– Да. Даже сейчас, но, думаю, их выключают с наступлением темноты. Запомни, где они расположены.
Змея окинула площадь перед обелиском цепким взглядом, и натянула козырек грязной форменной кепки пониже:
– Готово. Идем дальше, что ли?
Кейн кивнул, и она двинулась вперед – осторожно, уклоняясь от столкновений, и настороженно глядя по сторонам, будто охотница, выслеживающая дичь в Эрге. Монах последовал за ней, держась чуть позади.
Площадь приняла их в жаркие объятия.
Торговое поселение, прилепившееся к стене Атланты справа от громадных ворот, ошеломляло движением и вонью. Даже Кейну, видавшему лагеря беженцев, базы рейдеров и ямы военнопленных, было немного не по себе от шума и суеты вокруг. Десятки низеньких, ярко украшенных лавочек подпирали невысокие дома, сложенные из пористых бетонных плит, небрежно скрепленных стальными полосами. За ними, врезаясь в пустыню беспорядочно прорастающими каменными клыками, лежали длинные коробки складов, испятнанные разноцветными эмблемами купеческих союзов. Здесь останавливались те, кто не обладал связями или кредитами, чтобы попасть за ворота; заключались сомнительные сделки и продавались товары, запрещенные к ввозу в Атланту; отдыхали сотни купцов и их охранников перед тем, как снова отправиться в путь.
Здесь искали работу, и предлагали ее, развлекались и развлекали.
Следуя за рейдершей, изящно лавирующей в толпе, Кейн глазел вокруг, не забывая улыбаться всем встречным, но его наметанный взгляд цеплял намного больше, чем полагалось обычному зеваке:
…эмблемы медицинской службы Атланты, едва заметные на цветных вывесках баров и борделей, украшающих верхние этажи домов и арки над лавками, сваренные из побитого ржавчиной металла.
…бледные лица, то и дело мелькающие в толпе, незагорелая кожа, скрытая под купеческой одеждой, и чистые, аккуратно подстриженные ногти на руке девушки, на мгновение показавшейся из широкого рукава – признаки горожан, выбравшихся поразвлечься.
…блестящие зрачки камер, мерцающие под портиками зданий с эмблемами торговых лиг, и едва заметные очертания тяжелых танков, скрытых под песком за границей поселения, у складов.
…круглый железный скелет, парящий над крышами домов к югу, над трепещущими флажками и транспарантами невидимой отсюда ярмарки – огромное колесо обозрения, замершее под палящим солнцем.
…и тень за окровавленным обелиском – башня у стены, над поселением, пробитая гранеными жалами скорострельных орудий, неподвижно уставившихся вниз, на неряшливо разбросанные здания, и способных, по мнению Кейна, за несколько секунд превратить городок в пылающий ад.
– Влево. – Бросил он в спину Коди, и та подчинилась, не мешкая. Нырнула в сторону, обойдя идущего навстречу грузчика с оранжевым пластиковым мешком, шикнула на парочку, вздумавшую пересечь ей дорогу. И укрылась в тени под узким навесом, украшенным незатейливой вывеской: тарелка с лапшой и торчащей из нее куриной ножкой. Когда монах, несколько раз оглянувшись, вошел под навес следом, девушка уже устроилась на табурете у длинной стойки из желтого пластика, и в белой лакированной миске перед ней дымилась гора лапши.
– Еще! – Бросила она старику, возившемуся за стойкой, у пары котлов с бульоном, и подвинула миску Кейну. – Давай, ты вроде как есть хотел.
– Не откажусь. – Улыбнулся в ответ Кейн, берясь за двузубую вилку. Коди бросила старику половинку кредита, взяла у него вторую тарелку лапши, и громко подула на нее, ожидая, когда старик отойдет.
Затем, выудив пальцами из бульона кусок куриной грудинки, наклонилась к Кейну:
– Че еще мы тут смотрим, монах?
– Устала? – Участливо спросил тот. – Я могу прогуляться и сам, а ты подождешь здесь, в тени.
– Хорошая тут жратва. – Коди уронила надкушенный куриный хрящ на стойку, и снова принялась рыться в тарелке. – А вот шутка твоя протухла. Думаешь, у меня за сестер ничего не болит? Видел, как нас мало осталось – из целого-то рейда?
– Знаю, что болит. – Тихо ответил Кейн, наматывая лапшу на вилку. – Феникс сделала вас семьей, дала вам общую цель.
– Ну потому она и Феникс. – Резонно заметила Коди. – Вон, даже тебя озадачила. Не пойму только, чем, а вашего разговора не слышала. Но по морде твоей вижу, что без кулаков обошлась.
– Правда. – Признал Кейн. – Она дала мне обещание. И должна будет сдержать.
– А то. Ни одна Змея просто так рта не раскрывает. И чего она тебе обещала?
– Что в будущем пощадит по пять человек за каждую из спасенных Змей.
Коди прыснула в кулак, а затем громко расхохоталась, расплескав бульон по стойке. Кейн улыбнулся в ответ, и принялся было за лапшу, но Змея, все еще хихикая, взяла его за предплечье:
– Скажи честно, монах – ты дурак?
– Иногда я и сам задаю себе этот вопрос.
– Я вообще не врубаюсь – ты, выходит, сдохнуть готов ради неизвестно кого? Здесь, вот под этими стенами в песок лечь только затем, чтобы потом кому-то помирать не пришлось?
– Да. – Кейн заглянул Коди в глаза. – Умереть ради неизвестно кого намного лучше, чем сделать это запросто так, верно?
– Серьезно? Но ты ж даже не знаешь, кто это будет? Может отбросы какие, или торговцы мясом, или кто еще похуже – тебе ведь не узнать?
– А зачем мне это знать? – Улыбнулся монах. – Это ведь никак не изменит моего решения. Или поступков Феникс.
– Чего?
Вместо ответа Кейн кивком указал ей за спину, на помост с обелиском, у которых началось движение, заставившее оживиться толпу. Глухой удар железа о железо разнесся над площадью, мгновенно заглушив выкрики купцов и гомон прохожих – и растворился в жарком воздухе, напоенном запахом сотен человеческих тел, дымом жаровен и вонью отхожих мест. Железная коробка с десятком колес, похожая одновременно на грузовик, и на танк, вползала на площадку за обелиском, а над ней, в узких бойницах башни, едва заметно глазу поворачивались дула скорострельных орудий. В толпе засвистели – следом за большой машиной на площадь вывернула пара открытых пехотных транспортеров. Спрыгивающие оттуда гвардейцы в пятнистой полевой форме выстраивались цепью, оттесняя толпу от помоста.
– Начинается. – Сказал Кейн негромко. – Запоминай, где стоят машины.
– Ну их и много, мать их. Точно не хочешь свалить, монах?
– Сейчас?
– А чего ждать. – Змея улыбнулась, блеснули белые зубы на измазанном машинным маслом лице. – Потерялся бы, пока время есть. Я бы за тобой в этом хлеву, да перед стволами, быстро не бежала.
– Ты не веришь мне?
– Неа. Никому, кроме Феникс, не верю. Мы сюда умереть пришли – и только ты, дурак, думаешь иначе.
Кейн рассмеялся.
– Чего ржешь?
– Если мы готовы умереть – то у нас и правда есть шанс.
Коди мрачно воззрилась на него и покрутила пальцем у виска.
Транспортеры миновали помост и остановились, разворачиваясь, замыкая цепь. Двери огромной машины распахнулись, и оттуда, щурясь на яркое полуденное небо, появились первые пленники. Им навстречу с низким утробным звуком хлынула толпа.
Заключенные мало напоминали Тигров, которых Кейн привык видеть в визоре винтовочного прицела – разве что татуировками, проступающими под грязью, покрывающей их истощенные тела. Гвардейцы вытаскивали пленников парами, точно животных, используя длинные металлические штыри, продеваемые в стальные ошейники. И вели к обелиску, на котором уже сверкали полированным металлом новые скобы, забитые в бетон несколько секунд назад.
– Вот так все и будет? – Тихо спросила Коди. – Да ты посмотри, сколько тут пятнистых. Этим Тиграм теперь ни бог, ни черт не помогут. Или, может, ты их тоже спасать собрался?
– Они умрут, чтобы твои сестры завтра смогли жить. – Ответил Кейн. – Будь им благодарна.
– Не дождутся. Имела я этих Тигров с прогибом… – Коди пододвинула к себе миску, и снова запустила в нее пальцы, не отрывая глаз от помоста. – Долго еще?
– Думаю, да. – Кейн наклонился вправо, рассматривая столбы рядом с обелиском. – Одна, вторая, третья – вон, там еще камеры, которые смотрят в толпу.
– Запомню. – Тут же отозвалась Коди, и добавила тише, покосившись на отошедшего к котлам старика. – Я в разведку хожу два года. Помнить умею. Считать умею. Читать. Водила по четыре восьмерки, докладывала самой Ликс, пока та возле Феникс была. Только вот знаешь – за все время ни разу такого человека не встретила, чтобы умереть не боялся. Никто этого не хочет, и я, если подумать, тоже…
– И чего же ты хочешь на самом деле, Коди?
– Скажешь кому – печень вырежу.
– Согласен.
– Ребенка хочу. Маленького, чтобы орал и жрать просил. Живой кусочек Коди. Чтобы, когда зароют меня в песок – он остался. Был бы такой на свете – может и я бы так не боялась. А ты… Кейн? Тебя же, если порезать, живая кровь потечет? Может, уйдешь все же, пока я не смотрю?
– Ребенка. – Задумчиво повторил Кейн. – Чтобы он жил такой же жизнью, как ты? Прятался, убивал, и погиб в бою, если повезет. Или как эти Тигры, распятым у стены?
– Хочу. – Согласилась Коди. – Потому как лучше жить так, чем вовсе не рождаться. И даже захоти я для него чего другого – ну сам подумай, что я могу сделать? Только себя кусок отдать, своим молоком да кровью напоить. И все. А судьбы другой я ему не подарю – потому как для меня самой ее нет.
– Но ведь для этого люди и оказываются рядом. – Кейн смотрел на Коди так, будто только что увидел ее впервые. – Чтобы изменить судьбы друг друга. Ребенок меняется, так же, как и любой человек. Достаточно только указать ему путь.
– А когда вообще никакой дороги не видно?
– Нужно спросить ее у другого путника. – Кейн улыбнулся. – Как я сейчас.
– Да ну тебя! – Снова отвлеклась Коди, глядя на помост. – Хорош языком чесать! Ты лучше вон туда посмотри!
Кейн проследил за ее взглядом: из плоского транспортера, подъехавшего к площади последним, выбрался человек – высокий, в черной блестящей броне, под которой, закрытые сегментированными пластинами, сокращались тонкие трубки экзоскелета. При его появлении толпа замерла, точно прислушиваясь к скрипу помоста под бронированным сапогами. Высокий человек медленно прошел до его середины, остановился, и над площадью разнесся низкий голос, усиленный многочисленными громкоговорителями: