По своим пропорциям, оформлению фасадов и планировке оба здания значительно больше тяготеют к сооружениям XVII века, чем к постройкам петровской поры. Это и неудивительно, так как строителем их, а возможно и автором проектов, был Иван Григорьевич Устинов, получивший образование у своего отца — известного московского зодчего. О творческой биографии Устинова до недавнего времени знали очень мало. Среди найденных документов, имеющих к нему отношение, — собственноручно составленный архитектором перечень работ, выполненных им в Шлиссельбурге в 1719 году. Особенно важна запись, в которой прямо сказано: «велено архитекту Ивану Устинову быть в Шлютельбурхе удела каменных казарм».
И. Устинов руководил не только сооружением казарм и денежного двора. В 1720 году ему было предписано: «денежный двор доделать, кругом всей крепости валганг (обход стен) покрывать, канал пропустить сквозь замок, колокольню (Часовую башню) подкрепить, стены кругом изнутри и снаружи починить».
Кроме того, Устинов отделывал императорский дом, построенный на большом острове неподалеку от Орешка вниз по течению Невы (ныне его называют Фабричным островом), и, по-видимому, возводил деревянные хоромы для заключенной в 1718–1723 годах по делу царевича Алексея сестры царя Марии Алексеевны. Это было одно из первых тюремных зданий крепости.
В 1721 году зодчий был послан в Москву для «построения» триумфальных ворот в честь окончания Северной войны. В феврале 1723 года он просил «отца отечества»: «Да повелит державство ваше свое императорского величества жалованье на помянутый год милостиво выдать, чтоб я мог при вышеписанных работах иметь со своими домашними дневную убогую пищу и з голоду не умереть и от долгов освободиться».
Работы, упоминаемые в челобитных 1723–1728 годов, опровергают мнение о незначительной роли И. Устинова в отечественном градостроительстве. Перед нами предстает разносторонний архитектор, который строил, руководил починкой и проектировал в Москве и окрестных царских селах мосты, плотины, фонтаны, ворота, дворцы, палаты, Гостиный, Соляной, Казенный и другие дворы, кельи нескольких монастырей, контору Сената.
И. Устинов возродил каменное строительство Москвы после действовавшего много лет запретительного указа 1714 года. Он умер в 1731 году, и полагали, что ни одного его произведения не сохранилось. Действительно, ни построенных Устиновым зданий, ни подписанных им чертежей до последней поры не удавалось обнаружить.
И вот установлено пока единственное дошедшее до нас авторское произведение И. Устинова — шлиссельбургские казармы. Понятно теперь, почему так сильно сказались в их архитектуре черты древнерусского зодчества. И. Устинов, московский архитектор начала XVIII века, наследовал традиции отцов, при этом как бы связывая архитектуру старого и нового времени.
Осмотр сохранившихся руин здания казарм у северной стены убеждает в том, что оно построено в соответствии с проектным чертежом. Ценность этой единственной уцелевшей в крепости постройки петровской поры возрастает не только потому, что выявлены своеобразные черты, роднящие ее с другими образцами древнерусского зодчества. Во время поисков обнаружены также документы, в которых названы имена и других строителей здания казарм. После отъезда И. Устинова в Москву достройку казарм (окончены в 1728 году) возглавил «полковник от фортификации и архитект» Доменико Трезини.
Из всех находившихся тогда в Петербурге русских и иностранных архитекторов был выбран очень занятый ответственными постройками главный зодчий столицы. Это говорит о большом значении, которое придавалось работам в Шлиссельбурге и после окончания Северной войны.
Первый строитель Петербурга был человеком исключительной энергии; он, по образной характеристике академика И. Э. Грабаря, за первые 10 лет существования города выстроил чудовищно много. Трудно представить себе, когда этот человек мог спать и есть да еще участвовать в маскарадах и исполнять обязанности церковного старосты.
Уже в первые два года своей деятельности на острове Трезини составил подробный перечень необходимых работ и выполнил план и модель крепости. Ему предстояло достроить каменные здания, начатые Устиновым, отремонтировать оборонительные укрепления, возвести новые деревянные постройки, дворец Петра I и дома для губернатора А. Д. Меншикова и коменданта. Как раз в 1722 году исполнялось 20 лет со дня взятия Орешка — Нотебурга. Эту дату Петр I собирался отпраздновать особенно торжественно.
Естественно, что при достройке казарм Трезини со своим помощником и учеником Василием Зайцевым, связанные проектом Устинова, никаких нововведений позволить себе не могли. Возведение в 1722 году «деревянных хором про приезд его императорского величества» осуществлялось уже по ведомости и чертежу главного архитектора столицы. Об облике этих хором можно составить достаточно полное представление по сохранившимся описаниям, а также по обмерному чертежу, выполненному «архитектурным помощником» Сергеем Густышевым в конце 1750-х — начале 1760-х годов незадолго до их сноса.
Этот дворец Петра I представлял собой одноэтажную деревянную постройку на каменном фундаменте. Центральное место в нем занимало просторное «зало», по сторонам и позади которого размещались «каморы». Вся постройка имела в длину 17 саженей, а в ширину около 7. В центре главного фасада был устроен вход, остальную гладь стены прорезали 12 окон, окаймленных наличниками. Простенки между окнами были обработаны пилястрами на высоких пьедесталах, доходивших до нижнего края окон. Все здание увенчивалось довольно крутой крышей, по краю которой был установлен парапет из балясин.
По своей архитектуре дворец очень напоминал постройки Петербурга, сооружавшиеся до 1714 года, например, первое здание Сената, некогда существовавшее в крепости на Заячьем острове. Возведение этой довольно скромной на первый взгляд постройки Трезини имело особое значение. Ею было положено начало оформлению парадной части крепостного двора зданиями, решенными в формах ордерной барочной архитектуры, которые ранее не были свойственны сооружениям Шлиссельбурга. Помимо этого возведение дворца Петра I означало появление нового типа дворцовой постройки и, несомненно, оказало влияние на некоторые архитектурные сооружения Петербурга середины 1720-х годов.
В итоге работ 1722–1723 годов Д. Трезини создал на острове своеобразный архитектурный комплекс. Дома на площади были поставлены с таким расчетом, чтобы входивший в крепость, пройдя Воротную башню, сразу мог увидеть их. Существовавшие же на острове хозяйственные службы были скрыты за ними. В этом сказывалась, несомненно, рука опытного градостроителя.
В преобразовании облика крепости важную роль играла реконструкция Часовой башни, находившейся в юго-западном углу цитадели. Еще при Устинове эта башня получила новое двухъярусное завершение. Осмотревший ее в 1725 году камер-юнкер Берхгольц записал в своем дневнике, что «император нарочно для того и построил ее, чтобы иметь возможность разом обозревать крепость и окружающие ее места». Завершение, предложенное Трезини, строилось по традиционному принципу — ярусами, что позволяло создать постепенный переход от основания башни к шпилю. Композиция верха башни чрезвычайно напоминала Богоявленскую церковь в Кронштадте, колокольню Петропавловского собора и некоторые другие церкви, строившиеся в те же годы.
Установка почти 20-метрового шпиля требовала точного расчета работы на высоте были сложными и опасными. Ими руководил голландец «шпичного и столярного дела мастер» Герман фон Болес. Трудности при установке шпиля, вероятно, были большие, ибо даже не слишком щедрая Канцелярия от строений постановила дать вознаграждение плотнику Ивану Федулову с товарищами, которые «обретались в Шлютельбургской фортификации у подымания и постановления на каменную башню деревянной колокольни, за их смелую и верхнюю работу сверх оклада заработанных денег».
Новое завершение Часовой башни совершенно изменило силуэт крепости. Теперь уже издали был виден устремленный ввысь шпиль, господствующий над крепостью и над окружающим ее водным простором. Плывущим по Ладоге судам он служил своеобразным маяком — символом приближающейся столицы.
Главный архитектор Д. Трезини отдавал стройке на острове много сил и энергии. Он составлял ведомости и сметы расходов, выписывал мастеров и материалы, делал чертежи и записки к проектам, планировал будущие работы, заботился об инструменте и кирпиче. Трезини часто приезжал на стройку. В 1723 году он просил У. А. Синявина «наипаче первее исправить шлютенбургскую модель». В обсуждении модели, по которой должно было осуществляться строительство крепости, участвовал сам царь, «который изволил указать несколько штук (то есть деталей. — Авт.) приделать».
Реконструкция Шлиссельбурга затянулась надолго. 26 мая 1723 года «директор над строениями» У. А. Синявин «усмотрел в Шлютенбурхе, работы отправляются слабо». В дело вмешался царь. Из письма коменданта крепости полковника Бухгольца известно, что 28 мая Петр I «в присутствие свое в Шлютельбурхе изволил указать (Бухгольцу. — Авт.) именным его императорского величества изустным указом прислать к своему величеству о шлютельбурхских гарнизонных ветхостях и прочих нуждах мемориал». Через несколько месяцев, 14 августа 1724 года, в книге копий указов Военной коллегии было записано: «Шлютельбургская фортеция весьма обветшала и требует немалой починки, о которой ветхости в присутствии его императорского величества бывает немалый гнев».