[318]. Трамвайные и железнодорожные депо, склады, школы – каждый квадратный метр незанятого пространства приспосабливали для размещения эвакуированной техники. В Тамбове оборудование эвакуированного машиностроительного завода свалили во дворе оборонного предприятия, даже ничем не накрыв. Перенести станки на оборонный завод было нельзя, поэтому рабочие приступили к производству, пока вокруг них возводили постройку, что должно было занять не менее четырех месяцев. Секретарь Тамбовского обкома партии просил Совет по эвакуации сказать ему, куда пристроить станки, лежащие под открытым небом, чтобы уберечь их от порчи[319]. Неожиданное соседство создавало и другие проблемы. Каждый завод руководствовался своими требованиями в плане выбросов, безопасности, вентиляции и утилизации опасных отходов. Занимая одно помещение, предприятия выбрасывали еще больше химических отходов, порой совершенно непредсказуемых по своему составу. Риск возрастал еще больше, когда рабочие спали в цехах или когда в том же здании жили люди[320]. Так, в крупном гараже в Ташкенте разместились два завода, из Москвы и из Харькова, причем производили они разную продукцию. Рабочие вместе с семьями жили среди станков[321].
Споры, задержки, трудности с определением пункта назначения усложняли задачу срочного возобновления производства. Иногда, прежде чем начать монтаж завода на новом месте, его несколько раз посылали из одного пункта в другой. Например, московский завод «Калибр», производивший измерительные приборы, в октябре 1941 года отправили в Ташкент, где в начале ноября рабочие приступили к разгрузке и монтажу оборудования в новом здании. Тем временем пришло распоряжение перенаправить завод в Челябинск. К середине января до Челябинска доехало лишь три четверти эвакуированного оборудования, в основном оставшегося лежать в вагонах на станции. Из 2700 рабочих и специалистов, изначально работавших на «Калибре», 820 человек приехало в Челябинск с семьями (всего около 1500 человек). 530 из них поселили в классах начальной школы. Сам завод должен был занять помещение нового и еще не достроенного драматического театра, но не смог въехать туда сразу, так как здание уже использовалось как хранилище для вывезенного из Ленинграда архива партийных документов. Почти весь декабрь решали, как быть с архивом. Только в середине января «Калибр» наконец занял отведенное ему здание и начал установку оборудования. Здесь рабочие обнаружили, что помещение слишком маленькое и его надо расширить на две трети, – они соорудили пристройку. Несмотря на все трудности, к концу января 1942 года завод возобновил производство приборов[322]. Другие предприятия, прибыв на место, тоже оказывались в слишком тесном для них здании[323].
Осмотрев место, куда их эвакуировали, многие руководители московских предприятий бросались телеграфировать Совету по эвакуации, своим наркоматам и даже Сталину с просьбой разрешить им вернуться. Восемь начальников цехов оборонного завода № 266 вместе с заводом отправились из Москвы в Томск. Придя в ужас от условий, в которых они оказались, они даже не сочли нужным обратиться к наркому обороны и отправили телеграмму Сталину:
[С] [ф]илиалом завода 266 прибыло [в] Томск две трети некомплектного оборудования, находящегося на вокзале в несмонтированном виде, [на] мерзлом грунте неотепленного корпуса тчк Остальное оборудование частично [в] пути, частично [в] Москве запрещено отгрузкой тчк подавляющее большинство обмотчиц [и] других кадров в Москве тчк площадей ряду цехов нет, остальным строятся тчк отсутствует инструментальная ремонтная база тчк энергии двадцать процентов, необходимо строить линию пять километров, отсутствует вода, транспорт, жилплощадь тчк[324].
За неимением линий электропередачи, грузчиков, части заводского оборудования, жилья, воды и помещения для завода они хотели вернуться в Москву, в свое прежнее здание. Сталин, получавший тонны подобных жалоб, переправил телеграмму соответствующим сотрудникам Наркомата электропромышленности, которые недвусмысленно дали удрученным начальникам цехов понять, что они останутся в Томске и что их здание уже занято другим заводом.
Разделение и перераспределение предприятий отчасти были обусловлены логикой обеспечения их работы в тылу и нуждами армии, но и само устройство советских промышленных комплексов, состоявших из нескольких заводов и подразделений с десятками тысяч рабочих, способствовало этому процессу. Число занятых на металлургических комбинатах в Магнитогорске и Кузнецке колебалось между 25 000 и 26 000 человек[325]. На гигантском машиностроительном заводе «Уралмаш», производившем крупногабаритные детали для танков, работало 23 000 человек[326]. На многих предприятиях, помимо производственных цехов, имелись вспомогательные, где зачастую работало не меньше людей. Многие заводы располагали собственными механическими и литейными цехами для изготовления запасных частей – наследие ускоренной индустриализации с ее дефицитом и неравномерным распределением ресурсов[327]. Эти особенности облегчили акты разделения и слияния, которых первоначально потребовали эвакуация и отсутствие инфраструктуры на востоке. Несмотря на порой неожиданное соседство, предприятия в восточной части страны получили эвакуированное оборудование, позволившее им совершенствовать свои технологии и расширяться.
В восточной части страны пришлось не только строить новые здания, но и прокладывать водопроводы, линии электропередачи, подъездные пути, дороги. По масштабам новое строительство могло поспорить с индустриализацией 1930‐х годов, но велось оно в тяжелых военных условиях. На строительстве нередко задействовали Особые строительно-монтажные части (ОСМЧ). В 1942 году в СССР насчитывалось около семидесяти ОСМЧ, более половины – на Урале. ОСМЧ функционировали как мобильные военизированные трудовые подразделения, известные также как трудовые батальоны или рабочие колонны. Набирали в них главным образом мужчин призывного возраста, непригодных к службе в армии. Позднее их ряды пополнили рабочие и крестьяне, мобилизованные из Средней Азии, и трудармейцы, находившиеся в ведении НКВД. Из 700 000 рабочих, к концу 1941 года мобилизованных в строительные колонны, около 40 % работали под эгидой Наркомата по строительству[328]. Многие промышленные предприятия использовали ОСМЧ и располагали собственными строительными частями. Например, в декабре 1942 года на строительстве для предприятий черной металлургии было занято более 63 000 человек, из них только 20 000 входили в ОСМЧ[329].
На ОСМЧ было возложено строительство многих зданий для размещения эвакуированных заводов. В 1941 году ОСМЧ поручили построить в Свердловске новый танковый завод, будущий завод № 37, где предполагалось разместить оборудование с трех эвакуированных предприятий, части двух уже имевшихся в Свердловске заводов, ни один из которых не производил танки, и вывезенный из Киева завод «Большевик». Рабочие ОСМЧ трудились на улице в условиях суровой уральской зимы, когда температура падала до минус сорока градусов. Им не хватало элементарных строительных материалов, не было даже чертежей – их делали по мере строительства. Батальон состоял из представителей не менее сорока четырех национальностей, включая рабочих из Средней Азии, плохо или совсем не говоривших по-русски и приехавших на стройку в сандалиях. Руководство раздобыло теплую одежду и обувь, и батальон работал быстро. Вскоре оба завода наладили в новых помещениях производство оружия[330].
В некоторых регионах батальоны ОСМЧ состояли преимущественно из женщин. Уральско-сибирские ОСМЧ прокладывали рельсы и дороги, оборудовали оборонные предприятия водопроводом и канализацией, построили железную дорогу к бокситовым рудникам Северного Урала. Они обслуживали и ряд крупнейших предприятий на Урале, в частности Челябинский Кировский танковый завод и автомобильный завод имени Сталина в Миассе, частично эвакуированный из Москвы. В строительных работах на Уральском алюминиевом заводе и на железной дороге к бокситовым рудникам принимало участие 2500 эвакуированных, в основном женщин из Ленинграда и Калинина, а также 400 женщин из Башкирии. Среди них были молодые девушки и матери с маленькими детьми. Только около тысячи женщин оказались пригодны для тяжелого физического труда, тем более в суровых условиях тайги. Бывшие работницы текстильных фабрик, парикмахеры, бухгалтеры, учительницы осваивали новые профессии – плотников, сварщиков, водителей грузовиков, запальщиков и токарей; другие рыли траншеи, валили деревья и корчевали пни. Поскольку они все время перемещались, особенно когда прокладывали рельсы, постоянного жилища у них не было. Вскоре после прибытия женщин осенью 1941 года дожди сменились сильными морозами. Температура упала до минус тридцати, а где-то и сорока градусов. Изнурительный труд и кошмарные условия часто доводили женщин до слез. Как и у многих мобилизованных рабочих, у них не было теплой одежды и приличной обуви. Женщины умудрялись шить теплую обувь из лоскутов брезента и войлока, продолжая прокладывать трубы и строить железные дороги[331].
Батальоны ОСМЧ, как и другие эвакуированные рабочие, иногда получали неожиданные задания. В апреле 1942 года ГКО отдал приказ о строительстве нескольких новых предприятий черной металлургии на Урале, поручив его строительным организациям из разных городов. ОСМЧ-63, ранее занимавшиеся возведением авиационных заводов, должны были построить доменную печь в Чусовом, городе в Молотовской области на реке Чусовой. Первое препятствие, с которым столкнулся батальон, заключалось в том, что до города оказалось почти невозможно добраться. Отправленная вперед группа из 360 рабочих быстро поняла, что попасть в город получится только по воде. Они нашли судно и доплыли на нем до Молотова, но мелкая река не позволила им двигаться дальше; в конце концов им удалось достать судно поменьше и доплыть до цели. Передовой отряд должен был найти жилье для 5500 рабочих; некоторые уже приехали и жили в палатках, а остальных в скором времени ожидали. По словам стоявшего во главе батальона А. В. Тищенко, в городе не было ни единого свободного квадратного метра жилплощади. Местная партийная организация ничем не могла помочь. В итоге рабочие разместились в примитивных бараках, которые сами же и построили. Затем возникли проблемы с продовольствием. Рабочих, уже прибывших в Чусовой, временно обеспечивали питанием металлургические предприятия. Однако как только Наркомстрой открыл собственный отдел рабочего снабжения, металлургический завод перестал пускать рабочих в свои столовые. Теперь у рабочих из ОСМЧ была еда, но хранить и готовить ее они не могли, пока не построят собственные столовые и другие хозяйственные помещения. Одновременно рабочие приступили к строительству домны, не имея ни цехов для изготовления инструментов и обработки дерева, ни конюшен для трехсот лошадей, ни гаража для стоянки и ремонта ста двадцати грузовых машин. Рабочих мобилизовали из разных мест – Казани, Кирова, Ульяновска, – и каждая группа подозревала, что к остальным в этих тяжелых условиях относятся лучше. В конце концов бригадиры, выведенные из себя их раздорами и перебранками, решительно заявили, что больше здесь не будет никаких «казанцев», «кировцев» и «ульяновцев» – только рабочие ОСМЧ-63. Несмотря на, казалось бы, непреодолимые трудности, всего через девять месяцев с момента, когда батальон получил задание, нова