авляет меня быт очень осторожная. Несчастный закон притяжения. В стратосфере не падала бы. Но здес: приходится быт осторожна, чтоб толко в некоторые часы делат кое-что. Еще не сдаюс. Хочу, чтоб ты слышала меня. Я держус. Хотя дела в Аргентине трудные. Хаос, инфляционизм страшный. Все стоит в тысячи раз болше. Каждая неделя прыжок. Ранше за двести пез можно было ехат в Европу. Тепер не менше двадцат или тридцат миллионов. Но если я получу приглашение из Союза, найду друзей для поездки, еще они ест. Подскажу повод приглашеня: юбилей отношений между странами, а я основател первый институт културных связей между эсесер и Аргентина. Моя дорогая, бесконечно любимая! Я бы отдала все силы, чтобы быт рядом с тобой и заботится о тебе. Владлен тоже далеко, в Праге. Надеюс, Петя — хороший внук, заботится о тебе».
Бедная Бетти! Такая заботливая. Только уже без сил. Хорошо бы она была рядом. Дочери не надо о ней заботиться. Она бы сама о ней заботилась. Тогда бы она преодолела свою беспомощность. На заботу о дочери у нее хватило бы сил. Дочь такая доверчивая и беззащитная. Мало Кобовильи, так еще и в Союзе писателей затеяли интригу. Хотя раньше они ее приглашали. А теперь там ей мстит этот юный мальчик-критик, который за ней пытался ухаживать: не то Мерзин, не то Мензер. Она забыла его фамилию и всегда путала по телефону, когда Бетти просила ее позвонить, сказать, что не может с ним увидеться. Он очень хотел зарубежной известности, контактов, валюты, для этого готов был даже на старухе жениться. Все-таки Бетти была много старше его. Но Андрея ничего не останавливало. Он писал ей письма, шуточные стихи, приносил цветы, старался казаться свободолюбивым, романтичным, поклонником свободолюбивой революционной поэзии. Ему казалось, что у Бетти огромное литературное имя, деньги, связи, да и за границу ему хотелось свободно поездить. Он присылал свою любовницу, эту, как ее, Катю Хавроньеву, литературную даму, работавшую с ним в одной редакции, чтобы она расписывала Бетти его достоинства, сам говорил, что ради Бетти бросит жену, Хавроньева кокетничала с Бетти, говорила о своей трудной доле, жаловалась, что ее отец ушел от них с матерью, и теперь она ни во что не верит, только в дружбу, но не пощадит никого ради Андрея, потому что отец ее своим поведением научил, что люди беспощадны. Была она неуклюжей, толстой, ноздри дырочками наружу, косолапила при ходьбе и с завистливой злобой смотрела на стройную Бетти, гнусавым голосом воспевая таланты Андрея. Кроме Бетти она в упор никого не видела, презирала, могла даже не поздороваться с домашними, но, нахвалив своего любовника Бетти, звонила ему по телефону и гнусила баском в трубку: «Андрюша, птица! прилетай. Я все сделала, тебя ждут здесь». Была в ней здоровая инстинктивная беспощадность. Потом она все же вышла замуж за своего Андрюшу, оторвав его от детей-малолеток. Брошенная дочь, которая пробивала себе путь. Все брошенные, наверно, такие. Катя Хавроньева бранила, поносила отца, но деньги брать у него не отказывалась, не стеснялась сегодня ругать, а завтра брать, общалась с ним. «Он мне должен», — говорила она. У Исаака с детьми всегда были хорошие отношения, потому что он с ними дружил, они не были брошены. Андрей и Катя и провели интригу против Бетти, добились, что ее перестали переводить и приглашать. Ух, как была довольна, наверно, эта мстительная Хавроньева, когда заочно клеветала и унижала ту, перед которой пресмыкалась, которой сватала своего любовника. Мерзин написал статью под псевдонимом, кажется, «Матадоров» доказывая, что Бетти Герилья плохо понимает русскую поэзию и лучше бы у русской поэзии не было таких псевдодрузей. Потом, уже под своей фамилией, написал письмо в Секретариат Союза Писателей (ей это письмо показали, когда она ходила хлопотать за Бетти), что, по случаю общаясь с аргентинской поэтессой Герилья, убедился в ее чуждости нашей идеологии, внутренней недоброкачественности, устарелости, о чем, де, говорит и статья в «Литературной газете» «Опоздавшая переводчица», что не чувствует она специфики нашей словесности, ее духа, потому и переводит в основном поэтов еврейской национальности и так называемого интернационального, космополитического по сути, направления, поэтому надо бы нам проявлять большую разборчивость, приглашая к нам в страну визитеров от лица писательского союза. Смысла и правды не было в этом письме ни слова. Но ему вняли. И перестали Бетти приглашать, переводить и печатать. Поверили на всякий случай, чтоб не допустить ошибки. Этому помогло, что Катя Хавроньева уже в ВОКСе кем-то работала, могла шепнуть кому надо и что надо. Она и шептала изо всех сил. Да, Бетти перестали приглашать. И печатать. А все из-за этого с фамилией на «М» и его любовницы, потом жены, Хавроньевой. А Бетти так распахнула им навстречу душу, так хотела помочь Андрею, так жалела Катю, помогла, да, это она помогла ей устроиться в БОКС, чтобы не ходили сплетни по редакции, где они вместе с Андреем работали, а Катя устроила так, что обратила ВОКС в недругов Бетти. ВОКС — Всесоюзное Общество Культурных Связей. А то, что речь идет только о зарубежных связях, стыдливо опускалось, в аббревиатуру заграничность не входила. Ни Катя, ни Андрей не упускали случая пнуть Бетти, печатно или устно, мимоходом бросив, что внимания эта средняя, лишенная реальной почвы и корней поэтесса не заслуживает. И эти нашептывания действовали сокрушительно. Как с этим бороться? О таком даже в письме Генеральному не напишешь. Ведь подлость у нас не наказуема. Никак не наказуема.
Она почувствовала, что из-под век выползают слезинки, но не было сил поднять руку, чтобы вытереть их. Пусть сами высыхают. Ей было до слез жаль дочь. Бетти перестали переводить. Хорошо хоть она может это делать. Но она может только подстрочник, нужен еще поэт, который мог бы это обработать. И где печатать?.. Она утеряла все связи. Разве что послать свои переводы Каюрскому в Иркутск… Он пишет, что у него есть возможность печатать книги. Может, и поэта там найдет, чтоб подправил ее перевод. И это только справедливо, что переводы Беттиных стихов напечатают в Иркутске, на родине ее отца, Федосеева.
Ее гнело воспоминание о первом муже. Если бы не Бетти, то ничего хорошего он в памяти о себе не оставил. Может, он что-нибудь натворил в последние годы жизни в Иркутске, а она не знает, и Бетти не пускают из-за него?.. Нет, вряд ли. Ни на что он не был способен, этот здоровый мужик!..
Она познакомилась с ним еще до тюрьмы. Молоденькой пропагандисткой. Он был рабочий: из сибирских казаков. Как его занесло из Иркутска в Юзовку? Она не помнила. Потом тюрьма, он тоже там. Он казался ей боевитей других. Сибирский казак! Будущий отец Бетти! Она виновата перед Бетти. Она не хотела, не хотела рожать. Дети мешают революционной борьбе. Да, тюрьма — это ее университеты. Там были товарищи из разных слоев. Но сибирский казак Федосеев был боевитей других, отличался, как ей тогда казалось, революционным поведением. Она была еще девчонкой, он уже зрелый мужчина. Да, он произвел впечатление на нее своей брутальностью, даже сама революционность его как-то сливалась с его мужскими качествами, казалось их продолжением. Его отправили на поселение на крайний Север, в деревню Сиурга Архангельской губернии. Она поехала к нему. В результате — рождение Бетти. Но не сразу. Вначале они нелегально уехали в Малороссию, в Харьков, где им пришлось работать с солдатами. Что ж, работа в армии дала положительные результаты: произошло восстание саперов, они застрелили своих командиров, подняли красное знамя. Восстание подавили жестоко. Царские сатрапы. Многих казнили. Она раньше никогда не считала себя виноватой в этих смертях, потому что, хотя восстание и было подавлено, оно имело большое политическое значение. Знаменовало бескомпромиссную борьбу большевиков против царизма за дальнейшее развитие революции. Но теперь она вспоминала эти простоватые, хитро мудрые, себе на уме лица и думала, что они-то хотели от восстания, наверно, чего-то другого, не политического смысла и значения, а конкретных улучшений жизни, но получили только смерть. Она ли в этом виновата? Но она ничего не хотела для себя! Если бы ее поймали агитирующей солдат, ее могли застрелить на месте. Но она была готова погибнуть за идею. Федосеев тоже во всем ее слушался и спрашивал совета, как ему говорить с солдатами, а она ему объясняла, тащила за собой, гордилась, что она, маленькая девчонка, может наставлять взрослого, да еще и любимого мужчину. Отца Бетти. Будущего отца. Только почему среди прочих своих вин она чувствует какую-то вину за этих, погибших за революцию солдат. В конце концов боролись две идеи: она была выражением идеи революции, и солдаты сделали свой выбор. Это ей сказал старый друг Машевич, когда заходил к ней вчера. Да, он к ней заходит, хотя и погиб еще в Испании, когда сопровождал транспорт с оружием. Он был влюблен в нее, но она не уступила, он так и остался товарищем по партии, верным другом. Когда она была информатором Коминтерна по Аргентине, он приезжал к ней в Буэнос-Айрес как представитель центра. Восхищался Бетти.
Бедная Бетти! Дитя революционного подполья! Поначалу нежеланное дитя! Они тогда были в Швейцарии, в Лозанне, где она вошла в состав заграничной группы эрэсдеэрпебе. Пребывание в заграничной группе требовало повышения политического уровня для активной работы в партии, требовало времени. Брак стал тормозом. Действительно, женщины-большевички не могли, как следует, участвовать в партийной борьбе, имея мужа и детей. К тому же Федосеев был туп к языкам. Она зарабатывала деньги и кормила его и себя. А так как она снова забеременела, на сей раз выкидыша не было, она решила поехать к родителям и там оставить матери свое будущее дитя. Так она и сделала. Кроме того, ее чувства к Федосееву изменились настолько, что дальнейшая совместная жизнь стала невозможной. Он был здоровый мужик. Поначалу никак не решавшийся ее тронуть. А потом грубый и эгоистичный в постели. Только бы ему свое получить, не думая о ней. Ее физиологические ощущения его не волновали, он об этом не думал. Он даже не подозревал, что женщины тоже могут