За несколько минут его отсутствия отряд продвинулся на полдюжины шагов и сильно поредел. Солдаты Глаза стояли стеной, полные решимости не пустить противника к шатру — такому близкому и такому недостижимому.
— Дорогу! — заорал Сардар, ввинчиваясь в то, что осталось от отряда. — Михашир! Эй, Михашир!
Он не рассчитывал, что Михашир жив, и услышит. Выкрикивая имя командира, он всего лишь надеялся, что в пылу схватки не прирежут свои.
— Михашир!..
— Чего орешь? — обернулся к нему громила в искромсанном кожаном панцире.
— Брат! Вот! — выпалил Сардар, протягивая горцу свои находки. — Масло, факел. Мне сил не хватит добросить. Понимаешь?
— Не тупой, — громила мощными лапами сграбастал трофеи. — А ну, тельцы, р-р-расступись!
Шаг назад в мгновенно образовавшемся пустом кружке; огонь, скакнув с факела, весело побежал по фитилю…
— Цель в толпу, не попади в шатер! — крикнул Сардар.
— Поучи еще…
Мощный замах — и смертоносный снаряд, гулко жужжа, полетел во врага. Удар, яркая вспышка, крики, визг, вой. Стена перед шатром вдруг раздалась, расплескалась живыми факелами, и в пылающий коридор устремились остатки отряда во главе с Михаширом.
Полдюжины шагов, еще полдюжины… Смятение, охватившее врагов, улеглось столь же быстро, как возникло. Еще полдюжины… Коридор вот-вот схлопнется, вновь превратившись в сплошную ощетинившуюся железом стену. Еще полдюжины…
Они прорвались! Сардар видел, как Михашир и еще трое, вспоров стену шатра, скрылись внутри. Остальные, не больше дюжины, развернулись к противнику, пытаясь выиграть для Михашира хоть несколько секунд.
— Держи, — тот самый громила протянул Сардару факел. — Запали шатер, когда Михашир закончит.
Схватив факел, Сардар юркнул вслед за Михаширом.
Оказавшись в шатре, сощурился — так было светло. Свет исходил из середины, из странного пылающего вихря, внутри которого можно было различить жутковатую призрачную фигуру. Оказавшись ближе, Сардар увидел Михашира и обступивших его горцев. Время будто застыло, превратившись в поток клейкой патоки. Сжав в руке кинжал, Михашир, не отрываясь, смотрел на призрака, а призрак смотрел на него, из полупрозрачных глаз сочилась ненависть. Они что-то говорили друг другу, но из-за шума битвы слов было не разобрать, а может, говорили без слов.
Внезапно сразу в дюжине мест стены шатра раздались в стороны, снаружи хлынул багровый свет, и в его потоках внутрь устремились воины в окровавленных синих повязках, с окровавленными мечами…
«Не успеет» — подумал Сардар, поворачиваясь к Михаширу. — «Все кончено, не успеет…»
Но Михашир успел. Время вдруг встряхнулось и понеслось вскачь. Неуловимым движением Михашир выбросил вперед руку с кинжалом. Вонзившись в светящийся вихрь, лезвие вспыхнуло нестерпимо алым. Алый луч ударил призрака в живот, поднялся вверх, взрезая грудь, кроша шейные позвонки, круша череп…
Световой вихрь взорвался тысячами багровых искр. Послышался душераздирающий вопль, что-то гулко хлопнуло, будто разбился арбуз, и вихрь погас.
Единственным источником света в шатре теперь был факел Сардара. Поднявшийся вдруг ветер набросился на пламя, заставляя корчиться в агонии. В суматошных всполохах Сардар видел, как ворвавшиеся в шатер обрушились на Михашира и его помощников, откатились под ударами мечей, и обрушились вновь, с утроенной силой. Сардар видел смерть каждого, смерть каждого навеки запечатлелась в его сердце, как смерть пламени, раздавленного тьмой.
Когда все было кончено, он шагнул к стене, поднес факел и запалил шатер. Пламя победило.
Глава тридцать седьмая
Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Второй день Арисской ярмарки.
В этом было что-то от безумия, но вид пылающего шатра и собравшихся в долине несметных толп напомнили Рикатсу празднование Нового года в Земле львов. Есть в тех краях такой обычай: на ничейном пустыре между двумя деревнями складывают костер, большой или маленький — зависит от смелости соседей и от их желания помахать кулаками. В первый день нового года костер запаливают, и жители деревень схватываются на кулаках, и дубасят друг друга, пока он горит. Дубасят с размахом, от души, изо всех сил стараясь заставить противника дать деру. Чья возьмет, тем и будет улыбаться счастье весь предстоящий год. Забавные параллели порой подбрасывает память.
— Что это ты осклабился? — голос Лоота вывел из секундной задумчивости. — Придумал, как одолеть эту орду?
Они стояли в двух десятках шагов впереди объединенной армии: эти двое и остальные генералы. Широким жестом телец обвел вражеское войско, выстроившееся перед ними.
Зрелище было ужасающим. Армия разбойников заполонила всю долину, казалось, строй тянется от горизонта до горизонта. В первых рядах Глаз выставил профессиональных вояк: сверкающий металл, сомкнутые щиты, гребни, рога, плюмажи, цвета всех Земель… От одного взгляда на это грозное великолепие враг должен наделать в штаны и броситься наутек, вопя и причитая.
Дальше, за спинами солдат, поганили белый свет самые жуткие, самые отъявленные разбойничьи рожи. Разудалое царство шрамов, татуировок во все тело, вырванных ноздрей, щербатых пастей; лес самодельных копий, ножей, дубин, топоров, и одним демонам известно какого еще смертоубийственного инструмента.
И позади всего этого кровожадного великолепия — волнующаяся несчетная масса прочего люда, пусть не столь колоритного, но столь же кровожадного и опасного. Там реял штандарт Глаза — прямоугольник черно-синей ткани на высоченном шесте. Должно быть, именно там Глаз устроил свою ставку.
Против этого воинства Объединенная армия смотрелась жалкой и потерянной, как стражник-новобранец, сдуру оказавшийся посреди бандитской сходки. Один щелчок — и Тень примет безумца в свои ледяные объятья, один удар — и уже через неделю никто не вспомнит, что жили на свете такие смельчаки, как Рикатс, Лоот, Зевуар, и было у них под началом целое войско.
— У парней поджилки трясутся, — проворчал Лоот. — Если эти переберутся через овраги и зайдут к нам во фланги, пиши — пропало. Только пятки засверкают.
Полководцы озабоченно уставились на два оврага, что слева и справа обнимали их армию как две огромные руки. Эти овраги, промытые вешними водами, стекавшими из ущелий пообочь Арисского холма, далеко врезались в долину, и обрывались примерно в середине ее, не сойдясь друг с другом всего шагов на пятьсот. Воспользовавшись суматохой в лагере Глаза, объединенное войско вышло к этой узкой полосе в расчете на то, что противнику будет трудно перебраться через буераки и ударить с флангов.
— Надо держать фланги, иначе конец всему, — мрачно подытожил телец. Остальные военачальники одобрительно загудели.
— Сколько повторять, забудьте про фланги! — вскричал Рикатс.
— Опять за свое! — схватился за голову Лоот. — Как — забыть?
— Навсегда. Так, будто их нет, — заявил Рикатс. — Плевать на фланги.
— Рикатс, — вздохнул Лоот. — Ты показал себя большим полководцем. Я, телец, признаю это перед всеми присутствующими. Напомню, что поверил тебе, даже когда больше никто не верил. Ты сделал для армии больше, чем все мы вместе взятые — я и это признаю. Но теперь… теперь, Рикатс, не место общим рассуждениям, сколь бы они ни казались мудрыми. Предоставь действовать профессионалам. Здесь вступает в силу тактика, военная наука. Не менее точная, чем арифметика. И твои слова, прости меня, конечно — это лепет ребенка, убеждающего учителя, что два плюс два — шесть…
— Пусть шесть! Пусть даже двенадцать! — вскинулся Рикатс. — Ты со своей арифметикой проиграешь войну, Лоот…
— Оно понятно, твоя арифметика удобней, — фыркнул Лоот.
Более или менее скрываемые усмешки остальных были ему поддержкой. Рикатс заскрежетал зубами, но сдержался. Они спорили все то время, что Михашир пробивался к Шатру, но так ни к чему и не пришли.
— Да послушайте, вы! — прорычал Рикатс. — В сотый раз говорю. Пусть даже там собрались сильнейшие в мире воины, да пусть сами боги…
Лоот в смятении от таких речей судорожно поднес ладонь ко лбу, остальные последовали его примеру.
— Пусть боги, — с нажимом повторил Рикатс, — но вспомните, упрямые ты остолопы, в скольких настоящих битвах им пришлось участвовать в последние годы. Сможете сказать? Нет? А я скажу. Ни в одной! За них все делал лич. Эта тварь, Тарантул, заставлял их врагов вспарывать друг другу животы, а бравым солдатам Глаза оставалось только разгонять пинками немногих оставшихся и собирать трофеи. Теперь Тарантула нет, и этим, — он бросил презрительный взгляд в сторону Глазова воинства, — придется воевать по-настоящему, одной ногой стоя в Тени Зодиака. Они не готовы к этому, клянусь, не готовы! Один бешеный натиск — всеми силами, без резервов, без тыла и флангов, с одним только фронтом — и они побегут. Они забыли, что такое настоящая война, что такое смерть, они к этому не готовы…
— Выживем — поспорим еще, — жестко проговорил Лоот. — Я не дам тебе угробить армию. Мы не дадим. Высунемся за овраги — нас зажмут с флангов и перебьют. Останемся на месте, выдержим удар, измотаем их, и они отойдут. А к утру начнут разбегаться. По той же самой причине: не привыкли воевать без лича.
— Не разбегутся они! — вскричал Рикатс. — Они выйдут на сражение без лича и выстоят. Вы, вы покажете им, что они способны воевать собственными силами, без помощи со стороны. Вы дадите им уверенность в собственных силах. И если кто и побежит, так это наши. Оглянитесь, посмотрите на них. Они измотаны, они голодны. Если им не дать быстрой победы, вот прямо сейчас, завтра они вообще ни на что не будут годны.
— Почтенный Рикатс, — подал голос Зевуар. — Все сто раз обговорено, никого из нас ты не убедишь. Почтенный Лоот прав, оставь тактику тем, кто обучался ей ни один год. Пора возвращаться к своим людям, скоро начнется.
Едва он произнес это, со стороны армии разбойников донесся протяжный рев боевого рога, тотчас подхваченный мерным гулким боем огромных барабанов. Огромная человеческая масса заколыхалась, готовая двинуться вперед.