Существенную роль в этом треугольнике по-прежнему будут играть четыре основных игрока. Во-первых, США, для которых влияние на Кавказе◦— ключ к главному потенциальному театру военных действий◦— Большому Ближнему Востоку и богатому нефтью Каспию, а также рычаг сдерживания растущих амбиций России. Во-вторых, Россия, рассматривающая регион как свое «мягкое подбрюшье». В-третьих, сами непризнанные республики, отстаивающие свой суверенитет. И, наконец, Грузия, для которой решение осетинской и абхазской проблемы имеет огромное внутриполитическое значение.
Мирное разрешение абхазской и осетинской проблемы возможно лишь в случае, если непризнанные республики, равно как и Грузия, а может быть, и Армения, станут частью российского интеграционного проекта. Хотя сегодня такой вариант выглядит совершенно фантастично.
Что же касается силового сценария, то он вероятен лишь с точки зрения общей непредсказуемости нынешнего тбилисского режима. Попытки взять реванш за поражения 1992 года будут означать катастрофу как для самой Грузии (ее победа маловероятна), так и для России, поскольку в конфликт, как и 14 лет назад, будет втянута западная часть российского Северного Кавказа.
Наиболее вероятен, на наш взгляд, сценарий превращения осетино-грузинского и осетино-абхазского противостояния в перманентный конфликт, наподобие палестино-израильского. И такой вариант устроит почти всех.
Сценарий международного признания суверенитета Южной Осетии и Абхазии вряд ли устроит Россию. В этом случае она рискует получить на южных границах еще две маленькие Грузии. Очевидно, что для укрепления обретенного суверенитета Сухуми и Цхинвали придется лавировать между главными геополитическими силами в регионе◦— Россией и США. Поэтому от клятв в вечной дружбе они могут быстро скатиться к антироссийской риторике, если им за это заплатят в долларах.
Россия не заинтересована и в присоединении Южной Осетии и Абхазии, поскольку в этом случае она потеряет действенный рычаг влияния на Тбилиси, с которым по эффективности не могут сравниться ни вино, ни «Боржоми». Вместо этого она получит еще два депрессивных кавказских региона, к тому же с сильно криминализированной экономикой и компактно проживающим грузинским меньшинством.
В свою очередь, для Сухуми и Цхинвали вхождение в состав РФ будет означать утрату статуса важных игроков в региональной политике и превращение в 89-й и 90-й субъекты Федерации, по уровню экономического развития находящиеся где-то между Чукоткой и Ингушетией.
Определенные дивиденды от сохранения существующего положения вещей получит и Тбилиси. Абхазский и осетинский факторы в российско-грузинском противостоянии◦— это важная часть грузинского государственного проекта. Хотя судьба самого проекта до конца, видимо, не определена.
Попытки Грузии «обмануть географию» и вырваться из сферы влияния России не обязательно обречены на провал. Однако реализация такого сценария возможна лишь при условии, что США на длительный срок возьмут на себя содержание стратегически важного партнера, чья территориальная целостность будет при этом постоянно находиться под угрозой. Помимо вышеназванных у Тбилиси имеются проблемы с армянским и азербайджанским меньшинствами, сванами, аджарцами и даже мингрелами, которые формально являются составной частью титульной нации. Впрочем, как и в случае с Россией, утрата проблемных территорий возможна лишь при условии коллапса грузинского государства в целом.
Когда пять лет назад рассекретили доклад Национального совета США по разведке «Тенденции глобального развития к 2015 году», эксперты обратили внимание на многовариантность развития как для России, так и для большей части постсоветского пространства. Наиболее категоричным был прогноз для Центральной Азии: говорилось о нарастании нестабильности, связанной с нерешенностью социальных, экологических, религиозных и межэтнических проблем. Одной из базовых проблем называлась усугубляющаяся нехватка воды, вызванная экстенсивной практикой ее использования для орошения, а также загрязнением подземных вод. Этот фон усугублялся высокой рождаемостью, перенаселенностью (речь о Чуйской и Ферганской долинах), низким образовательным уровнем населения, слабой системой здравоохранения.
Все эти факторы сохранились и сегодня, вряд ли они сойдут на нет к 2020 году. Исключением станет разве что Казахстан, чье динамичное экономическое развитие, диверсификация экономики внушают оптимизм.
Регион останется ареной соперничества за контроль над энергоресурсами со стороны России, Китая, Индии, Ирана, а также США и, возможно, Турции. Наш прогноз: к 2020 году в ЦА может появиться пара «протекторатов» Китая. С большой вероятностью это будут Киргизия и Узбекистан. Посадив у власти лояльные режимы и «нависнув» над соседями, китайцы попытаются предотвратить в Центральной Азии: а) приход к власти исламистов (это заразительно и опасно для Синьцзяна); б) вестернизацию с перспективой появления «мягких» авторитарных режимов типа назарбаевского (с большой перспективой попадания их в орбиту Запада).
Туркменистан попадет в орбиту влияния российско-иранского «энергетического союза». К 2020 году Иран останется, по большому счету, ведущим, если не единственным, союзником России в Евразии. Прочие «союзники» будут дружить с нами и «любить» Россию, скорее, в режиме вынужденной необходимости.
Туркмения без Ниязова станет центром возрастающей политической активности. Сценарии развития ситуации там могут варьироваться от исламской революции (ей посодействует этнически близкий Иран) до авторитарной демократии по типу азербайджанской. Власть Ашхабада должна будет шире допустить иностранные добывающие компании в страну и определиться с выбором, куда продавать газ: на запад, восток, север или, возможно, тянуть трубопровод в южном направлении. Однако южный маршрут может оказаться реальным лишь при условии достижения глобального консенсуса между российско-иранским «газовым ОПЕК» и Западом во главе с США. Мы исходим из того, что иранский режим к тому времени станет менее теократическим и более «вменяемым», что окажет благотворное влияние и на режим в Туркменистане. Тем более что к этому времени проекты «Север◦— Юг», прежде всего ТРАСЕКА, будут уже задействованы, а значит, все основные мировые игроки получат дополнительные стимулы активно участвовать в обеспечении стабильности в Каспийском регионе.
Таджикистан, скорее всего, останется зоной перманентной напряженности. Внедрение здесь американцами в политическую практику демократических процедур лишь обеспечит доступ к власти исламистам. Это даст предлог китайцам, получив на то мандат ШОС и действуя в интересах оказавшегося в эмиграции «законного правительства», ввести на территорию Таджикистана «ограниченный контингент Народно-освободительной армии Китая».
Контингенты НОАК к тому времени могут быть также размещены в Узбекистане и Киргизии. Их целью станет, в частности, охрана нефте- и газопроводов, доставляющих углеводороды из Каспийского региона на территорию КНР, железнодорожной магистрали Синьцзян◦— Ташкент, а также китайских диаспор, численность которых в регионе к тому времени будет измеряться сотнями тысяч человек.
Важной региональной державой станет и Казахстан. Элита этой страны будет чувствовать перманентную угрозу со стороны растущего китайского влияния, посему Казахстан с большой вероятностью станет к тому времени членом политической организации НАТО или в иных формах заручится гарантиями своей безопасности со стороны Запада.
Сергей Караганов: «В этом регионе, если он не получит каких-либо международных гарантий, есть очень большая вероятность перекройки границ. Это относится прежде всего к Узбекистану, созданному в свое время, как известно, из отдельных областей. В тяжелом положении находится и Киргизия. Китай же, на мой взгляд, будет действовать более тонко, опираясь преимущественно на экономические рычаги наращивания своего присутствия и влияние через многосторонние организации сотрудничества типа ШОС».
Судьбы региона, в том числе его возможные территориальные перекройки, будут в решающей степени зависеть от того, насколько успешным станет переход от семейственно-клановой системы правления к более демократичной. Стабильность региона, защищенность от скатывания в исламизм и этнические войны все-таки зависят от устойчивого развития «проевропейской» бюрократии, а не от общей социальной либерализации по типу украинской. Если начинается революция и группы власти не найдут точки соприкосновения, вползание в исламизм будет очень реальным вариантом и для Туркмении, и для Таджикистана, и, конечно, для Узбекистана.
Этим странам очень трудно прыгнуть сразу к парламентаризму европейского и даже российского типа. Нужна переходная ступень, а значит, лидеры типа и калибра Нурсултана Назарбаева. Если здесь в 2013 году (когда истекут полномочия Назарбаева) все пройдет без потрясений, Казахстан с высокой долей вероятности сумеет удержать регион в узде◦— как за счет своего «цивилизационного» примера, так и посредством своего растущего политического и экономического влияния.
По поводу СНГ у нас один прогноз: к 2020 году эта нежизнеспособная организация, ненужная уже никому из ее членов, прекратит свое существование. Произойдет это мирно и скучно.
В подготовке материала принимал участие Александр Караваев.
«Профиль» № 24 (485)
Александр НевзоровТРЕТИЙ СРОК
Последнее время я начинаю сомневаться в здравом уме нашего президента. С каждым днем это сомнение крепнет и крепнет. Дело в том, что если он считает, что свою работу сделал и может быть отпущен, то там действительно, я бы сказал, проблемы с сознанием.
Дело в том, что он свою работу еще не доделал. Может быть, он мечтает устроиться учителем дзюдо в какую-нибудь спортивную школу и, как страшный сон, забыть всех этих фрадковых, всех этих есиных-лесиных, касьяновых и прочее, прочее, прочее… И вообще полностью абстрагироваться или уйти в буддийский монастырь. Но никакого морального права на это он не имеет. Если сейчас, основываясь на принципиальности, все-таки совершит этот возмутительный поступок, то есть не останется на третий срок, то мы будем вынуждены вспомнить и точно охарактеризовать, что же такое принципиальность. Принципиальность (открываем специальный толковый словарь)◦— это готовность войти в конфликт со здравым смыслом, с безопасностью, с выгодой и необходимостью многих людей ради словесных фигур и фразеологии. Вот что такое принципиальность. Если вот это дичайшее качество под названием принципиальность будет проявлено, то у меня сомнений уже, честно говоря, в поврежденности его рассудка не останется. Дело в том, что этот человек свою работу еще не закончил. Если он пойдет на поводу у так называемой принципиальности, то подаст, конечно, великолепный пример множеству россиян. Хирурги, которые не доделали операцию, могут спокойно, ссылаясь на то, что у них закончилось рабочее время, покидать операционную, а больной с воткнутыми в него скальпелями, с распахнутой брюшиной, истекающий кровью, может лежать дальше. А этот хирург будет говорить: «Вы знаете, я не имею права лишать другого хирурга права на работу». Пожарные, не затушив пожара, будут сворачивать шланги и говорить: «Ребята, сейчас◦— другая смена. Мы никакого права не имеем ущемлять права наших товарищей, которые тоже хотят немножечко тушить пожар». И будут уезжать. А другим пожарным еще нужно переодеваться, нацеплять каски, го