– Сегодня ночью. Приходи ночью в мою палатку. Моя сестра будет там. Обещаю.
Насмешник кивнул, но промолчал, позволяя мальчику действовать самому.
Сиди был идеальной жертвой. Чрезмерная алчность и самовлюбленность не оставляли ему времени даже на малейшие подозрения. Насмешнику стало стыдно – это было примерно то же самое, что ограбить слепого.
Но ставка в игре была велика. Очень велика.
Весь день он тревожился из-за капитана, который был прямо-таки квинтэссенцией бдительности. Именно ему предстояло умереть первым – Насмешник не осмелился бы оставить в живых подобного человека. Капитан был столь же терпелив, как и Белул, человек Гаруна. Он не успокоился бы, пока не отомстил.
Далеко не все Непобедимые оставались холодными и отстраненными. С некоторыми Насмешник даже подружился. Он обменивался с ними шутками и колкостями, развлекал бесконечными небылицами о своих злоключениях на Востоке. Такими же небылицами отвечали ему и они.
Наконец стемнело. Подождав еще несколько часов, он с отчаянно бьющимся сердцем пробрался к палатке Сиди. Никто ему не помешал.
Ночь была безлунная, но он знал, что стражник лишь сделал вид, будто его не заметил. Что, если у того проснется совесть и он доложит командиру?
– Господин? – прошептал Насмешник, чувствуя, как натянут каждый его нерв. – Это я. Можно войти?
– Давай! Давно пора. Где ты был?
Насмешник проскользнул в палатку:
– Ждал, пока в лагере все заснут.
Он улыбнулся, увидев Ясмид. С собой она привела служанку – непредвиденное осложнение. Сумеет ли он загипнотизировать сразу троих? Подобного он раньше никогда не пробовал. А ситуация, когда речь шла о жизни и смерти, не слишком подходила, чтобы это выяснять.
Словно пытаясь успокоить нервы, он вертел в толстых пальцах монету, она то появлялась, то исчезала.
– Все готовы? – спросил он. – Все согласны? Госпожа? Если кто-то против, я ничего не стану делать.
– Действуй, – улыбнулась Ясмид. – Шут, я пришла, потому что мне интересно. Но мы должны закончить до того, как сменится стража.
– Это не так просто, как ободрать козу, госпожа. Нужно все подготовить.
– Тогда готовь.
В том, кто тут главный, не было никаких сомнений. Уж точно не Сиди. Насмешник едва заметно улыбнулся. Не манипулировала ли Ясмид братом с самого начала?
Он принял позу лотоса:
– Не соблаговолит ли госпожа сесть лицом ко мне? Хорошо. Господин, и ты тоже? – Он похлопал левой ладонью по покрытой ковром земле и кивнул служанке. – А ты сядь здесь, пожалуйста. – Он похлопал правой ладонью. – Господин Сиди и ты, госпожа, внимательно смотрите на меня и на то, что я буду делать. Это невозможно объяснить, но легко показать. Госпожа Ясмид, сосредоточься на этой монете. Выброси из головы все остальное. Не своди с нее взгляда. Видишь, как она вращается в свете свечи? Светлая, темная, светлая как день, темная как ночь… – Голос его стал негромким и монотонным, так что девушке пришлось напрячься, чтобы его услышать. Он уставился в ее глаза, бормоча про монету и тайно молясь, чтобы остальные двое угодили в ту же ловушку. – А теперь наступит сон. Благословенный сон. Забудь обо всех испытаниях, что несет день. Спи. – Он продолжал намного дольше, чем считал необходимым Спарен. Ему требовалась надежность – слишком высока была ставка. – Веки тяжелеют, словно налитые свинцом. Ты не можешь открыть глаза.
Гипноз постепенно затягивал и его самого. Наконец он осмелился взглянуть на Сиди и служанку и понял, что все они у него в руках. Сердце отчаянно забилось. О чудо! Он быстро заговорил, сперва обращаясь к служанке, затем к Сиди, излагая то, что они должны были запомнить на случай, если им помешают извне.
Ясмид он велел обо всем забыть, а потом обратился к ней:
– Сейчас ты увидишь тучного дружка своего брата Сиди с лучшей стороны, и тебе захочется облегчить перед ним душу… Жди. – Помедлив, он пробормотал себе под нос: – Тот знаменитый случай, когда телегу ставят впереди лошади. Чтобы сделать все как надо, нельзя торопиться. Сперва нужно выяснить ее истинные чувства и естественные слабости, а уже затем построить из этих краеугольных камней надежное сооружение.
Он начал расспрашивать Ясмид о ее чувствах, обо всех и обо всем.
– Очень интересно, – пробормотал он полчаса спустя, выяснив, что, хотя она боготворила отца и его идею Царства Мира, втайне ненавидела войну, которую он вел.
Именно война забрала жизнь ее матери, что она считала чересчур большой ценой за мечту. Она восхищалась воинами отца, особенно Насефом, но рассматривала их лишь как орудия чрезмерного нетерпения. Ясмид была убеждена, что идеалы отца непобедимы сами по себе, что они способны завоевать мир за счет присущего им превосходства. Разве жители Запада не записывались в воинство света? Разве вера не нашла сторонников даже среди троенцев? Эль-Мюриду следовало лишь дать им время.
Но и пацифисткой она отнюдь не была. В ней чувствовалась дикая, мстительная жилка. Ей хотелось, чтобы всех роялистов выследили и перебили до последнего. Для нее они были нераскаявшимися орудиями зла и потому заслуживали лишь того, чтобы отправиться к своему темному господину.
Насмешник попытался укрепить ее антивоенные чувства, а затем снова принялся работать над ее отношением к самому себе. Хотелось убедить ее, что он хороший и надежный друг, что она может довериться ему, как никому другому.
Снаружи палатки послышались шаги.
– Господин? Уже пора сменять стражу.
– Одну минуту, – ответил Насмешник, изобразив хнычущий голос Сиди. Поспешно повторив троим то, что они должны были запомнить, он щелчком пальцев разбудил Ясмид и служанку.
– Что с Сиди? – спросила Ясмид.
Мальчик храпел.
– Горе мне! – проговорил Насмешник. – Он вскоре заснул, но я боялся его разбудить, чтобы меня не сочли преступником. На моей родине за прикосновение к королевской особе приговаривают к смертной казни. Будучи по своей природе осторожным, я счел благоразумным оставить его спать.
– Мы не королевские особы, шут. И никогда этого не заявляли. Мы всего лишь говорим от имени Всевышнего. Может, этот сорванец и хотел бы быть принцем, но вряд ли стоит обращать на него внимание.
Насмешник пристально посмотрел на нее. Присущая ей сдержанность, похоже, несколько прошла. Возможно, у него все-таки получилось.
– Может быть. И все же я вынужден попросить госпожу его разбудить – так мне будет спокойнее. Так или иначе, мне пора уходить. Уже пришло время менять стражу. Капитан разозлится, если ему попадется ночной визитер к прекрасной госпоже.
Уже собираясь уходить, он заметил, как на ее лице появился румянец, поднимаясь по щекам и выбиваясь из-под вуали. Покидая в темноте палатку, шут улыбнулся. Похоже, своих способностей он все-таки не утратил.
Два дня спустя он уже весело болтал с Ясмид, как со старой подругой. Она следовала за ним по пятам по лагерю, испытывая на прочность снисходительность капитана. Насмешник выслушал всю историю ее жизни, а также немало о ее страхах и мечтах.
По мере того как они сближались с Ясмид, от него отдалялся Сиди. Мальчик был самовлюблен и ревнив и не скрывал этого. Насмешник опасался, что Сиди рано или поздно отомстит за знаки внимания, оказываемые сестре.
На третье утро Ясмид пришла к нему с посеревшим лицом, полностью разбитая.
– Что случилось, госпожа? – мягко спросил он. – Дурные известия? Я видел, как час назад прибыл гонец. Жаль, если так.
– Бич Господень мертв.
– Гм? Тот самый прославленный Насеф, высокопоставленный генерал твоего отца?
– Да. Мой дядя Насеф. За которого я собиралась выйти замуж.
– Печально. Весьма печально. Я готов на что угодно, чтобы облегчить твою боль.
– Спасибо. Ты добрый человек, шут. – Похоже, ей хотелось еще раз проговорить все подробности. – Это случилось в маленьком городке в Алтее. Его убили те же солдаты Гильдии, которые убили Карима. Говорят, их было всего три сотни. Они убили моего дядю и больше тысячи Непобедимых, а сколько обычных солдат, никто не знает. Непобедимых не унижали так со времен Вади-эль-Куфа. Как такое может быть, шут?
Он взял ее бледные холодные руки в свои:
– Признаюсь, я не военный гений. Но знаю, что, когда люди сражаются, порой случается странное. Иногда…
Она его не слушала, полностью уйдя в себя, но ее душевная боль все же вырвалась наружу.
– Это безжалостная война, толстяк. В прошлом году она забрала мою мать. В Вади-эль-Куфе едва не унесла отца. Теперь забрала моего дядю. Кто следующий? Я? Снова мой отец? Сиди? Должен быть какой-то способ это остановить. Помоги мне. Придумай что-нибудь. Пожалуйста.
– Должен заметить – хотя бы только с философской точки зрения, – что эта война точно так же отразилась на тысячах других семей. Включая семью врага, Гаруна.
– Меня не волнуют…
– Я всего лишь скромный бродячий актер, госпожа. Простой шут. Но могу с уверенностью сказать: вся война на самом деле находится в руках двух человек. Первый – твой отец, который ее начал, а второй – главный враг Гарун бин Юсиф, который не позволит ей закончиться. – Он огляделся, проверяя, не подслушивает ли их кто, и добавил уже тише: – Мир между ними привел бы к миру в остальном мире столь же наверняка, как рассвет следует за ночью.
Ясмид нахмурилась, но замешательство одержало верх.
– Это невозможно. Слишком много пролилось между ними крови.
– Вовсе нет. Признаюсь, я не знаком близко с бин Юсифом. Но я видел его несколько месяцев назад, в замке бывшего моего хозяина, где он искал помощи. Он не знал, что я подслушиваю, как он жаловался на войну капитану по имени Беллус…
– Белул?
– Хэй! Именно так. Белул. Старый, седой, с неприятным характером. Гарун жаловался, что не может заключить мир, не потеряв лицо в своих глазах и в глазах Эль-Мюрида. Тем временем лучшие юноши пустыни умирают от рук друг друга, и скоро никого вообще не останется.
– Я слышала, как об этом говорил мой отец. И тоже плакал. Насколько мы стали бы могущественнее, если бы роялисты объединились с Царством Мира!