Таблица 10. Трудоспособность заключенных ГУЛАГа в 1940 и 1942 годах
Примечание: Указан процент заключенных в каждой категории.
Источник: Земсков В. Н. Смертность заключенных в 1941–1945 гг. С. 175.
Доля трудоспособных заключенных в лагерях всегда была невелика. Даже до войны только около 60 % в состоянии были заниматься каким-либо физическим трудом, а тяжелую работу могло выполнять едва ли больше трети из них. Почти четверть была слишком больна или слаба, чтобы работать. Когда более молодых и крепких стали отправлять из лагерей на фронт, доля заключенных, способных работать на стройке, лесоповале, добыче угля и руды, снизилась с более чем трети в 1940 году до менее чем пятой части в 1942‐м, а процент способных только на легкую работу вырос более чем вдвое. Со временем работоспособность заключенных падала: значительное число тех, кого в 1940 году признали годными для тяжелого труда, к 1942 году перешли в категорию, годную к работам «умеренной тяжести»; те, кто был занят на умеренно тяжелых работах, были признаны способными только к легким; а тех, кто выполнял легкую работу, признали нетрудоспособными и инвалидами. К 1942 году почти две трети заключенных либо полностью утратили работоспособность, либо могли быть задействованы только на легкой работе. ГУЛАГ как система скорее не увеличивал численность рабочей силы, а уничтожал ее (см. Таблицу 10).
Мобилизация заключенных ГУЛАГа велась по трем направлениям: в сотрудничестве с промышленными наркоматами, в лагерях, расположенных рядом с промышленными объектами, и в рамках так называемой трудармии. Заключенных, переданных в распоряжение наркоматов, чаще всего посылали на опасные работы, требующие тяжелого неквалифицированного или полуквалифицированного труда: на стройки, заводы, добычу угля и руды, лесозаготовки и другие. В общежитиях, в столовых и на работе их следовало отделять от вольнонаемных, но это требование часто не соблюдалось. По сравнению с вольнонаемными для заключенных были установлены меньшие продовольственные нормы, хотя руководители предприятий нередко старались обеспечить им дополнительное питание. Вклад заключенных, отправленных на работу по договоренности с промышленными наркоматами, был относительно невелик. В 1943 и 1944 годах в распоряжение промышленных наркоматов предоставили в среднем 200 000 заключенных. Они составляли лишь около 10 % всего населения ГУЛАГа. В большинстве случаев, хотя и не во всех, доля заключенных среди рабочей силы оставалась невысокой: в период с января по июнь 1944 года на них приходилось только 2 % рабочих, занятых в танковой и угольной промышленности, зато в цветной металлургии этот показатель достигал 12 %. Учитывая текучесть кадров в металлургии, заключенные заполняли существенный пробел[731].
Подавляющее большинство – более 90 % – заключенных работали в лагерях, колониях и спецпоселениях под непосредственным контролем НКВД. Тех, кого признали трудоспособными, ежедневно выводили на работу на разные промышленные объекты. В докладе, сделанном летом 1944 года, начальник ГУЛАГа В. Г. Наседкин заявил, что с середины 1941 года по середину 1944‐го на подобных объектах было занято в общей сложности 1 517 000 заключенных: более двух третей – на строительстве железных дорог, промышленных предприятий, аэродромов и шоссе; еще треть – на лесозаготовительных работах, в горнодобывающей промышленности и металлургии. Однако речь шла о совокупных показателях, тогда как число занятых в любой отрасли в конкретный момент было значительно меньше[732]. Со временем государство стало использовать труд заключенных ГУЛАГа прежде всего не на стройках, лесозаготовках и шахтах, а непосредственно на оборонном производстве. Например, за первые тридцать шесть месяцев войны усилиями заключенных было изготовлено 15 % всех снарядов[733]. Кроме того, заключенные строили важные для обороны объекты, включая авиационные заводы в Куйбышеве, металлургические предприятия в Нижнем Тагиле, Челябинске и Актюбинске, Норильский никелевый комбинат в Заполярье, Богословский алюминиевый завод в Свердловской области, многочисленные шоссе и железные дороги[734].
Поскольку дефицит рабочей силы усугублялся, потребности фронта росли, а ослабленное состояние заключенных повторяло происходившее с вольнонаемными рабочими, только в более тяжелой форме, лагерная администрация, как и Комитет, вынужденно прибегала к мобилизации все более слабого и нетрудоспособного контингента. Ярким примером этих процессов служит Безымянлаг, располагавшийся в Куйбышеве. По меньшей мере за год до начала войны государство решило построить в Куйбышеве, вдоль восточного берега Волги новую базу для авиационной промышленности. Новые авиационные заводы планировалось возвести к востоку от города, в пригородном районе Безымянка. Работу поручили НКВД, учредившему Безымянлаг, разбитый на несколько отгороженных участков. В период с февраля по апрель 1941 года число заключенных выросло более чем вдвое – до 88 600 человек, а к концу года сократилось до 77 000. С началом войны значительно увеличилось число строительных проектов, порученных Безымянлагу, особенно входящему в него Особстрою – Управлению особого строительства НКВД; к ним относились здания, где должны были разместиться авиационные предприятия, эвакуированные из Москвы и Воронежа, бараки для новоприбывших рабочих, а также строительство или перестройка зданий для размещения эвакуированных из Москвы правительственных органов. Нагрузка на лагерь увеличивалась, а плановые сроки выполнения работ укорачивались. Смена длилась теперь двенадцать часов. Лагерное начальство поощряло рабочих, способных перевыполнять норму, в частности обещая досрочное освобождение, но продовольственные нормы при этом снижались. С ноября 1941 года по январь 1942‐го 6 % заключенных лагеря умерло от болезней или голода, что составило 24 % всех умерших за год. Четверть узников Безымянлага так ослабли, что лагерная медкомиссия признала их полностью или частично непригодными к работе. Требования к производству были столь жесткими, а смертность столь высокой, что заключенные и их непосредственные начальники подделывали цифры в отчетах, чтобы получать дополнительные пайки, вести работу в более приемлемом темпе и выжить. В 1942 году, по мере того как строительство приближалось к завершению, Безымянлаг сжимался, а часть его рабочей силы перевели на другие объекты за пределами Куйбышева[735]. На пике своей деятельности Безымянлаг, одно из крупнейших подразделений ГУЛАГа, во многом способствовал успеху советской авиационной промышленности. Но цена этого успеха была страшной. Безымянлаг стал одним из первых примеров, демонстрирующих ужасающий уровень смертности и заболеваний, который в 1942–1943 годах отличал весь ГУЛАГ. Аналогичным образом развивалась ситуация в Тагиллаге, созданном для развития черной металлургии и оборонной промышленности в Нижнем Тагиле, втором по величине городе Свердловской области[736].
Помимо лагерей и колоний, в число трудовых ресурсов НКВД входили и ссыльные. Представителей депортированных групп считали не подходящими для военной службы, поэтому из них образовали объединение, в народе известное как трудовая армия; более официально они именовались «трудармейцами». Термин «трудармейцы» неоднократно встречается в правительственных постановлениях и документах – в отличие от «трудармии», не получившей широкого распространения, поскольку эта так называемая армия представляла собой не единое целое, а скопление разрозненных бригад, колонн и батальонов[737]. Как рабочая сила трудармейцы занимали промежуточное положение между мобилизованными Комитетом свободными гражданами и узниками ГУЛАГа, работавшими на предприятиях, или, если воспользоваться выражением историка Григория Гончарова, предполагалось, что трудармейцы будут жить как заключенные, а работать как вольные. Как и мобилизованные вольнонаемные рабочие, они получали зарплату, находились на предприятиях вдали от дома и не могли уйти с работы, когда захотят. За ними не числилось никаких преступлений. Но, как и заключенные, они жили в охраняемых казармах или лагерях под надзором НКВД. В отличие от обеих категорий, они принадлежали к социальным или этническим группам, вызывавшим недоверие у государства, и, как предполагалось, должны были находиться под контролем НКВД лишь на время войны. Их зарплаты составляли примерно три четверти того, что получали гражданские рабочие, и они платили те же налоги, что и вольнонаемные, но НКВД вычитал с них деньги за жилье, питание, одежду, постельные принадлежности и социальное страхование, чтобы возместить затраты на содержание их лагерей. Размеры их зарплат определяло лагерное начальство с учетом поведения рабочих. Трудармейцам полагались такие же продовольственные нормы, как и вольнонаемным, но, чтобы получить их, они должны были выполнять больший объем работы. Те, кому не удавалось выполнить план, порой получали всего триста или четыреста граммов хлеба, самое большое – восемьсот калорий. Кроме того, в отличие от предприятий, в такие лагеря не поступали дополнительные продукты с огородов, колхозных рынков или из подсобных хозяйств. Выжившие вспоминали, как люди, доведенные голодом до отчаяния, предлагали поварам и другим работникам столовой обручальные кольца или золотые коронки за одну только лишнюю миску каши. Самым слабым, тем, кто уже не в состоянии был выполнять норму, оставалось лишь копаться в помойных ведрах в поисках рыбьих костей и объедков[738]. На танковый завод № 183 (Уральский танковый завод) в Нижнем Тагиле привезли 12 000 трудармейцев в крайне потрепанной одежде, без обуви и пальто, а поселили их в худших бараках, где не было ни кроватей, ни постельного белья, ни отопления, ни воды. Многие уже болели, а некоторые были истощены. Нескольких человек поймали на воровстве в полях ближайшего совхоза, но ни у милиции, ни у районного прокурора не хватило духу их осудить