— Больше ничего нам не мешает уехать отсюда, — сказал он, гладя ее волосы. — Даже мой брат Франц.
— Ну да, уже его нет неделю. А что с ним случилось? Он мертв? — спросила Карен, не пытаясь даже скрыть радости в голосе.
— Нет его, и конец! — ответил Мок, выходя из столовой. К своему удовлетворению, он не чувствовал уже во рту послевкусия обильного меда.
Бреслау, четверг 22 марта 1945 года, полдень
Русские бомбардировщики «петляков» падали сегодня на город целыми стадами. Мок, увидев из окна дым со стороны Фрайбургского вокзала, решил, что безопаснее всего было бы найти подземное соединение с Бегрштрассе. Выплюнул слюну со вкусом сажи, которая покрывала его язык, завел мотоцикл и двинулся в сторону Блюхерплац. Мотоцикл попадал в трамвайные рельсы, которые бежали посередине Швайдницерштрассе. С витрин магазинов, из-за разбитых стекол вылетали и трепетали на ветру занавески.
Ждали бригады Гитлерюгенда. Их задачей был сбор штор, которые — согласно командованию крепости — могли ассоциироваться жителями с белыми флагами капитуляции. Мок доехал до здания старой биржи, где должен был еженедельно докладывать в отделение полевой жандармерии Festung Бреслау. Капрал с лицом, обожженным фосфором, ни о чем не спрашивал и шлепнул печать с такой силой, что чуть не продырявил бумагу. После передачи пропуска, дозволяющего любые перемещения — и наземные, и подземные, — Мок и адъютант посмотрели молча друг на друга. Потом адъютант разъяснил Моку, как попасть на Бергштрассе, и мрачно помахал рукой.
Мок поступил в соответствии с предложениями адъютанта. Сначала въехал в убежище под зданием старой биржи и направился вдоль железнодорожных путей, которые соединяли Блюхерплац с одной стороны с Главным вокзалом, а с другой стороны — с бункером у Страйгауэрплац.
Как раз в эту сторону поехал Мок и через четверть часа добрался до бункера. Велись там лихорадочные работы. Немецкие солдаты вместе с иностранными рабочими — судя по речи, поляками — выгружали какие-то коробки с большого грузовика и устанавливали их на пандусе. Узкоколейная железная дорога дымила паром и угольными выхлопными газами так обильно, как будто должна была отправиться в путешествие вокруг света.
Мотоцикл Мока миновал еще вагоны, пока наконец не добрался до места, где была развилка: железнодорожные пути шли куда-то — как он думал — в направлении Дойч Лисса, а влево уходил темный тоннель. Над развилкой, под потолком, висела на стальных пролетах освещенная дежурка, из нее на поверхность города вели металлические ступени. Аналогичными можно было спуститься в туннель.
Мок услышал усиленное через громкоговоритель: «Стоять!» — и почти стало ему тепло от большого пятна света, которое на нем лежало. Опустил воротник плаща, снял очки и посмотрел вверх. Один из охранников держал в руках мегафон, а другой — рефлектор.
— Пожалуйста, ваше имя, капитан, — мощный голос отражался о стены.
— Эберхард Мок, — крикнул капитан.
— Прошу подождать!
Световые кольцо отодвинулось немного с его лица. Мок надел пенсне. Он видел теперь ясно, как один из охранников запускает рукоятку радиостанции. Он разговаривал с кем-то некоторое время, после чего снял наушники.
— Счастливого пути, господин капитан, — услышал мощное пожелание. — Все время прямо, и через некоторое время доберетесь до подземных хранилищ фабрики Линднера.
Светящееся кольцо сдвинулось совсем с Мока и подпрыгнуло немного выше, сместилось влево и сгинуло в темном туннеле, ведущем в сторону рва. Капитан надел маску, затем очки, вытянул руку в знак благодарности и пнул в стартер.
Мотоцикл стартанул, разорвав своей фарой темноту туннеля. Водитель мало что видел, потому что луч света где-то терялся. Он знал с уверенностью, что стены построены из кирпича, а ширина туннеля позволяла разъехаться двум кюбельвагенам. Он чувствовал тоже сначала тихий шорох мокрого песка на дне туннеля, потом довольно четкое журчание воды.
Между стоящий воротником плаща и шеей попала капля воды, скатилась вдоль позвоночника. Мок вздрогнул, а мотоцикл немного занесло. В отдалении замерцали какие-то огни.
Мок остановился.
Воды на дне туннеля было гораздо меньше, с потолка уже не капало. Я проехал под каким-то каналом, подумал он, и приближаюсь к фабрике Линднера.
Он не ошибся. Через минуту он оказался как будто на подземном перекрестке, на котором вместо управляющего движением полицейского сидел на цундаппе толстый сержант в шлеме. Когда он увидел Мока, поднял руку, приказывая ему остановиться. После осмотра личности задержанного не потребовал даже документов. Овальным движением руки разрешил дальнейшую езду.
— На фабрику Линднера — это сюда? — спросил Мок, глядя на первый поворот налево.
— Нет, — засопел толстый сержант. — Второй налево!
Мок поблагодарил его и двинулся.
Подземный Бреслау наполнял его уверенностью и спокойствием. Его прямые улицы были как лучи рационализма, его перекрестки были в проекциях Мока как столкновения концепций мышления, которые с потрясающей точностью уходили — каждая в свою сторону.
Круговой перекресток, через который проезжал, был как философские системы, сформированные в самую совершенную сферическую форму — упорядочивали хаос движения и вводили смысл в разветвления и сомнения. Ум Мока создавал вместе с ordo subterraneus один большой монистического миропонимания организм — о структуре прозрачной и справедливом порядке.
Бреслау, четверг 22 марта 1945 года, час дня
Мок свернул с широкого туннеля в последний узкий участок, направляющий к складам Линднера. Длиной около двухсот метров, очень неудобный, был на самом деле железнодорожным тоннелем, по его дну бежали рельсы. Мотор натыкался поэтому постоянно о шпалы, а внутренние органы Мока попали в такую вибрацию, что чуть не вырвало.
Проехал в конец и остановил с облегчением машину в конце туннеля. Двое часовых в бронированной дежурке улыбнулись при виде затвердевшего лица Мока — по-видимому, не в первый раз столкнулись с такой реакцией.
— Перед въездом в железнодорожный тоннель горел знак запрета въезда? — спросил один из охранников, просмотрев удостоверение Мока.
— Ничего не горело, — прошептал капитан.
— Опять сломалось, Курт. — Караульный утратил юмор. — Исправь это, в конце концов, черт побери! Кто здесь электрик?
— Так точно, господин лейтенант! — ответил отруганный Курт.
— Простите, капитан, что я завелся, — усмехнулся командир блокпоста. — Но это очень опасно. Если свет не горит, то люди въезжают в туннель так, как вы. А если бы с противоположного ехала эта разгоряченная дрезина, то что бы было? — Он указал рукой на машину, стоящую за постом.
— Это должно быть исправлено до восьми часов вечера, понимаешь, баран! — заорал он снова на Курта. — В это время комендант лагеря возвращается домой дрезиной, — добавил он, видя удивленный взгляд Мока.
— Прошу, господин капитан, за дрезиной есть подъемник, которым вы можете поехать вместе с мотором.
Мок, сбитый с толку подскакиванием на железнодорожных шпалах и быстрым, как пулемет, произношением лейтенанта, махнул рукой в знак благодарности и двинулся дальше. За дрезиной въехал на подъемник и заглушил мотор. Солдат, обслуживающий подъемник, закрутил рукоятку и запустил мотор. Через некоторое время Мок оказался в одном из фабричных цехов. Проехал через зал к выходу.
Пришлось остановиться, так поразило его солнце. Уже издалека он увидел ворота фабрики, а за ней лагерь. Проследил в его направлении. Мок хотел оставить мотор перед воротами, но охранник поднял шлагбаум, показывая ему дорогу между проволокой, ведущую к бараку, где находилась комната свиданий, медицинский пункт и комендатура лагеря.
Мок был удивлен вежливым и неуставным поведением охранника, который даже не потребовал удостоверения и не выдал никакого пропуска. В конце концов впустил меня только между проволоки, подумал он, паркуя мотоцикл около кустов черной бузины, окружающих бараке. Ты очень осторожный и педантичный; думаешь, что все такие, как ты? Мир сошел бы с ума, если бы был населен индивидами типа Мока. Ты хочешь, чтобы какие-то мелкие несоответствия с твоими представлениями о правильном действии других испортились тебе прекрасное мгновение, в котором передашь этой несчастной женщине сообщение о справедливой мести — блаженство богов?
— Дорогой профессор! — крикнул он при виде Брендла. — Я отдаю вам мотор с сердечной благодарностью! Мне больше не понадобится! Сегодня ночью русские отмерили кару убийце панны Флогнер! Поймали его на Викторияштрассе в мундире СС! Я кинул его большевистским бестиям на съедение. — Мок шел в сторону профессора с протянутыми руками, как будто хотел его обнять. — Как вы думаете, что ему могли сделать? Или его душу уже окунули в смолу, или его тело мерзнет в Сибири! Tertium non datur[21], профессор!
— У нее была бархатная дырочка. — Из-за спины профессора вынырнул комендант Гнерлих.
Мок не расслышал и уставился на двух мужчин, из которых первый, одетый в заляпанный серый костюм, присел под стеной барака, маленькое личико уткнул в открытые ладони, а второй, в распахнутом на мощной груди черном мундире СС, стоял на широко расставленных ногах и усмехался, показывая белые, ровные зубы. Маленькие, плотно втиснутые в голову, глаза были окружены серыми ореолами и бросали иронические вспышки. Мок при виде коменданта напрягся.
— У нее бархатная тесная дырочка, — повторил Гнерлих, и это уже явно дошло до Мока. — Красивая пизда, которая была плотная, как колечко.
Мок почувствовал отвращение во рту.
Гнерлих закатил глаза и высунул язык. Потом схватился за промежность и начал тяжело дышать.
— О, какая сладкая была эта маленькая Флогнер! — сопел он, изображая движения фрикции.
Мок посмотрел на Брендла, ища ответа на один страшный вопрос. Слезы философа были ответом.
— Командир блокпоста на Викторияштрассе, — Гнерлих перестал изображать сексуал