Медперсонал завода отказался содержать других рабочих в этих жутких палатах и попросил вместо этого построить небольшой стационар для пациентов со «специфическим» местным заболеванием. Тем временем врачи пытались лечить рабочих с поражением мозга на дому или в общежитиях, что требовало дополнительного персонала, которым завод не располагал.
Правительство, встревоженное неуклонным ростом числа пропусков по болезни, но не способное в корне изменить вызывавшие его условия, попыталось сократить потерю рабочего времени, создав дополнительные препятствия для получения больничного листа. В середине 1942 года Наркомздрав, которому подчинялись врачи, выписывавшие больничные листы, и профсоюзы, ведавшие фондами социального страхования, откуда выплачивались пособия по болезни, развернул кампанию против больничных листов: болезнь рассматривалась как вопрос не столько здоровья, сколько трудовой дисциплины. Кампания была направлена против трех групп: врачей, якобы без необходимости выписывавших больничные листы, рабочих, которых обвиняли в симуляции болезней, и табельщиков, будто бы игнорировавших строгое требование отпускать рабочих только после предъявления медицинской справки с печатью[1058]. В некоторых регионах НКВД и прокуратура провели встречи с врачами, чтобы «обратить их внимание» на необходимость выписывать меньше больничных листов[1059]. Профсоюз отправлял своих уполномоченных обходить общежития, выискивать предполагаемых симулянтов и отправлять их обратно на работу[1060]. Хотя сама кампания затевалась с явно принудительными намерениями, она все же заставила предприятия повысить качество медицинской помощи и аккуратнее вести документацию – в обоих случаях выиграли пациенты, страдавшие от последствий неверных диагнозов и обрывочной истории болезни. Без тщательного ведения документации невозможно было установить точную причину несчастного случая, отравления или заболевания, а без этих сведений, в свою очередь, заводы и органы здравоохранения не могли попытаться принять необходимые меры. Однако в конечном счете кампания оказалась непродуктивной с экономической и медицинской точки зрения. Отказываясь давать отпуск по болезни рабочим, которые в нем действительно нуждались, и заставляя раньше времени выходить на работу тех, кто еще не вполне поправился, государство лишь отсрочивало надвигающийся кризис, сопряженный со стремительным ослаблением работников. Статистика показывала, что изнуренным рабочим с подорванным здоровьем приходится прикладывать дополнительные усилия, чтобы поддерживать производство. Несмотря на более строгий контроль над выдачей больничных листов и существенное улучшение медицинской помощи, отпусков по болезни не стало меньше. Исследования, проведенные Центральным статистическим управлением в мае 1943‐го и мае 1944 года, свидетельствовали о том, что количество отпусков по болезни практически не изменилось и почти вдвое превышало довоенные показатели[1061]. Хотя в ходе кампании 1942 года якобы удалось разоблачить множество симулянтов, в 1943 году и в 1944‐м, когда кампания возобновилась, представителям профсоюзов пришлось признать, что рабочие, лежащие в общежитиях и в госпиталях, серьезно больны и явно не в состоянии работать[1062]. Уровень заболеваний и травм не удавалось снизить именно из‐за невероятно тяжелых условий.
В годы войны количество женщин, работающих на заводах, значительно возросло. В 1930‐е годы женщины начали осваивать профессии и ремесла, к которым их не допускали на Западе, и вместе с тем получили еще больший численный перевес в традиционно «женских» отраслях (особенно в текстильной и швейной промышленности)[1063]. Во время войны эта тенденция усилилась. К концу 1942 года доля женщин в тяжелой промышленности резко увеличилась: они составляли большинство на заводах, выпускающих боеприпасы, минометы, электрическое оборудование, и на деревообрабатывающих предприятиях; немногим менее половины рабочих на орудийных, химических и большинстве машиностроительных заводов; значительное по численности меньшинство в других ключевых отраслях, таких как черная и цветная металлургия, судо-, танко- и самолетостроение, добыча угля. В то же время 40 % всех работающих женщин было по-прежнему занято в традиционно «женских» и низкооплачиваемых отраслях: в текстильной и легкой промышленности, на производстве мясных и молочных продуктов, пищевых комбинатах в целом, на локальном производстве и в небольших производственных кооперативах[1064]. Кроме того, женщины обучались новым навыкам, составляя теперь большинство среди квалифицированных специалистов низшего уровня, в особенности токарей, фрезеровщиков, револьверщиков, но были все еще слабо представлены в профессиях, требующих высокой квалификации: среди монтажников, механиков и электриков. Среди полуквалифицированных работников также преобладали женщины: они составляли 80 % всех стерженщиков в литейных цехах и более 80 % кладовщиков, сортировщиков, специалистов по контролю качества, а эти специальности нередко предполагали поднятие тяжестей. Женщины продолжали выполнять непропорционально значительную долю неквалифицированной работы, насчитывая более двух третей огромной армии неподготовленных, вспомогательных и подсобных рабочих в промышленности и 93 % уборщиц цехов[1065]. Правила, сформулированные в начале 1930‐х годов, ограничивали массу грузов, которые женщинам разрешалось поднимать за один раз, но поскольку в годы войны женщины заменяли мужчин на многих подсобных работах, требовавших тяжелого физического труда, эти ограничения часто игнорировали. Женщины, работавшие на производстве боеприпасов, регулярно поднимали и носили грузы массой 50 килограммов, а то и более, в текстильной промышленности – до 80 килограммов. Большинству женщин, как и многим мужчинам, трудно было справляться с такими нагрузками, а значит, они не могли выполнить норму, из‐за чего страдала их зарплата[1066].
Огромные потери на фронте в сочетании с неутешительной статистикой материнской смертности побудили государство уделить внимание заботе о женщинах и детях. К концу 1943 году правительство было серьезно обеспокоено грядущим демографическим кризисом, который сулили падающая рождаемость, растущее число мертворождений и выкидышей, а также высокая младенческая смертность. После долгих раздумий и дискуссий Верховный Совет СССР, чтобы повысить рождаемость и укрепить существующие семейные связи, в июле 1944 года принял новый закон о семье. На фронте у женщин завязывались отношения с женатыми мужчинами, чьи жены зачастую глубоко презирали этих женщин, понося их как «фронтовых шлюх». К тому же страшные военные потери резко сократили количество мужчин, с которыми женщины могли бы вступить в брак. Новый закон затруднял процесс развода и обязывал мужчин и женщин, имеющих менее двух детей, платить налог. А главное, он освобождал женатых мужчин от обязанности заботиться о детях, рожденных вне брака, и перекладывал эту обязанность на государство, таким образом поощрявшее женщин рожать детей вне зависимости от их семейного положения. Многодетные матери получали специальное пособие и удостаивались медали. Наркомздрав настоял на существенных поправках в области охраны материнства: продлил отпуск по уходу за ребенком, ограничил продолжительность рабочего дня и нагрузку в период беременности и кормления, обязал предприятия обеспечивать матерям дополнительное питание и присмотр за ребенком[1067].
Вплоть до 1944 года государство было озабочено прежде всего тем, сколько рабочего времени женщины теряют, чтобы сидеть с больными детьми, при этом директора предприятий, работники профсоюзов и органы здравоохранения мало задумывались о потребностях самих женщин. Только после введения нового закона о семье на заводах начали следить за здоровьем работниц. Руководители, вернувшись к довоенной практике, снова оборудовали предприятия «комнатами личной гигиены», где женщины могли прополоскать или сменить тряпки, используемые в период менструации. Возобновили и медосмотр, проходивший либо в таких комнатах, либо в специально отведенных для осмотра женщин помещениях. Хотя больше всего внимания уделяли беременным женщинам, врачи занимались и другими гинекологическими проблемами, в том числе лечили половые инфекции, грыжи, венерические заболевания, рак и аменорею – характерную для военного времени проблему, во многом способствовавшую падению рождаемости. Из-за недостатка питания и истончения жирового слоя у многих женщин прекратилась менструация. В 1944 году в Магнитогорске аменорею выявили у 40 % работниц одного из токарных цехов, и это заболевание, по всей видимости, было широко распространено[1068]. Новые меры, направленные на охрану здоровья, принимались прежде всего на оборонных заводах. И хотя на других предприятиях таких возможностей по-прежнему не хватало, а в сельской местности они и вовсе были практически недоступны, сотни тысяч работниц и жен рабочих, занятых на крупных промышленных предприятиях, наконец смогли получить элементарную медицинскую помощь.
В промышленных городах органы здравоохранения постоянно сталкивались с препятствиями из‐за дефицита, но прикладывали усилия, чтобы повысить уровень здравоохранения, по возможности заменяя недостающие медицинские ресурсы массовой мобилизацией. К концу 1943 года Наркомздрав назначил 370 000 «общественных санитарных инспекторов», в основном рядовых граждан и цеховых рабочих. Под руководством санитарных врачей и государственных санинспекторов эти недавно обученные инспекторы занимались просвещением в области гигиены и следили за соблюдением санитарных норм на рабочем месте и в заводских общежитиях. Они служили подкреплением немногочисленному и крайне перегруженному отряду санитарных врачей и инспекторов, образуя обширную группу людей, хорошо знакомых с правилами общественной гигиены и способных распространять эти знания среди широких слоев населения