Церемония была важна не столько для нее, сколько для Моуфика и аль-Джахеза. Она выдержала ее лишь ради них. Сама она могла вполне обойтись и Каркуром.
– Что ж, – сказал аль-Джахез. – Еще одно, и я тебя больше не стану задерживать. Гамель, шкатулку.
Священник принес шкатулку из сандалового дерева. Аль-Джахез открыл ее. Внутри, на белом шелке, лежал кулон – маленький бледно-зеленый камень, похожий на многие из тех, что она видела на земле.
– Пожалуй, это достаточный дар, чтобы отплатить тебе, Моуфик, – сказал аль-Джахез и обратился к Нариман: – Девочка, Ученик учит, что даже уступка колдовству есть грех, но приходится быть практичным. У самого Ученика есть советники-шагуны. Этот камень – амулет. Он предупредит тебя, если ты окажешься рядом с тем, кто обладает Силой. На расстоянии в милю он станет холоднее, а когда окажешься совсем близко, засветится зеленым. Это лучшее оружие, которое я могу тебе дать.
Нариман пыталась унять дрожь, но не смогла. Расплакавшись, она обняла капитана. Застигнутый врасплох, он резко отпрянул, но выражение его лица сказало ей все.
– Ступай с Господом, Лисичка. И с Каркуром, если тебе так приятнее.
– Спасибо, – ответила она. – За все. Особенно за то, что ты друг отца.
Аль-Джахез усмехнулся:
– Ах, девочка, кто мы без друзей? Всего лишь катящиеся по песку отрубленные головы.
Нариман оглянулась незадолго до того, как крепость аль-Джахеза скрылась из виду. «Это уже вчерашний день, – подумала она и посмотрела на юг, в сторону обширного песчаного моря. – А там – завтрашний. Восемьсот миль». Натянув поводья, она коснулась амулета на груди, оружия, сумки, которую Моуфик наполнил военными трофеями, думая, что она не заметит. Он сделал все возможное, чтобы ее отговорить, и все возможное, чтобы ей помочь.
Она еще раз оглянулась, подумав, не пошлют ли ей вслед телохранителей, руководствуясь своими понятиями о сильном и слабом поле.
– Вперед, Верная, – сказала она кобыле.
Крепость скрылась за горизонтом, и сердце Нариман дрогнуло. Она осталась одна, словно катящаяся по песку отрубленная голова – спасибо всаднику.
Нариман представила его таким, каким он был в день, когда забрал Мисра. Она вновь ощутила влажное тепло в чреслах, но уже не столь сильно, как раньше. Ненависть гасила огонь страсти.
Она жалела, что женщина не способна сделать с мужчиной то же самое, что он сделал с ней.
Дикая местность, об опасностях которой ее предупреждали, не прощала ошибок, и ее обитатели были ей под стать. Нариман дважды встречались мужчины, которые сочли ее подарком небес. В первый раз ей удалось убежать. Во второй раз ее загнали в угол, и пришлось сражаться. К ее удивлению, из этой схватки она вышла победительницей.
Хотя она постоянно убеждала себя, что ничем не хуже любого мужчины, в душе никогда в это не верила. Неужели мудрость веков могла ошибаться? Но дальше она ехала, чувствуя себя намного более зрелой и уверенной.
Огромная пустыня оказалась куда обширнее и жарче, чем она помнила. Вокруг не было ни души, ни деревца.
– Отрубленной голове придется катиться дальше без тела. – Она часто выражала мысли вслух. Кто мог ее услышать?
У нее не оставалось иного выхода, кроме как направиться в Вади-эль-Куф. Местных жителей потряс вид женщины в мужской одежде, обвешанной оружием и изъяснявшейся грубо, как бродячий воин. Даже шлюхи смотрели на нее разинув рот. Никто не знал, как к ней относиться. Она купила воды, задала несколько вопросов и поехала дальше, прежде чем они успели прийти в себя.
Кто-то пытался ее преследовать, но единственная стрела убедила его отказаться от своих намерений.
Она ехала по пустыне в сопровождении песчаных дьяволов. В племени аль-мубурак верили, что песчаные дьяволы – танцующие ифриты. Она пыталась их звать, но они не отвечали. Несколько дней спустя у нее возникли странные мысли, что они – шпионы повелителей. Она смеялась над ними и дразнила их, но они не обращали на нее внимания.
В конце концов она проверила амулет, но он не светился и не был холодным.
– Вот тебе и старые сказки…
Выехав из пустыни, она остановилась в оазисе, где уже была во время путешествия на север. Там, как и в Вади-эль-Куфе, она спросила о мужчине в черном, путешествующем с ребенком. Но и здесь никто не видел подобного путника.
– Конечно, – пробормотала она. – Возможно, они говорят правду. Но он – человек и должен был остановиться в Вади-эль-Куфе.
Но ему вовсе незачем было выглядеть как шагун из Джебала, не так ли?
Не важно. Она знала его цель.
Прошло две недели. Она въехала в Вади-аль-Хамама. Племени аль-мубурак там не было – в это время года они уходили дальше на запад, преследуя диких верблюдов в надежде присоединить их к своему стаду.
Она разбила лагерь на обычном месте, а когда наступила ночь, отправилась к Каркуру.
После надлежащих приветствий и ритуалов она рассказала свою историю, на случай если Моуфик ошибался, утверждая, что Каркур может следовать за человеком из аль-мубурак куда угодно. Каркур молча слушал, и отблески костра отбрасывали тени на его уродливое лицо.
– Отец говорит, что ты не столь велик, как я думала, – сказала она. – Что есть другие, более могущественные, и потому иногда ты не осмеливаешься помочь. Но если можешь – помоги мне сделать то, что я должна сделать.
Она уставилась на изображение божества. Изображение смотрело на нее. Огонь погас. Взошла луна, заполнив круг движущимися тенями.
– Каркур, есть один человек по имени аль-Джахез. Он последователь Ученика, но хороший человек. Ты можешь его вознаградить? Можешь сказать отцу, что я невредимой добралась сюда?
«Я говорю с каменным изваянием так, будто оно и в самом деле на что-то способно», – подумала она.
– Скажи аль-Джахезу, что отрубленная голова становится безрассудной, лишившись тела.
Огромная полная луна заливала высохшее русло серебристым сиянием. Нариман подняла голову и посмотрела на небо.
Что-то заставило ее вздрогнуть. «Вот дура, – подумала она. – Заснула». Крепче сжав в руке кинжал, она вгляделась в тень, но ничего не увидела. Она прислушалась. Ничего. Понюхала воздух. И опять ничего.
Холодало. Ночь была свежее, чем обычно в это время года. Она плотнее запахнула плащ.
И поняла, что холод исходит из одной точки. Из амулета!
Нариман выхватила амулет. Зеленый! Камень светился зеленым. Неужели шагун вышел ей навстречу?
Камень ярко вспыхнул и раскололся. Между ним и Каркуром вытянулась извивающаяся изумрудная змея. Порыв холодного ветра пронесся над кругом. На нее посыпались мертвые листья. Она посмотрела вверх. Нет, небо оставалось чистым, и на нем мерцали мириады звезд. Сияла луна.
Изумрудная змея стала янтарной с кровавыми прожилками. Нариман судорожно вздохнула. Именно об этом сочетании цветов упоминалось в разговорах о Великой Смерти.
Змея исчезла. Камень потеплел, превратившись в маленький бледно-зеленый камешек в ладони. Она уставилась на Каркура:
– Что ты сделал? Что ты мне дал? Не власть же над Великой Смертью?
Изваяние, как всегда, молча смотрело на нее. Ей хотелось возмутиться, накричать на него, но Каркур не терпел неблагодарности, будучи скорее карающим, чем доброжелательным божеством.
– Но ты верен своему народу, – сказала она. – Спасибо, Каркур.
Поспешно совершив прощальный ритуал, она вернулась в лагерь и вскоре заснула, все еще ошеломленная тем, что Каркур ответил на просьбу.
Ей снились сны, яркие и красочные. Она въезжала в Джебал, полностью уверенная в себе и точно зная, откуда ждать первого брошенного вызова.
Сон закончился. Ее разбудило солнце. Она чувствовала себя выспавшейся и отдохнувшей, помня каждую подробность сновидения. Нариман взглянула в сторону высохшего русла. Всего лишь безмозглый каменный идол? Она посмотрела на камень аль-Джахеза. Утром он выглядел совершенно обычным.
Нариман уверенно следовала по едва заметным тропинкам. Однажды она заметила перевернутый камень, более темный с обнаженной стороны. Кто-то недавно здесь прошел. Она пожала плечами – если что, амулет ее предупредит.
Горы молчали. Молчал весь мир, окружавший одинокую всадницу. Тишина в пустыне напоминала тишину могилы, но здесь, по идее, все же должны быть какие-то звуки, пусть даже крик взлетевшего сарыча. Но она не слышала ничего, кроме шума ветра в кронах низкорослых дубов и журчания воды в ручейке.
Она поднималась все выше и выше, время от времени оглядываясь на холмы, где лежало высохшее русло, на равнины за ними, на затянутый дымкой горизонт. Люди из аль-мубурак многое бы отдали, чтобы такое увидеть.
Наступила ночь. Нариман разбила лагерь, не разводя костер. Напившись воды и поев копченого мяса, она легла спать с первыми звездами.
Однажды она в страхе проснулась, но камень не сообщал об опасности. Горы все так же молчали, хотя в верхушках близлежащих сосен слышался незнакомый шум ветра. Прежде чем снова заснуть, она насчитала в небе с десяток метеоров.
Сны ее были живыми и яркими. В одном отец говорил аль-Джахезу, что она наверняка невредимой добралась до Вади-аль-Хамама.
Горы становились все выше, и ей приходилось все чаще отдыхать. К середине дня она оказалась на выжженной огнем поляне, напоминавшей пейзаж из иного мира.
Деревья изменились. Дубы стали реже, сосны чаще. Горы не были похожи ни на что знакомое ей прежде. Огромные каменные образования выступали из склонов, располагаясь вертикальными слоями, которые можно было различить даже под покровом почвы и травы. В лучах солнца далекие склоны гор казались полосатыми, словно зебра.
Еще выше дубы исчезли. А потом, на дне каньона, ей встретились деревья столь огромные, что полдюжины мужчин не смогли бы обхватить ствол. В их тени Нариман чувствовала себя полным ничтожеством.
Четвертый день она ехала вдоль каньона. Вечер наступил рано. Нариман едва не пропустила знак, предупреждавший о том, что она приближается к первому сторожевому посту. Близилась ночь, и спешить было незачем. Она разбила лагерь.