Поэтому Бокарев выращивал подсолнечник на своем огороде. Пока расцветали большие желтые «солнышки», сооружал первый аппарат для добычи масла. Высушив как следует семена, укладывал их внутрь приспособления, с силой надавливал, и… улыбался. Продукт получался густым, ароматным и приятного цвета.
Его работа вызвала в слободе вопросы: для чего это? А когда узнали, отреагировали по-разному. Одни удивлялись и поздравляли Бокарева с придумкой, находились и завистники. Однажды огород крепостного подвергся нападению, у него срезали подсолнухи.