Глава 15. Новые известия
Разговор о судьбе беглецов у нас состоялся через пару дней, вечером на кухне штаба-общежития. Так уж вышло, что специального повара при «администрации» мы не держали. Да и зачем он нужен? Ради кормежки десятка «лордов» и занимающихся в классах по два-три часа в день курсантов «мореходки» и «самооборонцев»? Излишняя роскошь… Мы с Юлькой, Макарыч, да и все остальные «лорды» ели либо вместе с экипажем и курсантами на «Дерзком», либо заказывали заранее обеды и ужины в «Морском волке», а потом кушали там же или носили судки с едой к себе в «администрацию». Для обеда во время полевых выходов была куплена за сорок пять кандел полевая кухня на семьдесят едоков, которую легко можно было увезти на прицепе квадроцикла, и этого вполне хватало. Разве что требовалось временно придать в помощь Алене или Инге одного-двух бойцов — таскать тяжести и рубить дрова. Может быть потом, когда поселок станет больше, заработает ПТУ для гуманитариев из бывшего «имущества» и бюрократии прибавится, откроем и постоянную точку общепита при штабе, а пока новенькая столовая на первом этаже стояла пустая. Ну, а мы периодически сталкивались друг с другом у большого холодильника на общей кухне, который заполняла купленными вскладчину продуктами Алена, приходя к Матвею. А что делать? Вечерний «дожор» никто не отменял.
В тот день я поздно вернулся в штаб из пещеры, где мы с Пашкой подводили итоги продажи треянам очередной порции добычи — рыбы, крабов и картошки первого урожая. Результат меня весьма порадовал — с двадцати выкопанных на пробу соток из двух занятых под картошку гектаров, удалось набрать почти две с половиной тонны молодого картофеля. Но еще больше пришлась по душе цена — треть канделы за килограмм! Так что с двух проданных тонн авалонской картошки мы заработали сразу шестьсот кандел, цену двух домов или гаубицы Д-30 с боекомплектом! Сельское хозяйство сразу заиграло другими красками: покупные продукты стоили гораздо дешевле. Земные муку, рис и макароны мы брали примерно по одной канделе за десять кило, причем уже упакованные в фабричные полиэтиленовые мешки. А ведь картошки в урожае будет больше, клубни пока мелкие. Вполне реально через две-три недели продать весь урожай за шесть-семь тысяч кандел или еще дороже. Так ведь кроме картофеля у нас уже наливается восковой спелостью отборная кукуруза на одном гектаре и еще есть с полгектара с пшеницей и рожью. Если цены на них окажутся под стать картофелю, то мы получим кучу денег! Я-то относился к сельскому хозяйству по остаточному принципу, думая не столько о прибыли, сколько том, чтобы накормить народ своими продуктами, не тратя дефицитные канделы. А оказалось, что это натуральная золотая жила! И ведь никто не мешает мне изыскать ресурсы и засеять под новый урожай не четыре пробных гектара, а все десять иди даже двадцать. Людей хватает, зимы здесь нет, можно объявлять битву за целину и большой выезд «на картошку» хоть завтра! Конечно, придется купить еще один трактор, побольше и подороже, мотоблоки и специальный сельхозинвентарь по целому ряду позиций, но ведь оно того стоит?
Не подвели и моряки — они нашли место в полукилометре от острова, где в донные ловушки стали попадаться в товарных количествах не виданные мною раньше крабы, с голубоватыми полосами на клешнях и зеленоватым панцирем. Пусть не слишком и большие — сантиметров двадцать в диаметре, но зато дорогие. Вместе с пойманной рыбой за последний выход в море удалось заработать четыреста двадцать кандел. Оно бы и неплохо, но «Дерзкий» уж больно прожорлив на топливо — ему с пустыми баками для полной заправки нужно более четырехсот тонн дизеля, на шесть с половиной тысяч кандел… Пусть уже имеющегося топлива и хватит надолго, но этакая рыбалка в конечном итоге влетит нам в хорошую копеечку, нужно посчитать ее себестоимость. А ведь была и еще одна неприятная весть: похоже, дельфины со вчерашнего дня перестали с нами сотрудничать и загонять рыбу в сети. Отношения с Квайрой портились на глазах, ничего не поделаешь.
Озадаченный всеми этими проблемами, я тихо пил вечером чай на кухне, уткнувшись в распечатки с ценами, когда вошел усталый Макарыч с мокрыми после душа волосами и включил электрочайник. Майор весь день бегал по острову, подбирая запасные позиции для пушек, раз уж старые слиты ваэрия. На мой вопрос «как дела», он лишь в сердцах махнул рукой.
— Хреново, Саша. Кое-что можно придумать, но дело муторное. Треяне на скальные площадки гаубицы сразу по месту устанавливали, а если теперь все это добро куда-то тащить… даже не знаю. Сам понимаешь, рядом с гаванью такой рельеф, что надо всю конструкцию разбирать или краном снимать, которого у нас, один хрен, нет. У двух пушек за поселком я позиции поменяю, там несложно, а остальное — проще оставить как сейчас.
Я лишь понимающе кивнул головой, отрезав себе кусок сыра и положив на хлеб с маслом. Минут пять мы пили чай молча, а затем дверь отворилась и на кухню вошла вернувшаяся с «Дерзкого» Юля, а следом за ней — Матвей с Аленой. Ночью на пароходе оставался дежурить Алексей, и моряки пришли ночевать домой.
— Чего сидим как два филина, носы повесили? — спросила нас с порога Юля, подойдя к плите. — Я себе яичницу с ветчиной буду делать, кто-нибудь еще хочет?
— Давайте, лучше я — привстала с места Алена. — Я все-таки повар.
— Сиди, сама пожарю на всех. Ты и так сегодня на камбузе напахалась. Саш, давно хотела сказать, нам нужно кого-то брать в помощь девчонкам, — озаботилась подруга. — Алена с Инной третью неделю подряд и на «Дерзком» готовят и «самооборонцев» с полевой кухней обслуживают. Что им теперь, разорваться?
— Да не вопрос, — отмахнулся я. — Пусть подбирают кандидатуру кока, одобрим. Яичницу нам с Макарычем тоже сделай. А дела у нас так себе, дорогая. Но есть одна хорошая новость…
Когда я рассказал про виды на будущий урожай, на кухне ненадолго воцарилась тишина, которую прервала Юля, нарезая сыр и колбасу на большую тарелку.
— Как хотите парни, а ведь это Петина заслуга. Он сам все на себе тащил, никто из нас ему не помог. Он и ваэрия. Особенно в последнее время, когда все в самооборону стали записываться… Даже хорошего тягового трактора под вспашку парню не купили, один маломощный МТЗ выделили и все. А ведь он просил! Считай, вручную работали. Петя, бабы и ваэрия, с утра до ночи в поле.
— Петя молодец, да. Но он нас предал! — зло возразил майор. — Что обнуляет все заслуги! И за меньшее ордена и погоны с мясом рвут.
— И что нам теперь с ним делать, Борь? — спросил Матвей. — Предлагаешь его повесить? Или к стенке поставить? Ты как хочешь, но я против, — взяв тарелку с яичницей, потянулся за кетчупом капитан. — Не могу я человека, с которым вместе кусок хлеба делил, вешать.
— А я могу? — в голосе майора послышалась обида. — Вы меня за полного изверга не держите. Вешать я не предлагал. Я, в отличие от некоторых «добряков», и за следователя и за адвоката успел поработать, если это кому-то интересно! Навел справки, с Алексеем и артельщиками поговорил, с Твайной. В том, что случилось и наша вина есть. Петя из нас самый молодой, всего двадцать два года. Жизни толком не знает: в армии не служил, в море не ходил, с женщинами не общался. Надо было его поддержать как-то. А мы его сплавили подальше, на сельское хозяйство.
— Ну, хорошо, молодой и неопытный. Но чего ему не хватало?! — изумился я. — Баб?! Вот уж кого-кого, а их вокруг него было полно, на любой вкус. А он со шпионкой спутался.
— Там все сложно… или наоборот, проще простого, это с какой стороны посмотреть. Айкра на допросе созналась Твайне, а та уже мне рассказала, — поморщился майор. — В общем, Петя наш из неполной семьи. Воспитывали Петеньку мама и бабушка, отец куда-то делся. В школе над парнем девочки смеялись — как же, худой «ботаник» с прыщами, некрасивый и что еще хуже — робкий. Потом парень поступил в университет и стал жить в общежитии. Там, понятно, было царство разврата, но не для Пети. К нему студентки с просьбой помочь курсач сделать бегали, но давать — не давали. Такими парнями пользуются, они удобные. Но любить их не любят, — кивнул Макарыч. — Обычное дело, сами понимаете. Глухая френдзона, все дела… Вот. А затем он все же сошелся с некой Людкой, у них дошло дело до постели, но у нашего агронома случился конфуз — дружок не встал. Ничего удивительного — он девственник, перенервничал, опыта в постельных делах нет. Но Людка сдуру его обозвала импотентом, да еще подругам про тот случай раззвонила. В результате у парня самооценка упала не просто в ноль, а в отрицательную величину. Был бы хороший товарищ, тот бы мог помочь советом или поддержать, но таких рядом с Петей не случилось. А дальше вы и сами все знаете… На Авалоне он не трусил, но и в начальники идти не хотел, однако мы заставили. Дружить с ним никто не дружил. От девушек он шарахался. Те бы и рады что-то замутить с «лордом», но как это сделать, если он сам не хочет?
— Точно, — задумалась Алена. — Инге Петя нравился, она пробовала было сойтись с ним поближе, но он ей что-то грубо ответил… ну и все.
— Именно, — согласился Макарыч. — А потом его приметила Айкра и взяла дело в свои синие лапки. Та хоть в человеческих отношениях не сильно разбиралась, но ей нужен был источник информации для Квайры. И хватило ума понять, что у Пети есть проблемы с бабами. Вот она и проявила доброту, чуткость, аккуратность и настойчивость. А когда дошло дело до секса, то показала Петеньке на практике, что никакой он не импотент, а очень даже мачо. Ну и попутно про любовь начала втирать, а затем и про плохих людей и хороших ваэрия. Вот, собственно и все. Парень поплыл, мозги выключились. Он же ей сам про себя все и выложил. Как и про нас, и про Авалон. И что теперь делать с влюбленным идиотом? Повесить его? Это даже для меня перебор. Понять и простить? Нельзя прощать предательство, нас люди не поймут, все уже все знают. Вот такая дилемма, народ.
— Может, разжалуем его в имущество? — спросил Матвей. — И пусть отрабатывает вину?