В ней не было злости.
III.
Дальнейшую дорогу она запомнила плохо. Город ошеломлял размерами, и уже на следующем перекрестке Мириам не могла понять, где же они оставили Арго – позади, среди стеклянных громад, сбегающих к хайвею пологими уступами, или в стороне, где, окруженные округлыми кронами деревьев, вырастали из бетона тонкие дома, похожие на аккуратно заточенные лезвия.
– «Ты совсем не боец, да?!» – Наконец нарушила тишину Вероника, и Монти вздрогнул. – «Где в этот раз были твои хваленые джеты?»
– Оставь его. – Бросила Би в ответ. – Он и правда не воин.
– Меня… тренировали. – С трудом проговорил Монти. – Но с тех пор прошло много времени, и в сложных ситуациях я легко теряю самообладание. А этот дурацкий коммуникатор не работает, когда нужно. Кто просил Арго высовываться, его же наверняка заметили на заставе, ждали, когда он вернется…
– Арго сказал правду? – Спросила Мириам, и тут же ответила сама себе. – Да, правду. То есть, Монти, он и правда убил…
– Жену Грегори Бланта, магната. – скривился шут. – Его оправдал Король, но… Наверное, он бы не хотел, чтобы я вам ее рассказывал.
– Он не боялся. – Сказала Мириам. – Я ничего не понимаю. Если этот магнат хочет отомстить ему – то почему он не боялся?
– Спросим у него самого. – Твердо сказала Би. – Или, если он сам не придет – пойдем за ним.
Шут прерывисто и тоскливо вздохнул.
Следуя его движениям, кар то кружился по невысоким мостикам, то, напротив, разгонялся до огромной скорости на широких хайвеях, будто предназначенных для машин намного большего размера. Впрочем, длилось это не долго – она едва успела почувствовать новый толчок тошноты, и сжаться, преодолевая его, как шут притормозил. Кар медленно въехал в тень, и стекла снова посветлели, заставив Суонк присвистнуть:
– Мать-монашка, че за речка?
Мимо действительно текла вода – по широкому, светящемуся изнутри желобу, вдоль которого следовал кар. И в который, разбрасывая мелкую прозрачную пыль, вливались сверху десятки ручейков поменьше – таких же светящихся, тонких, журчащих по едва заметным желобам, проложенным между ступенчатыми стеклянными стенами здания, уходящего далеко вверх. Кар еще раз повернул, следуя за водой, в тени отходящих от стен древесных ветвей – сами деревья оставались невидимы снизу, видимо, располагаясь выше, на карнизах. И медленно остановился у пологого мостика, пересекающего рукотворный ручей.
– Милости прошу. – Монти выбрался из кара первым, и шикнул на невысокого бледного человека в сине-белом костюме, попытавшегося открыть дверцу кара со стороны Суонк. Та придержала ручку со своей стороны и уперлась ногой в переднее сиденье, не позволяя ему сделать это.
– Чего это он? – Проговорила Суонк испуганно, но бледный человек уже отскочил, а потом и вовсе пустился бежать после короткого жеста Монти. Би выбралась из кара со своей стороны, и стояла у края дороги, на невысоком бетонном бортике, наблюдая, как шут обходит машину, и открывает дверцу для Суонк.
– Добро пожаловать… говорю. – Он протянул было руку, но Суонк опасливо нырнула под нее, упала на четвереньки, и тут же вскочила, оказавшись у него за спиной. Шут словно не заметил этого, продолжая протягивать руку, на этот раз – Мириам.
Пальцы шута были мягкими и изнеженными, но под этой мягкостью Мириам почувствовала силу. Он без малейшего труда помог ей выбраться из машины, и поклонился Би:
– Следуйте за мной.
Мостик, у которого они остановились, упирался в широкие стеклянные ворота, разделенные на три секции. Мириам без особого удивления поняла, что это все – ручей, ворота, мостик, деревья, нависающие над дорогой и почти достающие до здания напротив – всего лишь части одного огромного дома. Его крыша пряталась за листвой и солнечными пятнами, усеивающими вход, но, следуя за Монти и Би она все еще ожидала увидеть ее высоко вверху. И только пройдя мимо повернувшейся прозрачной пластины ворот, толщиной в руку, увидела.
Изнутри здание оказалось огромным и почти пустым, словно речная ракушка.
За длинным портиком с мерцающими узкими окошками открывалось пространство размером с Праздничную площадь в Хоксе, с десятками белых столиков и стульев, расставленных в веселом беспорядке. Точно как на площади, прохаживались люди, поднимался пар в маленьких павильончиках у стен. В центре, то взлетая, то опадая в сложном ритме, бил фонтан, от которого, укрываясь в прозрачном полу, бежали тонкие ручейки, складываясь в узор из колец и петель. Но главное – там было небо, видимое наверху, в конце полупрозрачного колодца из окон и зелени, заключавшего площадь в блестящий спиральный кокон. Действительно похожий на ракушку изнутри – из-за галереи, шириной в небольшую улицу, начинающейся в паре шагов от входа, и бегущей вдоль стен, десятками витков, вверх, к синему просвету, на невозможную высоту.
Мириам взглянула на Монти, его хитрую улыбку – и поняла, что сейчас самое время прикрыть рот.
– Отель? – Спросила Би с каким-то непонятным недовольством в голосе.
– Мой собственный. – С таким же легким оттенком обиды отозвался Монти. – Лучший в Атланте, осмелюсь заметить.
– Ты не доставишь нас к Королю?
– В таком виде? – Монти степенно последовал вперед, обходя фонтан и сидящих за столиками людей. – Меня спустят с лестницы Королевского Шпиля вместе с вами.
– Полагаешь, этикет – важнее нашего дела? – Теперь в голосе Би прозвучала злость.
– Я же не учу вас крутить усы Королю-Лису. – Огрызнулся Монти, и у Мириам закралось подозрение, что он просто копирует тон Би. – У нашего Короля есть доверенные люди, с которыми я собираюсь вас познакомить…
– Когда?
– Не раньше, чем вы примите ванну! – Монти раздраженно кивнул в сторону столиков. – Обратите внимание на реакцию публики. Спешу заметить, что у вас кровь на этой грязной тряпке, заменяющей вам верхнюю одежду. А у маленькой загорелой леди – дыра в штанах, делающая ее нижнее белье излишне заметным…
– Заткнись! – Би действительно покосилась на фонтан. – И двигайся быстрее!
Мириам тоже не удержалась и бросила туда взгляд, но не заметила абсолютно ничего плохого. Несколько мужчин и женщин, одетых во что-то яркое но простое, вроде маек и светлых джинсов, смотрели в основном на шута, и в их цветах мерцало веселье. Видимо, девушек, следующих за Монти, они воспринимали только как свиту, придаток к его необычному облику – и поэтому Мириам просто взяла Суонк под руку, ускорив шаг, стараясь успеть за Би и шутом. И тут же поймала себя на мысли о том, что в отличии от Би ей все равно. Хоть смейся они во весь голос – после пережитого утром, хруста человеческих костей на зубах и чужой памяти, вторгающейся в сознание, она сама готова была рассмеяться в ответ, и хохотать до упаду, только потому, что еще жива, и пришла в это нереальное, невозможное место. И она действительно хихикнула, а затем, почувствовав удивление Би, сжала зубы.
А потом вернулась тошнота.
Ее сопровождала волна отвращения к себе – такого сильного, что ни о каком смехе не могло быть и речи. Мириам вдруг почувствовала грязь на своих пальцах, шершавую ткань разорванной майки, песок, засыпавшийся в ботинки и под ремень брюк. Собственные немытые волосы, и лицо – наверняка в кровоподтеках, которых она не могла видеть. Тошнота складывалась из всех этих мелких картинок, обрывков ощущений – и, когда впереди, перед Монти, внезапно разъехались створки невидимой прежде двери, и блеснула ровная гладкая поверхность, Мириам едва удержалась от того, чтобы не вскрикнуть, хотя ничего еще не успела увидеть.
А когда посмотрела, тошнота прошла почти сразу.
Маленькое квадратное помещение, в которое завел их шут, оказалось лифтом – движение чувствовалось в нем с самого начала, в том, как пружинил пол под их шагами. Задняя стенка была зеркальной, Би бросила на нее один взгляд, дотронулась до непослушной пряди у виска, и сразу отвернулась, а Мириам и Суонк, зашедшие в лифт рука об руку, так и остались стоять.
Суонк хихикнула, и сразу вскрикнула – когда лифт пришел в движение. Мириам ожидала этого, и поэтому продолжала рассматривать себя в зеркале.
Это было похоже на оправдание в суде.
Обвинительница смотрела на обвиняемую, а та искала, чем объяснить свой внешний вид – не такой уж и жуткий, если вспомнить о том, что случилось.
По крайней мере – никаких ссадин. Губы целы, и волосы лишь немного растрепаны, вырвавшись из-под резинки на затылке. Их кустик торчит вверх, словно символ упрямства – или обычной глупости. Глаза – испуганные, и какие-то печальные, словно их хозяйка ждет, что ее вот-вот снова ударят. Грязные разводы на щеках и скулах, пятна на шее и на майке – но уважаемая судья, обвиняемая только сейчас увидела себя в зеркале! И зубы на месте, а гримасу можно принять за легкую улыбку. Да, наверное можно будет – если смыть все водой и мылом, снять грязную одежду, майку со следами чужих рук, и брюки, распоротые ножом, свисающие полосками с бедер. Все это можно исправить, госпожа судья, смыть, сжечь и забыть. Но что делать с самой обвиняемой?
С тем, что осталось у нее внутри?
– Эй! – Сказала Суонк. Мириам поняла, что лифт остановился, Монти с Би уже вышли наружу, и теперь смотрят на нее.
На то, как по ее лицу, оставляя ржавые дорожки, текут слезы.
– Ванна. – Проговорила она, и почувствовала, как Суонк подсаживается, подставляя здоровое плечо ей под руку. – Здесь же есть ванна, правда?
Интермедия II.
С севера к Атланте медленно приближался песчаный смерч.
Несколько тысяч тонн песка, поднятых в безоблачное небо, образовали непроницаемый пыльный столб – вроде тех, что всегда выступали вестниками зимы в этих местах. Водители каравана, следующего по хайвею из далекого Чикаго, заметили его в стороне, и увеличили скорость. Их предупреждение прозвучало на всех торговых частотах, и тут же потерялось в шорохе помех. Смерчи в это время года были не более, чем редкостью, а этот двигался неторопливо, минуя населенные места, и ближайшие фермерские поселения, расположенные западнее.