Глубокой ночью, в серебристом свете безразличной луны, они дошли до конца вади. Если бы Гарун прислушался, он бы различил вдали голоса людей и животных. Насеф снова их нагонял.
Вскоре после того, как они вышли из вади, он в замешательстве остановился. Перед ним возвышалась старая башня. Он узнал ее – императоры Ильказара возводили их сотнями, размещая в них местные гарнизоны. Их руины можно было найти везде, где проходили имперские легионы. И тем не менее Гарун не ожидал увидеть в пустыне следы человеческого жилья.
К нему подошел Браги:
– Что это?
Из башни послышался тоскливый стон.
Гарун покачал головой и обернулся. Юноши свалились без чувств.
Стон раздался снова.
– Это не животное, – сказал Браги.
– Ветер?
– Может, призрак.
Гарун напряг свои чувства шагуна, но ему не хватало опыта, к тому же он был голоден и измучен, и они ничего ему не подсказали.
– Ничего не чувствую.
– Смотри! – В слабом свете в амбразуре для лучника показалось чье-то лицо. – Это не призрак.
– Может, нам дадут воды?
– А если это бандитское убежище? Или логово демона? Или колдун прячется от Эль-Мюрида?
Но если там таилось нечто магическое или сверхъестественное, чувства шагуна наверняка бы его предупредили. Он прислушался. Голоса людей и ржание лошадей были еще далеко.
– Пойду разведаю.
– Насеф слишком близко.
– Может, найду что-нибудь. Хотя бы воды.
– Угу, воды.
– Идем. – Он с трудом заставил себя двинуться с места.
Все суставы болели, мышцы требовали передышки. От раны по плечу расползалась боль, и он боялся, что она загноится. Нужно было каким-то образом достаточно долго избегать Насефа, чтобы очистить ее и прижечь.
Подняв лошадей, верблюдов и юношей, Браги погнал их дальше. Держа в руке выщербленный меч, Гарун приблизился к башне, с трудом переставляя словно налитые свинцом ноги. Он пробирался вдоль стен в поисках входа.
– Нашел что-нибудь? – спросил Браги.
– Нет.
– Что собираешься делать?
– Поискать еще. Оставайся на месте.
– А как насчет Насефа?
– Я недолго.
Он снова обошел башню и на этот раз обнаружил с южной стороны черное отверстие, что сбило его с толку. Этой дыры тут раньше не было, но ничего магического он не ощущал. Неужели он настолько ослаб, что полностью лишился чувств шагуна?
Снова послышался стон, вызывая в воображении образ страданий целого народа и пробуждая внезапное сочувствие. Гарун судорожно вздохнул – на пороге башни стоял то ли ребенок, то ли бесенок, то ли херувим. Совершенно голый, он бесстыдно ухмылялся, уперев руки в боки.
– Чего ты боишься, кандидат?
В мыслях тут же возник обычный ответ, но Гарун подозревал, что бесенок имеет в виду нечто иное, пытаясь вызвать таящиеся в глубинах души ночные страхи. Со змеями, пауками, Эль-Мюридом и Бичом Господним можно было справиться с помощью каблуков и клинков. Но дьяволы души были куда опаснее.
Удивленный и озадаченный, Гарун никак не мог придумать подходящего ответа. Он взглянул на товарищей, но те спали, свалившись где стояли. Даже животные лежали без сил. Он прислушался – погоня, похоже, была еще далеко.
Бесенок снова ухмыльнулся, пожал плечами, отступил назад и исчез. Гарун с трудом смог прийти в себя. Это, несомненно, было какое-то колдовство, но его чувства шагуна ничего не обнаружили. Он последовал за бесенком.
Из входа в башню одно за другим вырвались разнообразные существа. Сначала – озадаченно моргающий лев, который помедлил, оценивая обстановку, и тут же пал под ударом клинка Гаруна. За ним последовали летучие мыши-вампиры, которые вцепились в него и несколько раз пустили ему кровь, прежде чем он прикончил последнюю. Их сменили змеи, скорпионы и пауки.
Гарун ни разу не подумал о том, чтобы бежать. Он отражал каждую атаку, собирая все свои силы, ярость и отвагу. Затем появилось некое туманное создание, настоящий враг – темный, меняющий форму силуэт, внушавший ужас самим своим видом. Тварь выпустила в стороны отростки, готовясь нанести удар сзади. Вместе с ней явились запахи и зловещий шепот, действовавшие на измученные нервы.
Он отступил и поднял раненую левую руку, пытаясь прикрыться. Издав хриплый злобный рев, тварь увеличилась вдвое. Гарун отчаянно взмахнул мечом. Его клинок встретил пустоту, но в ответ послышался полный боли вопль.
Усталость грозила свалить его с ног, боль стала невыносимой. Он знал, что обречен, но продолжал сопротивляться. Вопль убедил его, что единственная надежда – в нападении. Он шагнул вперед, яростно рубя создание ночи.
Темнота приняла его в нежные объятия. На мгновение показалось, будто он видит прекрасную плачущую женщину, и он понял, что увидел обличье смерти. Он вспомнил о приближающемся Биче Господнем, а потом все исчезло.
Гарун очнулся в тепле, при свете дня, прекрасно себя чувствуя. Над ним стоял сгорбленный старик, разглядывая его раны, а со стороны входа наблюдал бесенок. Гарун лежал внутри башни, которая ничем не походила на руины. Он попытался встать, но старик удержал его:
– Дай мне закончить.
Старик говорил с незнакомым акцентом. Несмотря на обнадеживающую улыбку, в голосе звучали печальные нотки.
– Который час? Как долго я здесь?
– Три дня. Тебе нужно было отдохнуть.
Гарун рванулся, но старик изо всех сил надавил ему на грудь.
– Мои люди…
– Они все живы и здоровы. Отдыхают и исцеляются у подножия башни. Твои враги их не найдут. Малыш!
Малыш-бесенок принес медное, потускневшее от времени зеркало.
– Посмотри в свои глаза, – сказал старик, сделав замысловатый жест пальцами.
Гаруна настолько потрясли перемены в собственном облике, что сперва он ничего больше не заметил. От юности не осталось и следа. Кожа потемнела, худое вытянутое лицо превратилось в изнуренную маску смерти. Ястребиный нос заострился, глаза ввалились. Гнев и боль прорезали на лбу глубокие морщины.
Но затем он начал различать в глубине собственных глаз охотников. Бич Господень и два десятка Непобедимых неумолимо шли по следу. Но что-то было не так. В их глазах пылало безумие, и они ни разу не взглянули в сторону башни, хотя их отделяло от нее меньше мили.
– Они идут по собственным следам вокруг Цитадели, – сказал старик и рассмеялся словно ненормальный. Гарун увидел в его взгляде злобу, которая тут же сменилась грустью. – Четыреста зим отчаяния, – замогильным тоном проговорил его спаситель. – И наконец ты пришел. Надеюсь, что это ты. Я молюсь, чтобы ты оказался тем единственным. Это бремя начало меня утомлять, и я тоскую по объятиям Темной Госпожи.
Гаруну казалось, будто старик обращается к некоей аудитории, состоящей из него одного. Но слова его ни в чем не убеждали.
– Где я? – спросил Гарун.
– Это место не имеет названия. Просто сторожевая башня. Когда-то у нее был номер, но я его забыл.
– Кто ты? – (Старик его словно не слышал.) – Почему ты мне помогаешь? Если помогаешь?
– Потому что ты тот, в чьих жилах течет Кровь. Потому что ты – кандидат.
– Кандидат? – нахмурился Гарун. – На что?
– На Невидимую корону.
Каждый ответ все больше сбивал Гаруна с толку.
– Почему ты тут прячешься? Это самая необжитая часть Хаммад-аль-Накира. – Унаследованные от Радетика пытливость и скептицизм не давали ему спокойно принять ответы старика. – Лучше расскажи историю получше, старик. Все это чушь и пустая трата времени. Мне нужно двигаться к границе.
Старик удивленно и вместе с тем разочарованно посмотрел на него:
– Я сын Этриана из Ильказара, мудреца, предсказавшего Падение. Он не сумел предотвратить катастрофу. Когда рушилась имперская столица, он, надеясь однажды возродить империю, тайком переправил меня и символы имперской власти через ряды осаждавших город. А затем поселил в этой башне, велев ждать появления подходящего наследника империи – того, кого пошлет судьба. Кого-то, в чьих жилах течет Кровь. Я должен испытать его и – если он окажется достоин – наделить его имперской властью. Мой отец собирался ко мне присоединиться, но его убили. Я оказался заперт здесь на четыре столетия, и за это время не появился ни один кандидат.
Рассказ старика вполне соответствовал известной истории и старой легенде. Но когда Гарун, уже представив собирающиеся под его имперским штандартом войска, задал конкретные вопросы и получил лишь уклончивые ответы, доверие к старику угасло.
– Будь серьезнее, старик. Ты все время увиливаешь, словно заяц, за которым гонится фенек. Либо отвечай, либо уходи.
Старик побагровел, выругался и вышел. Малыш-бесенок хихикнул, подмигнул Гаруну и вышел следом. Гарун уставился в бронзовое зеркало, глядя на идущего по нескончаемому следу Насефа. Ему хотелось спуститься, забрать Браги и двинуться дальше, но вместо этого он заснул.
Той же ночью старик вернулся.
– Идем со мной, – сказал он.
Озадаченный Гарун последовал за ним на парапет башни, освещенный призрачным лунным светом. Вдали виднелись человеческие фигуры, упрямо идущие по кругу.
В центре парапета покоился на треноге молочно-белый шар, испускавший мягкое свечение.
– Посмотри в него, – велел старик.
Гарун посмотрел – и перед ним возникло прошлое. Он увидел, как погибают отважной смертью его отец, брат, дядя и король Абуд. Он увидел стычку между Ахмедом и Насефом. И он не мог отвести взгляда, хотя каждая секунда казалась ему мучительной вечностью. Что-то заставляло его внимательно наблюдать за действиями Насефа.
Сцена изменилась. Он узнал пустыню возле руин Ильказара. Неподалеку кружила орда всадников.
– Это роялисты, – сказал старик. – Они начали собираться, как только разошлись известия из Аль-Ремиша. – Картинка мигнула, и время сменилось. – Сегодня же, но раньше. Это люди Эль-Мюрида, под командованием Карима и эль-Кадера. Они по собственной инициативе отправились следом за Насефом и Учеником.
Враг выследил войско роялистов и атаковал. Роялисты рассеялись, словно солома на ветру, и несколько минут спустя не осталось никакой основы, на которой могло бы возродиться их дело. Гарун вздохнул. В качестве таковой теперь могли послужить лишь лагеря за границами Хаммад-аль-Накира, о которых распорядились его отец и Мегелин.