Она пошла дальше, к детскому дому.
Дверь была заперта изнутри на засов. Вторая дверь оказалась столь же неприступной. В дальнем конце дома обнаружилась третья, но Нариман предположила, что и она заперта.
Наверху виднелись окна второго этажа, некоторые с открытыми ставнями. Если попробовать…
Она метнулась в тень, сжавшись в комок и выставив перед собой оружие. В ее сторону кто-то шел. Шагун! Они что, все патрулировали улицы?
Он прошел в десяти футах от нее. Нариман затаила дыхание. Что они делают? Ищут ее? Или ее страх напрасен?
Между детским домом и зданием слева от него виднелась подворотня шириной в шесть футов, наверх которой поднималась лестница. Площадка располагалась как раз напротив окна детского дома. Спрятав пожитки под лестницей, Нариман двинулась наверх. Лестница скрипнула, но она не обратила на это внимания. Все ее мысли были о Мисре.
Окно было открыто, и его отделял от площадки всего лишь шаг. Нариман перекинула ногу через перила.
Кто-то открыл дверь, к которой вела лестница, и площадку залил свет. Из дверей вышел толстяк:
– Эй, ты, что…
Нариман ударила его саблей. Он схватился за клинок, и она едва не упала, потеряв равновесие. Вцепившись в затрещавшие перила, она прыгнула к окну.
Толстяк пошатнулся, потянулся к ней и перевалился через перила. Схватившись за раму окна, Нариман посмотрела вниз. Толстяк корчился на мостовой.
– Каркур, не дай ему поднять тревогу.
В комнате перед ней было темно. Что-то пробормотал ребенок. За спиной у Нариман о чем-то спросила женщина. Нариман шагнула в комнату.
Это оказался не Миср.
Кто-то закричал. Нариман выглянула наружу. На площадке стояла женщина, глядя вниз.
Нариман скользнула в коридор, ведущий мимо других спален. Которая из них? Можно начать с ближайшей.
Она нашла сына в пятой по счету комнате. Он мирно спал, и лицо его было похоже на личико ангела. На вид он был вполне здоров. Она с плачем бросилась к нему, не думая больше ни о чем другом, пока не поняла, что он проснулся.
– Мама! Что ты тут делаешь? – Миср отчаянно обнял ее и тоже заплакал.
Она обрадовалась. Больше всего она боялась, что он ее забудет.
– Я пришла забрать тебя домой.
– Где дедушка?
– Дома. Он нас ждет. Идем.
– Тот человек, мама. Черный человек. Он нам не позволит.
Мальчика била дрожь. Внешне он выглядел невредимым, но разум его, похоже, пострадал.
– Он не сможет нам помешать, Миср. Я ему не позволю. Одевайся. Быстрее.
В коридоре слышались голоса.
Миср медленно одевался.
Кто-то заглянул в дверь:
– Что тут происходит?..
Сабля Нариман коснулась его горла.
– Стоять.
– Женщина? Кто ты?
Она вонзила острие меча на четверть дюйма ему в грудь:
– Здесь спрашиваю я. Ты будешь отвечать.
Он замолчал и отступил в коридор. Из дверей выглядывали маленькие дети.
– Сколько шагунов в городе?
Он косо посмотрел на нее, не желая отвечать. Нариман кольнула его острием.
– Четверо! Но один три недели назад отправился в лагерь лесорубов и не вернулся. Ты сестра мальчика?
– Миср, давай быстрее!
Четверо шагунов. Но одного не было в городе, а другой – мертв. Третий бродил по улицам. Был ли четвертый ее шагуном?
– Ты не можешь забрать мальчика, женщина.
Она снова кольнула его:
– Слишком много разговариваешь. Миср!
– Он принадлежит старейшинам.
Миср закончил одеваться и выжидающе посмотрел на нее.
Что дальше? Уйти тем же путем, каким она пришла сюда? Шагнув за спину пленника, она ударила его по голове рукоятью сабли, и он осел на пол. Миср выпучил глаза. Нариман потащила его по коридору.
– Я уезжаю домой с мамой, – гордо заявил он другим детям.
Ее удивило, насколько он вырос. И вел он себя больше по-взрослому. Но на это сейчас не было времени.
– Давай сюда.
Перебросив его на площадку, она перепрыгнула сама и поспешила с сыном вниз.
Она достала из-под лестницы вещи. Все это время жена толстяка истошно завывала.
– Заткнись!
Женщина, всхлипывая, попятилась за дверь.
Нариман выглянула на улицу. Там собирались люди.
– Миср, сюда. – Она отступила в подворотню. – Лошадь, – пробормотала она. – Где взять лошадь?
Она уже собиралась выйти из-под арки, когда послышался звук бегущих ног.
– Назад, Миср. Тихо. – Она присела.
Бегущий свернул под арку. Шагун! Он замедлился, и Нариман вонзила клинок ему в грудь. Он пошатнулся. Она ударила еще раз. Это был тот самый шагун, который разминулся с ней раньше.
Она мрачно улыбнулась. Чем бы все ни закончилось, здесь ее надолго запомнят.
– Идем, Миср.
Справа слышались крики. Она свернула влево, хотя ее тянуло в другую сторону. Миср бежал рядом с ней. Она поискала в воспоминаниях из своих снов конюшню, но не нашла.
Неожиданно она едва не споткнулась, почувствовав, что у нее вновь появилась надежда.
Каркур хотел, чтобы она пошла на восток, где через горы вела дорога. Никто не подумает, что она побежит в ту сторону. Если она доберется до побережья, можно будет пойти на север и снова пересечь горы у Себиль-эль-Селиба, где повелители не имели власти.
Но дорога эта вела вокруг ужасающей башни из снов. Кто знает, на что способны повелители? Если шагуны были не более чем их тенями, сколь ужасными могли оказаться они сами?
Несмотря на страх, она не останавливалась. Каркур еще ни разу не подводил.
И Каркур оказался прав. Это действительно был самый лучший путь. Она никого не видела, и никто не видел ее. Темная башня встретила ее с обескураживающим безразличием. Неужели ее и на самом деле не замечали, хотя она убила двоих шагунов?
– Идем, Миср. Да, идти тяжело, но надо. Иначе черные люди нас поймают.
Сосредоточенно наморщив лоб, он шагал рядом с ней. Когда они решились наконец на привал, солнце стояло уже высоко.
– Нариман! – Голос гремел по лесу, эхом отдаваясь в горах. – Нариман!
В нем чувствовалась неприкрытая злость, подобная той, что захлестывала ее, когда она стремилась вернуть Мисра.
Это был он. Его не удалось обмануть.
Миср сильнее прильнул к ней:
– Не отдавай меня ему, мама.
– Не отдам, – пообещала она, высвобождаясь из объятий. – Скоро вернусь.
– Не уходи, мама.
– Мне нужно. Сиди на месте. Вспомни, что случилось в прошлый раз, когда ты не сделал то, о чем я тебя просила.
Проклятье! Это было нечестно с ее стороны. Малыш мог подумать, что во всем виноват он сам. Сплюнув, она натянула тетиву, выбрала три хороших стрелы, проверила остальное оружие, после чего отправилась на охоту.
– Нариман! – Голос звучал ближе.
Зачем притворяться, будто он не может ее найти?
Конечно же – Каркур. Старый каменный идол не осмеливался трогать кого-либо в Джебале, не желая, чтобы в том видели его руку. Но он мог сбить врагов с толку.
Затрещали кусты. Нариман застыла. Шагун был совсем близко. Она отступила в тень, наложив стрелу на тетиву.
– Нариман! – прогремел он. – Вот ведь проклятая баба, – проговорил чуть тише. – Я ее шкуру на переплеты пущу.
Несмотря на злость, он прекрасно держал себя в руках. К ненависти, которую ощущала к нему Нариман, добавился страх.
Она вспомнила, как он ехал через Вади-аль-Хамама, как насиловал ее, вспомнила день, когда он пришел за Мисром, и почувствовала слабость в коленях. Он был шагуном, и он с легкостью ее победил. Глупо было бросать ему вызов.
Кусты затрещали совсем рядом. Она увидела за деревьями что-то белое – его коня. Это был он, шагун, и он направлялся к ней.
Черный всадник. Кошмарный любовник. Отец Мисра. Она представила себе Моуфика и аль-Джахеза.
– Получи! – выдохнула она. – За то, что ты сделал с моим отцом.
Она натянула тетиву, и рядом хрустнула ветка. Конь поднял голову, прядая ушами. Стрела вонзилась в его горло, вместо того чтобы ударить в сердце шагуна.
Конь заржал и поднялся на дыбы, молотя копытами воздух. Всадник опрокинулся. Раздался судорожный вздох, когда он ударился о землю.
Вскочив, она выпустила еще одну стрелу. Стрела пронзила его джеллабу, на секунду пригвоздив к земле. В эту секунду Нариман послала последнюю стрелу.
Стрела скользнула по тазовой кости, оставив кровавую рану на правой ягодице. Он споткнулся, упал, снова со стоном поднялся.
Нариман выхватила саблю и двинулась вперед. В голове лихорадочно метались десятки слов, которые хотелось сказать, прежде чем убить его.
Он вытащил меч. Губы его изогнулись в напряженной улыбке.
Нариман осторожно шагнула к нему. «Нападу справа, с той стороны, где он ранен, – подумала она. – Он оглушен, и у него идет кровь. Он не сможет двигаться быстро, и я его измотаю».
– Лисичка, маленькая дурочка. Зачем ты сюда пришла? Чужие не приходят в Джебал. И никогда из него не возвращаются.
«Значит, я буду первой», – подумала она, но промолчала. На языке у нее вертелось множество слов, но ни одно так и не сорвалось с губ. Она приближалась к нему столь же безмолвно и неумолимо, как и он к ней перед тем, как изнасиловать.
Она нанесла три мощных быстрых удара. Он отразил их, но она заметила беспокойство во взгляде. Ведь этого не должно было случиться, она должна была пасть под его заклятиями!
– Нариман! Посмотри на меня!
Их взгляды встретились.
По телу пробежал огонь страсти. Но, к собственному удивлению, она не обратила на него никакого внимания. Воспользовавшись тем, что шагун на мгновение отвлекся, она ударила саблей, оставив порез на его щеке.
Он побледнел. Глаза его округлились. Он не мог в это поверить.
Она ударила еще раз. Он парировал удар и сделал выпад, едва не достав ее. Теперь он знал, что имеет дело уже не с маленькой девочкой.
Он отбил ее атаку, затем отступил. Он издал странный пронзительный звук, хотя губы его не шевелились. Зашумели листья, поднялся холодный ветер. Острие сабли Нариман начало плавиться, словно свеча на солнце. Переложив саблю в левую руку, она вытащила кинжал и метнула, как учил Моуфик.