– Ах ты, вор! – Худой достал из-за пазухи маленький мешочек. – У меня нет времени спорить. Свадьба слишком скоро. Давай шкатулку.
Рагнарсон отдал сердце, схватил кошелек и поскакал прочь. Разворачиваясь, он заметил самого Грейфеллса – герцог бежал к Башне Эхо. Он не обращал на него особого внимания, пока мгновения спустя, объезжая Башню, не услышал доносившийся с парапета крик.
Взглянув вверх, он увидел герцога, размахивавшего шкатулкой перед стройной молодой женщиной.
– Я никогда не выйду замуж за этого дикаря!
– Выйдешь!
– Никогда! Скорее уж, за хранителя теней.
– Делай, что я говорю.
– Скорее, за хранителя.
– Лорейн!..
Женщина бросилась вниз, в ров. Рагнарсон спрыгнул с седла, подбежал к воде и, шагнув в ров, схватил Лорейн за волосы. Ему удалось удержать ее над водой, но с отбитыми внутренностями уже ничего нельзя было поделать.
– Скорее, за хранителя теней, – задыхаясь, повторяла она.
Рагнарсон в бессильной злобе посмотрел вверх. Красота погибла, жизнь уничтожена… К нему приближались люди. Он не знал их намерений и не хотел знать. Прыгнув в седло, он поскакал прочь от замка. Его преследовали проклятия Грейфеллса, усиленные Башней Эхо.
Он вспомнил предсказание хранителя. Да. Желание каждого исполнилось, но не принесло ничего, кроме разочарования.
Браги пожал плечами. Норны плели нити судеб каждого, определяя его жизнь – и смерть. Он много раз видел, как погибали молодость и красота. Этот мир мало чем отличался от Ночного леса и Замка Слез.
Он забыл бы о собственном разочаровании раньше, чем кто-либо другой, – если бы в кошельке, который ему удалось выманить, не лежали свинцовые кругляши.
Восставшие из мертвых
Это второй рассказ о «Драконе-мстителе». Он был опубликован в июльском номере журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction» за 1980 год, и его содержание доказывает, что редкий финал бывает действительно окончательным. Рассказ получил множество прекрасных отзывов и рекомендаций на премию Небьюла и вошел в финальный список для голосования на премию Балрога за лучший рассказ в жанре фэнтези 1980 года.
Существо было облачено в алое.
Череп его был маленьким и безволосым, а утонченным чертам лица могла бы позавидовать прекрасная женщина. На губах его – красная помада, веки накрашены. Из мочек ушей свисали серьги в форме знаков зодиака. Но никто посторонний не мог бы сказать, какого оно пола.
Глаза его были закрыты, рот открыт.
Оно пело.
Песня его несла ужас и зло. Казалось, голос пропитался его собственным страхом.
Губы, с которых срывались слова, не шевелились.
Сиденьем ему служил трон из темного базальта. На полу вокруг красовалась пентаграмма. Мрачная, словно воды Стикса, поверхность, казалось, уходила в бесконечность. Лучи пентаграммы заполняли сверкающие каббалистические знаки: красные и синие, желтые и зеленые. Цвета переливались и менялись в такт песне, превращаясь в мгновенные серебристые, лиловые и золотые вспышки.
По гладкой атласной коже на женственном лице струился пот. На висках проступили темные вены. Напряглись мышцы на шее и плечах. Маленькие изящные руки с длинными кривыми острыми ногтями цвета свежей крови вцепились в подлокотники трона.
Факелы над высокой спинкой трона замерцали, светя все слабее и слабее.
Песня смолкла…
Существо поднялось, собрав последние остатки сил. Из его горла вырвался крик.
Темнота постепенно расступилась.
Существо медленно подняло руки. Его песня-крик превратилась в торжествующий вопль.
Глаза его открылись – сияющие, удивительного небесно-голубого цвета. И в их взгляде чувствовалась безграничная злоба.
Затем снова сгустилась тьма. Сзади появился чудовищный палец, быстро обвившись вокруг жертвы, словно ночной питон. Отростки-щупальца устремились к ноздрям и открытому рту чародея.
Каравелла медленно поворачивалась по воле неощутимого течения. Море было прохладным и спокойным, словно отполированный нефрит. Ни плавник, ни ветер не нарушали его безжизненную гладь.
Мой взгляд уже целую вечность был устремлен на море. Оно было там, но я больше его не видел.
Туман куполом накрывал дрейфовавший в штиле «Дракон-мститель». Там, где мгла смыкалась с недвижным морем, она напоминала гранитную стену, но над головой становилась реже, и сквозь нее проникал дневной свет.
Иногда, приложив немалые усилия, мне удавалось покинуть собственное тело. Но слишком удалиться от него я не мог – нас связывали заклятия высшего порядка.
Я был рад, что убил того, кто наложил эти заклятия. Я знал, что если когда-нибудь сумею бежать из этого карманного ада и встречу своего врага в загробной жизни, то снова на него нападу.
Я смог освободиться в достаточной степени для того, чтобы окинуть взглядом жалкие останки моего плавучего гроба.
Борта каравеллы на фут от ватерлинии покрывал изумрудный мох. Разноцветные грибы вгрызались в гниющие доски. Такелаж болтался, словно обрывки паутины. Паруса превратились в лохмотья – старая хрупкая парусина готова была рассыпаться в прах при первом же порыве ветра.
Палубу усеивали человеческие тела.
Из спин и грудей торчали стрелы. Руки и ноги причудливо вывернулись. На скользких досках лежали вывалившиеся внутренности. Ужасающие раны зияли во всех телах, включая мое.
Но нигде не было видно ни крови, ни следов разложения.
Не биологического – морального. «Дракон» был выгребной ямой мира.
Шестьдесят семь пар глаз неподвижно смотрели на серые стены нашей крошечной неменяющейся вселенной.
На верхушках сломанных мачт сидели двенадцать птиц, черных, словно земля на свежей могиле. Перья их не отбрасывали ни единого отблеска, и лишь движение лишенных зрачков глаз говорило о том, что они живы.
Им не были знакомы ни нетерпение, ни голод, ни скука. Словно часовые, они стояли на страже места упокоения старого зла.
Они стерегли корабль мертвецов – как делали это раньше и как будут делать всегда.
Они появились в то самое мгновение, когда судьба нанесла нам удар.
Внезапно двенадцать голов одновременно повернулись. Желтые глаза уставились в редеющий туман впереди. В густом воздухе раздался короткий крик. Испуганно затрепетав черными крыльями, птицы неуклюже взлетели и скрылись в гранитном тумане.
Я никогда не видел, чтобы они летали. Никогда.
Небо закрыла тень, словно от огромных крыльев, но не заслонила свет.
Впервые за вечность я что-то почувствовал. И в первую очередь – полнейший ужас.
Каравелла больше не поворачивалась. Ее разбитый нос безошибочно указывал на северо-северо-восток, рассекая воду и поднимая небольшие буруны. За ее кормой оставался пенный след.
«Дракон-мститель» двигался.
Черные птицы покружили над сломанными мачтами и в ужасе отлетели в сторону.
Наш капитан лежал на высокой корме каравеллы, под штурвалом. Его когда-то превосходная одежда превратилась в лохмотья. Руки сжимали сломанный меч. Колгрейв, безумный пират.
Не все свои раны Колгрейв получил в последнем сражении. Нога была изуродована много лет назад. Половина лица настолько обгорела, что на левой скуле проступала кость.
Колгрейв был самым худшим, самым жестоким, самым зловещим из нас.
Наш павший командир лежал поверх нескольких тел. Глаза его до сих пор пылали яростью, словно факелы преисподней. Для Колгрейва смерть была временной любовницей – женщиной, которую он мог предать в любой миг.
Колгрейв был убежден в собственном бессмертии, в своей миссии.
Вытянувшись на носовой палубе, лежал еще один человек, в черных, словно утраченные надежды, лохмотьях. Из его груди торчала сине-белая стрела. Головой и плечами он прислонился к борту корабля, устремив ненавидящий взор в пролом в фальшборте напротив. На лице его лежала тень безумия.
Это был я.
Я с трудом его узнавал. Мне он казался более чужим, чем любой мой товарищ по команде.
Я помнил его улыбающимся молодым солдатом, веселым парнем, героем войн Эль-Мюрида. С таким любому хотелось бы познакомить собственную дочь. Лежавший на полубаке человек, кроме телесных ранений, получил и куда более глубокие душевные раны, шрамы от которых были видны каждому. Он выглядел так, словно перенес столетия страданий.
Он причинил их куда больше, чем получил сам за свои тридцать четыре года.
Он был жестким, неприятным, мелочным и беспощадным человеком. Я видел это, знал и признавал, когда смотрел на него с высоты, где парил сейчас, среди такелажа. Но – не изнутри.
Он не был единственным в своем роде. Души товарищей по команде были так же искалечены, и они ненавидели друг друга больше, чем кого-либо еще. За исключением самих себя.
Семиногий паук проковылял по моему правому плечу, пересек шею и двинулся дальше вдоль левой руки. Паук был последним живым существом на «Драконе», слабевшим в непрекращающихся попытках найти новую жертву.
Одиссея паука продолжилась на бледных пальцах, все еще сжимавших мощный лук. Тетива давно лопнула, став жертвой гниения и непреодолимого напряжения.
Я его почувствовал! Моя кожа дрогнула под паучьими лапками.
Паук юркнул в щель между досками, наблюдая за мной холодным и голодным взглядом.
В глазах защипало, я моргнул.
Колгрейв вздрогнул. Его худая рука медленно поднялась. Бесцветные пальцы скользнули по штурвалу. Затем рука снова упала, слабо шевелясь в покрывавшей палубу слизи.
Я попытался пошевелиться, но не смог. Ну и сила воли у Колгрейва!
Она вела нас много лет, заставляя подчиняться, когда никакая другая сила в мире не могла сдвинуть с места.
Тень с желто-оранжевыми глазами кружила над нами, издавая короткие и резкие испуганные крики.
Невидимые щупальца тьмы ткали новое зло на станке грехов нашего про́клятого корабля. И птицы-стражи не могли ничего сделать. Колдуна, который их послал и командовал ими, приказав наблюдать и сообщать обо всех новостях, больше не существовало.