Экран в зале потемнел, а затем снова засветился, став еще больше. Город пропал – теперь там отображалась еще одна зала, такая же темная, с алым мерцанием, заполняющим потолок. Буквы так же неслись по нему, складываясь в имена, но источников света было больше – из дверей, расположенных по периметру, на гранитный пол падали длинные освещенные полосы, доставая до возвышения с кафедрой и скамьями в центре.
– Камеры в здании городского суда. – Пояснил Клод, и Лиза кивнула, вглядываясь в людей перед возвышением – мужчину в белом мундире, женщину в красной куртке, и девочку, застывшую между ними. Мужчина говорил с людьми, одетыми в белые мантии, сидящими на возвышении, но слов не было слышно – предсказатель не транслировал звук. Изображение сдвинулось в глубину зала, фокусируясь на нем, женщине и двух фигурках за их спинами – длинноногой девушке в очень коротком белом костюме, и стройном желтоволосом юноше в серебристо-черном. Впрочем, юношей он оставался недолго – поверх изображения вспыхнули маркеры, указывая на его истинный пол, и выводя на экран ярлыки данных, сверкающие цветами высших приоритетов угрозы.
– Это реконструкция? – Чуть слышно вздохнула Лиза Линг.
– Нет. – Ответил Клод. – Это происходит сейчас, под нами. Я бы мог выбрать другой момент, но так… нагляднее.
Лиза развернула к себе терминал храма, и ее пальцы побежали по клавиатуре, вводя коды доступа, запрашивая данные о передаче. Защита Клода сомкнулась, позволяя ей работать в изолированной среде, мгновенно стирая любые следы ее деятельности в памяти электроники храма.
– Передача настоящая. – Сказала Лиза двадцать бесконечных секунд спустя. – Прайм Атланты, за которым мы наблюдаем, и… она.
– Фиолетовый и красный маркер сошлись. – Согласно кивнул Клод.
Мужчина на экране продолжал говорить. Звук не имел особого значения, но предсказатель все равно включил его, позволив словам старинной клятвы разнестись под черными сводами:
– «…и я клянусь своей честью, и честью Корпуса, который представляю, защищать этого ребенка, Таню Хокс, как своего собственного. Клянусь заботиться о ее нуждах, чтобы не осталась она без крова, пищи и убежища, которым отныне становится для нее Корпус-Прайм. В свидетели своей клятвы я призываю: Ребекку Ли Андерсон, прайм-лейтенанта Чикаго…»
Женщина в красной куртке шагнула вперед, и Клод сфокусировал изображение на ней, ее миндалевидных глазах, полных решимости.
– Вы сказали, что она не могла выжить. – Сказала Лиза. – Но эта девочка – одна из тех детей, которых она спасала?
– Так и есть.
– Ребекку Ли расстреляли из орудий «Серафа», четырнадцать суток назад. Я помню, очень хорошо – потому что тогда я…
– Вы просматривали запись больше десятка раз. Разные виды реконструкции, углы и качество восстановления. Вы смотрели, как она умирает. А потом плакали.
– Когда вышла из зала. – Призналась Линг. – Я считаю, что она действовала правильно. Она потеряла детей по нашей вине – и я поняла, что сама не поступила бы иначе. Пошла бы без оружия против «Серафов». Но вместо этого я помогала ее убивать…
Девушка снова дотронулась до терминала, отдаляя изображение, рассматривая Ребекку и прислушиваясь к ее голосу:
– «Как опекун этого ребенка по праву спасения, я принимаю клятву присутствующего здесь офицера Корпуса, и призываю судей зафиксировать ее согласно законам Атланты…»
– И я до сих пор не верю, что она жива. Какая технология могла вернуть ее к жизни? – Управляемая Лизой камера двигалась, фокусируясь на деталях костюма Ребекки, ее волосах, затем прыгнуло на девушку, стоящую у нее за спиной.
– Не наша. – Ответил Клод. – Наверное, это самое главное, что вам нужно узнать о будущей войне.
– Что на Земле могут такое?
– Нет, все намного хуже. – Предсказатель перехватил изображение, фиксируя его. – Мы не имеем ни малейшего представления о том, что они умеют. Их оружие и способности находятся за пределами предсказуемых параметров. Эти маркеры – фиолетовый, красный, а теперь и белый – являются катализатором чего-то, что я не могу предвидеть.
– И вы скрыли это от Конклава, верно? Я ведь не видела и намеков на эти маркеры в общей схеме.
– Не все так просто. Данные такого уровня невозможно скрыть от аналитиков Конклава, поэтому ими приходится манипулировать. Моя позиция требует действий, вот только их последствия могут быть немного… неожиданными.
– Я не понимаю.
– Только что за головы двух женщин, которых вы видите в зале, была объявлена анонимная награда, исчисляемая астрономической суммой. За ними начнется охота, но, что парадоксально – это сделает их перемещения, переговоры и намерения невероятно трудными для предсказания.
– Но если их и правда…
– А вот эта вероятность действительно невелика.
– Вас сошлют на дальние рубежи, полковник. Оставят без доступа к информации – я слышала, это страшное наказание для таких, как вы…
– Не успеют. – Улыбнулся Клод. – Все произойдет слишком быстро, и скоро им будет не до меня. Я ведь скрываю гораздо больше, чем говорю вам…
– И меня тоже, наверное, сошлют. – Почему-то улыбнулась в ответ Лиза, перемещая изображение. – А что такое белый маркер?
Камера сфокусировалась на девушке в белом, идущей вперед, осторожно, словно по горячему песку. Ее изящный силуэт светился в полутьме зала, а туфли, будто сплетенные из золотой проволоки, разбрасывали едва заметные блики. Праймы пошли к возвышению, оставив девочку в одиночестве – и девушка присела рядом с ней, осторожно балансируя на длинных каблуках. Ее приглушенный голос, отделенный звуковыми фильтрами, был полон участия:
– Тебе не страшно?
– Нет. Да. То есть как всегда. Я сама так захотела.
– И значит, будешь за это бороться?
– Да. Или умру, если Бог не позволит мне стать Мечом.
– Разве не рано думать о смерти?
– Вовсе нет. – Совсем тихо ответила девочка, и шмыгнула носом. – Знаю, что со мной будет так же, как со всеми. Просто хочу успеть…
– И я. – Девушка улыбнулась, посмотрев вверх, прямо в камеру. – Хочу многое сделать. И стараюсь думать только об этом.
– Вроде как… мечтать?
– Да. – Девушка выпрямилась, и Клод ощутил холод, бегущий по позвоночнику. Ее глаза, черные, темнее самых глубоких теней в зале, взглянули прямо в камеру, и остановились на предсказателе.
Лиза ощутимо вздрогнула – и словно в ответ на это электромагнитная карта здания суда исказилась пиками высокочастотных сообщений. Оба прайма обернулись, как по команде, хотя девушка не произнесла ни слова, и в электронику, контролируемую Клодом, ворвались щупы чужих команд.
Дальнейшее заняло не более секунды.
Операционная система Клода отступила, сворачиваясь, уничтожая собственный код во взломанной инфраструктуре города. Предсказатель видел это, как россыпь сжимающихся зеленых звезд на карте информационных линий, сокращающихся, будто высыхающие пятна от пролитой жидкости. Вокруг них столь же стремительно вспыхнули чужеродные формы, отслеживаемые системой защиты, хищные белые цветы, врывающиеся в пустоту, оставшуюся после взлома. Два повторяющихся рисунка команд, похожих и совершенно разных одновременно, атаковали его построения, стремительно отступающие к ретрансляторам. Клод позволил им войти в контакт, на миллионную долю секунды, копируя участки их кода – а затем один из оставленных им наборов команд обесточил ведущую антенну, указывающую на орбитальный лифт, и стер ее системную память. Зеленые звезды свернулись и погасли, и предсказатель позволил себе тысячную долю секунды на изучение захваченных частей своего электронного противника. Они были отчетливо разными, по форме и по стилю: аккуратный фрагмент упорядоченных точных команд, и дерзкая эвристическая структура, работающая вопреки всему.
Он все еще вглядывался в них, и в карту Атланты, снова видимую с высоты птичьего полета – когда картина электронных сетей внизу словно взорвалась. Тысячи белых шипов выстрелили в небо, расцветая уже знакомыми белыми цветами, вдоль линий ретрансляторов, торговых передатчиков и дата-трассы лифта. Клод отреагировал на это, снова отступая, пытаясь заблокировать каналы передачи данных, наращивая нагрузку на вычислители – и понял, что опоздал.
Белый цветок раскрылся внутри станции. Дробясь, размножаясь, чужой код в мгновение ока внедрился в протоколы безопасности, перехватывая управление системами жизнеобеспечения, захватывая камеры наблюдения и перекрывая каналы связи, доступные предсказателю. Последнее, что он успел почувствовать, перед тем, как зал был отрезан от внешнего мира – это растущее напряжение в контурах охлаждения обшивки, всего в двадцати метрах от купола храма, начиненного сложной электроникой.
Имена, бегущие по кругу, остановились. Замерли, отбрасывая мертвый красный свет, будто какой-то извращенный орнамент, нарисованный кровью. Затем экран, мерцающий посреди купола, раскололся, пропуская изображение светловолосой девушки, парящей в пустоте. Клод ощутил ее появление как последний удар по своим системам. Программы, оставленные им снаружи, ожив на миллионную долю секунды, сообщили о возросшей нагрузке – а затем сразу же замолчали, вспыхнув напоследок сотней маркеров-предупреждений. Девушка, одетая в костюм предсказателя, парила в невесомости, глядя на них с каким-то непонятным Клоду выражением – то ли испугом, то ли жалостью.
– Теперь вы нас… убьете? – Неожиданно спросила Лиза, оставляя попытки набрать очередную команду с терминала. – Это ведь информационная атака – таких не было с последней войны?
– Я хотела. – Ответила их гостья с экрана, не очень уверенно. – Но сейчас понимаю, что просто не смогу. Я собиралась имитировать аварию в системах охлаждения обшивки, и открыть часть заслонок вентиляционной сети. Это помещение было бы заполнено техническим азотом под высоким давлением менее чем за тридцать секунд. Но этого не произойдет.
– Почему? – Спросил Клод.
– Вы знаете, полковник. Иначе не очутились бы здесь, в храме, с одним из своих операторов, запертые, точно пара заговорщиков.