[1069]. Общественные санинспекторы мобилизовали местных жителей на уборку огромных куч мусора и человеческих экскрементов, скопившихся за время морозной зимы, а затем и лета и представлявших серьезную угрозу для здоровья. Медицинский персонал стал прикладывать еще больше усилий, чтобы выявить и изолировать носителей сыпного и брюшного тифа, дизентерии, прежде чем они заразят других и вспыхнет эпидемия. Разнообразные стратегии и инициативы, призванные предотвратить эпидемии, снизить младенческую смертность и остановить растущую смертность взрослого населения от заболеваний желудочно-кишечного тракта, начали внедрять с 1943 года. Кризис здравоохранения в военное время и катастрофическая нехватка врачей также привели к многократному увеличению числа тех, кто получал врачебную специальность. За 1941–1944 годы медицинские училища выпустили 57 300 врачей, что составило почти половину от числа тех, кто уже работал под эгидой Наркомздрава накануне войны. Подготовка новых врачей шла ускоренными темпами и после войны: к 1950 году число врачей, практиковавших в гражданских учреждениях, почти вдвое превышало аналогичный показатель на момент окончания войны[1070].
Проблема здравоохранения номер один: недоедание и дистрофия
В первые годы войны взрослые, как и дети, страдали от последствий эвакуации, тесноты и антисанитарии. В 1942 году смертность от острых желудочно-кишечных заболеваний и дизентерии резко возросла: только в городских районах они стали причиной каждой шестой смерти, то есть унесли жизни 116 000 человек от пяти лет и старше[1071]. В 1943 году, с окончанием эвакуации, смертность от заболеваний желудочно-кишечного тракта упала до предвоенных показателей и продолжала снижаться в 1944 году. Хотя в 1943 и 1944 годах санитарные условия в большинстве городов только ухудшались, положительный сдвиг произошел в результате энергичных действий работников системы здравоохранения, стремившихся усовершенствовать контроль, изолировать больных и строго следить за соблюдением мер по предотвращению эпидемий[1072]. Количество случаев желудочно-кишечных заболеваний удалось снизить, но рост смертности по другим причинам вскоре оттеснил это достижение на второй план. В отличие от младенческой смертности, заметно снизившейся после первых беспорядочных лет войны, смертность среди взрослого населения продолжала резко возрастать. В 1943 году смертность среди людей от пяти лет и старше в крупнейших городах в тылу превышала показатели 1940 года местами в пять раз, и такой резкий скачок невозможно было объяснить одним лишь ростом населения. Население Челябинска, например, за годы войны увеличилось на 46 %, но смертность в возрастной категории от пяти лет и старше выросла на 571 % – ее рост превысил рост населения более чем в десять раз. В Златоусте численность населения возросла немногим менее чем на 20 %, но смертность в той же возрастной группе подскочила на 335 %, что более чем в пятнадцать раз превысило рост населения. А в Саратове и Кирове разница между приростом населения и ростом смертности была более чем двадцатикратной[1073].
Основная причина резкого роста смертности заключалась в общем воздействии голода и туберкулеза. До изобретения антибиотиков туберкулез у человека, вызываемый палочкой Коха (Mycobacterium tuberculosis), считался неизлечимым заболеванием. Уровень заболеваемости туберкулезом среди разных групп населения почти не отличался[1074]. Большинство людей сталкивались с туберкулезными бактериями в юношеском возрасте (до двадцати лет), но заболевали не все. Некоторые сопротивлялись болезни, другие же переносили ее в легкой форме, после чего микобактерии «дремали» в легких, покрытые защитной оболочкой. У подавляющего большинства людей, соприкоснувшихся с туберкулезной палочкой, симптомы болезни до конца жизни могли так и не проявиться. Однако если иммунная система подвергалась серьезному удару, например при недоедании или серьезной инфекции, защита организма разрушалась. Бактерии покидали оболочку и вызывали активную фазу заболевания (как правило, в легких), чрезвычайно заразного и почти всегда смертельного. Таким образом, именно от среды в значительной степени зависели возвращение болезни и ее заразность. Раньше недостаток питания вскоре приводил к тому, что росло количество случаев активной формы заболевания и повышалась вероятность летального исхода, а теснота в жилищах и плохая гигиена способствовали быстрому распространению инфекции. Действенных лекарств еще не изобрели, и врачам приходилось ограничиваться доступными методами: изолировать носителей, выявлять людей, с которыми они контактировали, и внимательно наблюдать за ними, обеспечивать покой и улучшенное питание тем, кто уже заболел. Война создала идеальные условия для новой губительной волны туберкулеза. Скученность и антисанитария содействовали распространению болезни и повышали шансы заразиться другими серьезными инфекциями, что, в свою очередь, ослабляло контроль иммунной системы над латентным туберкулезом. И. А. Шаклеин, советский специалист по туберкулезу, объяснил:
В первое время войны возрастает эпидемиологическая опасность туберкулеза. Количество бациллярных больных нарастает в связи с эвакуацией в тыл туберкулезных больных. Сеть больничных и санитарных коек обычно снижается. Становится трудно изолировать бациллярных больных из бараков, увеличивается смертность на дому. Многие туберкулезные инвалиды возвращаются к станку, на завод, в учреждение… Вот в основном условия, вызванные войной[1075].
Большинство эвакуированных, как и население в целом, уже являлись латентными носителями туберкулеза, а суровые условия эвакуации и обустройства на новом месте повышали риск перехода заболевания в активную фазу. Массовая мобилизация рабочих еще больше увеличивала число туберкулезных больных в городских районах. Многие колхозники, деревенские подростки и непригодные к военной службе мужчины из среднеазиатских республик приехали в города с невыявленной латентной или даже активной формой болезни. В то же время фактически разрушилась выстроенная после революции антитуберкулезная инфраструктура. Ощущалась острая нехватка медицинского персонала, а число пациентов, требовавших пристального наблюдения, росло, поэтому все меньше людей удавалось обследовать и изолировать, и многие больные продолжали жить вместе с другими людьми в переполненных общежитиях и квартирах. Количество тех, кто нуждался в лечении, неуклонно росло, а свободных коек в туберкулезных стационарах и специалистов по этому заболеванию катастрофически не хватало по всей стране, включая такие крупные промышленные города, как Иркутск, Омск, Новосибирск, Свердловск и Челябинск, где доля больных туберкулезом еще до войны была высокой, а система борьбы с ним – не слишком развитой[1076].
Росту заболеваемости туберкулезом способствовали не только недостаточный охват медицинскими обследованиями и повышенный риск контакта с бактериями. Голод и истощение ослабляли иммунитет и способность организма противостоять инфекции. В случае с туберкулезом хроническое недоедание подтачивало как раз ту часть иммунной системы, которая сдерживала инфекцию и не позволяла проявляться ее симптомам. В Германии и Австрии в период острого продовольственного кризиса Первой мировой войны, в Варшавском гетто в годы Второй мировой и в блокадном Ленинграде врачи неизменно наблюдали, как вместе с голодом, пожирающим население, растет частота случаев туберкулеза и его заразность[1077]. При этом туберкулез сам по себе сопровождался потерей веса и крайним истощением (кахексией) и поэтому ускорял развитие дистрофии и повышал вероятность голодной смерти. Тесная взаимосвязь между двумя недугами порой не позволяла установить основную причину смерти, причем это утверждение справедливо не только применительно к периоду Второй мировой войны, но и к нашему времени[1078]. В СССР в годы войны два заболевания слились в единый смертельный «туберкулезно-дистрофический комплекс».
Сочетание дистрофии и туберкулеза нанесло сокрушительный удар по крупным городам в тылу[1079]. В 1943 году в городских регионах Советского Союза дистрофия и туберкулез стали причиной 40,9 % смертей среди мужчин и 27,5 % – среди женщин. В 1944 году смертность в целом снизилась, но туберкулезно-дистрофический комплекс оставался причиной смерти существенной части городского населения: 39 % мужчин и 29,4 % женщин[1080]. В крупнейших городах Урала, где особенно свирепствовал голод, как в 1943‐м, так и в 1944 году причиной более половины смертей в группе от пяти лет и старше стала либо дистрофия, либо туберкулез[1081]. Более того, во всех крупнейших регионах России, исключая Москву, сочетание дистрофии и туберкулеза в 1943–1944 годах оставалось единственной причиной большинства смертей. Только среди людей старшего возраста – женщин старше пятидесяти и мужчин старше шестидесяти – первое место занимала ишемическая болезнь сердца, тоже обострявшаяся на фоне дистрофии[1082]. Но сами по себе показатели смертности не дают полную картину ущерба, причиненного населению дистрофией и недоеданием. На каждого умершего приходилось много тех, кто не мог работать от слабости.
В статистических данных распространенность дистрофии скрывали, а в газетах замалчивали, зато о ней горячо и нередко ожесточенно спорили врачи, санитарные инспекторы, представители профсоюзов, сотрудники прокуратуры, местные партработники и комсомольские активисты. Проверочные комиссии, созданные всеми перечисленными группами и организациями, без колебаний сообщали о случаях смерти рабочих прямо в цеху. Было отмечено, что в декабре 1942-го – январе 1943 года