– Хочу кое-что тебе сказать. Я не пророк, но для данного предсказания не требуется искусство мага. Ты умрешь, и скоро. Если не поменяешь образ жизни. – (Страх сжал горло Насмешника, словно петля.) – Если будешь и дальше срезать кошельки, кто-нибудь перережет тебе глотку. Еще до конца лета. Ты дьявольски неуклюж. – (Насмешник проглотил застрявший в горле комок. Слова Спарена полностью сбили его с толку – этот человек чем-то напоминал проповедника.) – Мой восточный друг, я хочу дать тебе возможность снова увидеть старуху-зиму. Мне нужен тот, кто обладает твоими талантами и не особо обременен совестью. У тебя есть опыт, но твоя форма оставляет желать лучшего.
– Не уверен, что верно расслышал. Объясни, прошу тебя. Мне предлагается работа?
– На определенных условиях. Мне требуется чревовещатель и фокусник. Мои исполнители обычно получают долю от общих сборов, но к тебе это относиться не будет, пока не войдешь в курс дела. Ты будешь получать еду и все необходимое, а также уроки в тех областях, которыми пока не владеешь, – например, искусстве гипноза. Даю тебе испытательный срок в три месяца – если перестанешь пить и красть. И не пытайся меня надуть, друг мой. Как я уже говорил – я за тобой наблюдал. Даже без общей доли это больше, чем ты имеешь сейчас. И опять-таки, как я уже говорил, так ты не протянешь и до конца лета.
Насмешник в ответ лишь промычал нечто невразумительное. Он не мог поверить, что собеседник говорит всерьез, и тем не менее решил рискнуть, поняв, что хуже все равно не будет.
Решение оказалось судьбоносным – Дамо Спарен быстро превратил податливую глину, каковой был Насмешник, в человека, каким он впоследствии стал.
Спарен был родом с Запада и старше Насмешника, но оказался его собратом по духу – душа его была столь же черной и ленивой. Надзирая за образованием Насмешника, Спарен стал первым его настоящим другом.
– Ты должен научиться главному, – с самого начала сказал Спарен. – Дисциплине. Корень всех твоих проблем – в отсутствии дисциплины. – Насмешник попытался возмутиться, но тот продолжил: – Я имею в виду самодисциплину, а не подзатыльники, что ты получал от Саджака. Это тоже часть твоих проблем – ты не знаешь, как распорядиться собственной свободой. Друг мой, тебе удавалось остаться в живых чисто благодаря своим талантам. Но тебе следует научиться тому, что не приходит инстинктивно. Пока что ты не хотел этому учиться и именно потому столь часто голодал. Итак!
Первый закон Спарена: всегда веди себя так, чтобы твоя жертва думала, будто она умнее тебя. Пусть считает, что это она пытается тебя обмануть. Остальное сделает ее собственная жадность.
Второй закон: не занимайся мошенничеством, когда воруешь, и наоборот. Я тебя уже предупреждал: не кради на ярмарке. Вчера ты срезал кошелек в ста футах от своего кукольного представления. Больше такого не делай и не испытывай мое терпение. Ты можешь развалить мне всю работу.
Третий закон: не зли преступный мир. С этими парнями приходится поддерживать хорошие отношения – они весьма неплохо организованы. Стоит тебе заработать черную метку у Трехпалого в Хеллин-Даймиеле и сбежать в Октилию, там тебя уже будут ждать люди Дракона с ножами. Они любят оказывать друг другу мелкие услуги.
Четвертый закон: не довольствуйся малым. Сидя на улице и продавая бутылочки с кошачьей мочой, будущего не обретешь. Тем же самым ты будешь заниматься и через пятьдесят лет, совсем как Саджак.
– Я умею делать только то, что знаю сам, – наконец перебил его Насмешник.
– Тогда, может, перестанешь обманывать и воровать и хоть чему-то научишься? Здесь тебе ничего не угрожает, и тебе незачем рисковать, так что лучше развивай вместо этого свои таланты. Взгляни на меня, Насмешник. Я начинал с того же, с чего и ты. Сегодня у меня вилла на Ауссурском побережье и сосед-герцог. У меня плантации копры в Симбаллавейне. У меня рудники в Анстокине.
– Хэй! И при всем при этом…
– И при всем при этом я путешествую с ярмаркой? Конечно. Это у меня в крови, как и у тебя. Мы не можем противостоять вызовам, которые дает нам ярмарка. Почему бы не обобрать очередного простака за алчную улыбку? Но этим я занимаюсь не как Спарен. Спарен и его ярмарка – лишь прикрытие. Спарен – честный и уважаемый делец. Люди в достаточной степени ему доверяют, чтобы одалживать деньги. – (Впервые в жизни Насмешник слушал внимательно.) – Когда ты завладел теми драгоценностями, у тебя было все необходимое. Начальный капитал. Даже больший, чем тот, с которого начинал я. Как, ради всего святого, ты умудрился его промотать?
– Я сам премного озадачен и фрустрирован. Пребываю в полном неведении, как такое могло произойти.
– Забавно изъясняешься. Продолжай в том же духе. Если тебя не сумеют понять, то вполне могут решить, что сами виноваты в собственных потерях. В худшем случае у тебя будет чуть больше времени, чтобы сбежать. И это поможет убедить их, что они умнее тебя.
– Первый закон?
– Именно.
Обучение Насмешника шло полным ходом. Он учился самообладанию, которого большую часть жизни ему не хватало. Спарен выделил ему в помощь рослого громилу по имени Гуч. И тот всегда оказывался рядом с дубинкой в руке, когда искушение бывало чересчур велико.
– Похоже, ты делаешь успехи, мой друг, – сказал Спарен в конце лета. Слово «друг» прозвучало не просто так – они стали настолько близки, насколько только могут двое мужчин. – Думаю, ты готов стать партнером.
– Хэй! Отлично. У меня есть идеи…
– Меня пугают слухи о войне, – продолжал Спарен, несколько остудив энтузиазм Насмешника. – Сейчас эти безумцы атакуют Троес. Если они захватят его и выйдут за пределы Хаммад-аль-Накира, то расползутся по всем Малым королевствам и разорят нас. Мне уже доводилось видеть, каковы бывают последствия войны для предпринимательства. К счастью, я не только хозяин ярмарки – у меня есть еще несколько профессий, лучше подходящих для военного времени. Пора начинать готовиться, на всякий случай. – Спарен отпил вина. – Знаешь, у меня никогда не было сына – по крайней мере, кого я мог бы признать за своего. И мне кажется, теперь я его нашел. – (Насмешник, прищурившись, взглянул на него. Что это – пьяная болтовня в приступе меланхолии или нечто большее?) – Ладно, не важно. Нужно придумать тебе псевдоним. Почему бы не Магелин Маг? Когда-то у меня был партнер с таким прозвищем, но я поймал его на воровстве денег, и пришлось отправить его душу на небеса, а плоть – на корм рыбам. Печальный случай. Я целый час проплакал – всегда считал его хорошим другом. Не поступай так со мной, слышишь?
– Гарантирую – даже в мыслях не было. Гуч научил меня уважению, хоть мне и пришлось испытать это на собственной шкуре. Я исправился.
Насмешник кривил душой – он научился у Спарена и Гуча многому, как чудесному, так и весьма коварному, но исправление в это число не входило. Он так и не сумел подавить неодолимое желание срезать чужой кошелек или промотать за игрой все деньги. Зато научился воровать с таким изяществом, что, даже если это происходило на глазах Гуча, никто ничего не замечал.
7Изгнанники
Первые наемные убийцы добрались до лагеря в горах весной, когда начал таять снег.
– Они всегда ходят по трое, – прошептал Гарун, бледный и весь в поту. – Хариши всегда ходят по трое. Что ими движет, Белул? Они ведь знают, что умрут.
Белул пожал плечами и покачал головой:
– Они верят в достижение своей цели, повелитель.
Почти сразу же появилась вторая группа, а за ней – третья. Гарун представил себе бесконечную вереницу улыбающихся людей с пустыми взглядами, которые приходили умереть за своего пророка, уверенные, что немедленно попадут в рай.
В последовавшем среди беженцев хаосе стало невозможно отличить друга от врага.
– Белул, я не могу здесь больше оставаться, – объявил Гарун после третьего нападения, в котором погибло восемь его сторонников. – Для них я легкая мишень. Они не остановятся, пока известно, где меня искать.
– Пусть приходят. Я раздену догола каждого новоприбывшего и проверю, есть ли у него татуировка хариша.
Служители культа носили у сердца татуировку, которая исчезала после смерти, предположительно – когда душа отправлялась в рай.
– Они пришлют людей без нее. Я ухожу. Буду перемещаться от лагеря к лагерю. Так или иначе, должен же я показать свое знамя?
Зимняя скука действовала ему на нервы не меньше, чем постоянные атаки. Его охватила юношеская страсть к приключениям – хотелось куда-то двигаться, что-то делать. Выбрав полдюжины сопровождающих, он отправился в путь.
Положение в лагерях лишь еще больше его потрясло, подтвердив опасения. Разрыв с Хаммад-аль-Накиром означал разрыв с хрупкой культурой и не вполне устоявшимся прошлым. Кое-где вновь возрождались древние обычаи пустынных кочевников.
– Что плохого в том, чтобы грабить чужеземцев? – спросил кто-то из командиров в лагере, который возглавлял старый чиновник по имени Шадек эль-Сенусси.
– Это мы здесь чужеземцы, идиот! – Гарун яростно уставился на эль-Сенусси, лицо которого напоминало маску. – И местные проявили к нам куда больше понимания, чем проявил бы я сам на их месте. Вот что я тебе скажу, Шадек. Если твои люди снова будут досаждать соседям, я сам взмахну клинком палача. Закон Квесани действует даже в изгнании. Его защита распространяется на всех, кто принял нас в час крайней нужды.
– Слушаюсь, повелитель. – Старик едва заметно улыбнулся, и Гаруну показалось, что тот одобряет сказанное.
– Тогда на этом и закончим. Если вам не нравится – ничего не поделаешь. Относитесь к соседям как к равным. Нам нужна их помощь.
Среди людей эль-Сенусси назревал мятеж, и Гарун понял, что старика следует заменить кем-то другим: тот слишком полагался на личную преданность.
Мало кто из глав лагерей встретил Гаруна с радостью. Некоторые были братьями по духу генералов Эль-Мюрида – прирожденные бандиты, почуявшие возможность поживиться среди всеобщего хаоса. Другим не нравилось, что им приказывает неопытный мальчишка.