Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны — страница 30 из 109

. Мог ли он на практике воспользоваться этими привилегиями, сказать трудно: по оценкам Центрального статистического управления, в 1943 году человек из рабочей семьи в среднем съедал одно яйцо раз в пятьдесят дней[377].

Систему усложняли и нормы для ответственных работников. Ответработники должны были питаться так же, как и служащие, но некоторые злоупотребляли своими полномочиями и получали значительно больше того, что предполагали даже самые высокие нормы. К тому же многим в дополнение к продовольственным карточкам выдавали еще и пайки. Вплоть до июля 1943 года, когда Совнарком выпустил постановление, где были четко прописаны нормы для разных уровней работников партийных организаций, профсоюзов, советов и комсомола, государство не устанавливало жесткого контроля над их продовольственными нормами и категориями[378].

На нижней ступени продовольственной иерархии находились группы, временно исключенные из системы нормирования или слабо защищенные ею. Как только эвакуированные обустраивались на новом месте и приступали к работе, им полагались карточки[379]. Однако многие новоприбывшие, особенно беженцы, не отправленные организованно, с эшелоном, испытывали затруднения с поиском работы и получением карточек. Цены на свободном рынке были непомерно высоки, и люди вскоре потратили все свои скудные сбережения и личные вещи на покупку товаров на колхозных рынках[380]. Те, кто жил в бараках или землянках, в том числе подростки – рабочие и подмастерья, люди, мобилизованные на работу из отдаленных регионов, и заключенные, полностью зависели от столовых. Когда дефицит продуктов ощущался особенно остро, многие жили практически на одной жидкой похлебке. Трудармейцев кормили из запасов, распределяемых НКВД, а не Наркоматом торговли, и в иерархии продовольственных норм они занимали последнюю ступень. Нередко директора заводов отдавали часть предназначенных для рабочих продуктов работающим на предприятии заключенным. Однако изможденные заключенные все равно ходили по столовым, стояли за спиной у обедавших рабочих и жадными глазами пожирали еду, ожидая мгновения, когда смогут вылизать отставленные в сторону тарелки[381].

Продовольственные нормы не зависели от пола, хотя некоторые специалисты по питанию отмечали, что женщинам требуется меньше калорий, чем мужчинам[382]. В условиях военного времени многие женщины выполняли такую же тяжелую работу, как и мужчины, и равные нормы давали им слабое преимущество. В семьях обычно делились едой, что отчасти сглаживало все иерархии[383]. Несмотря на тяжелый труд, необходимость заботиться о детях и иждивенцах и суровые условия, в тылу от голода умерло сравнительно немного женщин[384]. Один российский демограф объясняет более низкую смертность среди женщин их большей природной выносливостью. А если женщины в целом выносливее мужчин, то они точно были гораздо выносливее мужчин в тылу, где часто оставались непригодные к военной службе из‐за физических недостатков и хронических заболеваний[385].

Карточная система позволяла государству направлять продукты группам, выполняющим задачи чрезвычайной важности или нуждающимся в дополнительном питании. Так, в начале 1942 года правительство сверх нормы выделило продукты работникам железнодорожного, речного и морского транспорта, круглые сутки обеспечивавшим эвакуацию населения[386]. В мае 1942 года ввели «второе горячее» для работников оборонной промышленности, выполнявших или перевыполнявших норму, для тех, кто занимался тяжелым трудом или подолгу работал сверхурочно. В мае 1943 года «второе горячее» стали давать и заключенным, работающим на промышленных предприятиях и стройках. Между декабрем 1943 года и январем 1945‐го число получающих его людей выросло с примерно одного миллиона до шести миллионов. Особого внимания требовали и шахтеры. Во второй половине 1943 года, когда немцы все еще удерживали угольные шахты на юге, а металлургические заводы отчаянно нуждались в угле, государство повысило продовольственные нормы для рабочих в Кузбассе, обеспечив им не только «особо повышенные нормы», но и «холодный завтрак», состоявший из хлеба, сала и сахара. Вскоре холодный завтрак стали получить и работники других шахт, рудников, где добывали цветные металлы, и металлургических заводов. Тем, чья профессия связана с повышенным риском – работникам химической, оборонной и металлургической промышленности, – добавочно выдавали молоко, белый хлеб, сливки, мясо, рыбу и другие продукты. Страдающие от недоедания рабочие, равно как и раненые фронтовики, доноры крови и грудного молока, беременные женщины, младенцы и дети, должны были получать высокобелковую и высококалорийную пищу. Младенцам и детям в возрасте от года до трех лет, помимо выдаваемого по карточкам продовольствия, полагались молоко, жиры, рис и другие продукты. В 1943 году выполнить эти обещания оказалось невозможно из‐за острой нехватки молока по всей стране, но к концу 1945 года специальные молочные кухни обслуживали около 960 000 детей. Почти 2,6 миллиона детей в детских учреждениях тоже получали дополнительное питание, а всем школьникам в городах и рабочих поселках должны были давать завтрак, состоящий из хлеба, сахара и чая[387]. Однако слишком часто эти прибавки к нормам, столь желанные и необходимые, получить было невозможно.

Кроме того, государство использовало карточную систему как инструмент трудовой дисциплины – чтобы поощрять добросовестный труд и наказывать тех, кто неявками и опозданиями наносил ущерб производству. Рабочие, перевыполнявшие норму, получали дополнительные сто граммов хлеба, а у тех, кто не выполнял ее, наоборот, вычитали те же сто граммов. Постановление от 18 октября 1942 года гарантировало перевыполняющим норму рабочим выдачу дополнительных овощей, яиц и молока с подсобных хозяйств и одновременно гласило, что норму хлеба любого рабочего, отсутствовавшего без уважительной причины и приговоренного к принудительному труду по месту работы, можно сократить на 100–200 граммов в день[388]. Директора многих предприятий прекрасно понимали, что часто рабочие отсутствовали или опаздывали не по своей вине и что потеря хлеба стала бы для них серьезным ударом, поэтому никогда не налагали таких взысканий.

Какую бы важную роль иерархия продовольственных норм ни играла в жизни населения, чтобы оценить, как питалась та или иная группа, надо сопоставить число получаемых ею калорий с затратами энергии. Во временной перспективе этот показатель лучше всего дает понять, каким группам недоедание и истощение грозили в первую очередь. Советские граждане хорошо понимали суть таких подсчетов. Авторы дневников и воспоминаний часто упоминают, сколько сил уходило на то, чтобы работать, ходить по привычным маршрутам, таскать воду, взбираться по лестнице. Когда ленинградские заводы простаивали из‐за нехватки топлива, группы, получающие меньше хлеба, чем рабочие, чувствовали себя ущемленными этой привилегией, которую уже нельзя было обосновать трудом[389]. Никто, кроме высших государственных чиновников, в том числе ведавших народным хозяйством, не получал за счет карточной системы достаточно питания для удовлетворения биологических потребностей. Среди рабочих ближе всего к этой точке оказались шахтеры. А вот те, кто занимал более низкие ступени в продовольственной иерархии (дети, иждивенцы, служащие), не получали по карточкам и половины того, что требовалось для поддержания жизни (см. Диаграмму 1). К концу войны многих рабочих уже включили в списки тех, кому положено большее количество продуктов, поэтому их рацион отставал от суточной нормы потребления калорий всего на 25 % или даже меньше. Однако, помимо выдаваемых по карточкам продуктов, для поддержания сил все старались запастись и другими источниками энергии – главным образом картофелем. Но даже и при наличии таких запасов большинство советских граждан тратили больше энергии, чем потребляли. Бо́льшая часть страны голодала, а в самые трудные годы в регионах, где было слабо развито сельское хозяйство, многие умирали от голода.



Диаграмма 1. Суточные продовольственные нормы – количество получаемых калорий как процент от суточной потребности организма в энергии для каждой группы. Источник: Goldman W., Filtzer D. (eds.). Hunger and War. P. 15–16.

Хлебные карточки и столовые

Когда начался острый дефицит продовольствия, государство приостановило коммерческую торговлю продуктами и переформатировало розничные магазины под выдачу продуктов по карточкам. Во многих промышленных городах еду все чаще распределяли в столовых[390]. В начале 1942 года государство, стремясь объединить и проконтролировать запасы, полностью запретило продажу хлеба, который теперь можно было получить только по карточкам[391]. Люди «прикреплялись» к конкретным магазинам и столовым, где по карточкам выкупали продукты и товары широкого потребления[392]. Правительство гарантировало прежде всего выдачу хлеба, обещая обязательные ежедневные поставки свежего хлеба. За годы войны, по мере того как население городов росло, а Красная армия освобождала оккупированные территории, число людей, получавших хлеб, постепенно росло – с 61 778 000 человек в декабре 1942 года до 80 586 000 в декабре 1945-го