– Это ты… Как же ты выросла…
Взгляды их надолго встретились, как и в ту далекую ночь в Аль-Ремише.
Ясмид издала столь пронзительный и гневный вопль, что на ее крики сбежались все солдаты. Мгновение спустя ее уже окружали две сотни человек.
Гарун повернулся к Рагнарсону:
– Толстяк привел к нам дочь Ученика. Не знаю, как ему это удалось… Ты можешь в это поверить? Невероятно.
Браги не разделял его восторга, но оценил представившиеся им возможности:
– Похоже, судьба невзлюбила этого человека. Еще месяц назад он был в зените славы. А теперь лишился почти всей семьи.
Ясмид не переставала кричать. Гнев ее сменился истерикой. Ее окружало море зловещих лиц, на нее словно обрушились легионы самого зла. Как поступит Гарун? Швырнет ее солдатам?
– Ого! – заметил Рагнарсон. – Похоже, она не собирается останавливаться.
– Она охвачена смертельным ужасом, – пояснил Насмешник.
– Заткнись, девчонка! – рявкнул Рагнарсон.
Но та, естественно, не замолкала. Он обращался к ней по-итаскийски, но даже если бы она его понимала, это мало бы что изменило. Браги пребывал в нелучшем настроении: ему не слишком везло в игре и он все время проигрывал. Но не только злость заставила его поступить так, как он поступил, – истерику следовало прекратить.
Схватив Ясмид, он повалил ее, перекинул через колено, задрал юбку и принялся лупить по обнаженной заднице. Сперва она дергалась и визжала, но потом затихла.
Рагнарсон не осознавал, какое оскорбление нанес, и не мог понять, какое унижение ей уже довелось пережить. Западные женщины не носили вуали, а девушки обычно только радовались, когда парни задирали им юбки.
Толстяк заставил ее переодеться в местную одежду и сжег вуаль. В течение многих дней ей пришлось путешествовать опозоренной. Теперь другой варвар обнажил ее женские достоинства перед всем лагерем. Его сторонники смеялись и шутили, бросая грубые замечания насчет похожего на ладонь родимого пятна на ее заду.
Из ее глаз катились слезы, но она не собиралась доставлять им удовольствия, крича или моля о пощаде.
Гарун, уроженец пустыни, побагровел. Оттолкнув Рагнарсона, он поднял девушку на ноги и толкнул ее себе за спину, затем шире расставил ноги, готовый к чему угодно. Ясмид присела позади него, дрожа от пережитого стыда.
Смех смолк. Взгляды солдат ожесточились. Рагнарсон медленно выпрямился, сжимая кулаки.
– Хэй! – крикнул Насмешник, врываясь между ними и взмахивая полами одежды. – Мне хотелось бы знать, когда начнется празднество. Проявленный мной героизм заслуживает почестей, песен и возлияний, увы, без женщин, но на радость всем.
Он попытался перекувырнуться, но рухнул на пыльную землю. Его нелепая выходка разрядила обстановку.
– Пожалуй, он прав, – заметил Рагнарсон.
– Белул, – сказал Гарун, – отведи госпожу Ясмид в мое жилище.
Белул удивленно поднял брови, но лишь ответил:
– Как прикажешь, повелитель.
– Тебе следует быть осторожнее с чувствами других народов, – сказал Гарун Рагнарсону, перейдя на другой язык. – Ты подверг ее непростительному унижению. Вероятно, придется теперь следить, чтобы она не лишила себя жизни.
– Что? – недоверчиво спросил Браги.
– Смешно, – бросил его брат.
– Для вас – возможно. Вы – дети другой страны, где поступают иначе. Моему народу ваши обычаи тоже порой кажутся странными.
– Хочешь сказать, она настоящая? – спросил Браги. – Не обычная бродяжка, которую твой друг подцепил по дороге?
– Да, это она.
– Тогда нам стоит кое о чем поразмыслить. От нее могут быть неприятности.
– Например?
– Можно подумать, раньше нам садились на шею люди Эль-Мюрида. Ты ничего не понимаешь. Если мы оставим ее в живых – а что толку с нее мертвой? – ее будут искать. Наверняка явятся эти с крючковатыми носами, в белых одеждах. А твой друг оставил достаточно следов. Так что нам нужно исчезнуть, и побыстрее.
– Вероятно, ты прав. Дай подумать. – Гарун направился следом за Белулом. Капитана он встретил возле своей хижины. – Как она?
– Страдает, повелитель.
– Гм… Белул, найди какую-нибудь ткань. Любую, достаточно длинную, чтобы она смогла сделать себе вуаль и приличную одежду.
– Повелитель?
– Ты все слышал. – Гарун шагнул в хижину, служившую ему домом и штаб-квартирой.
Ясмид сидела на земляном полу, опустив голову, и беззвучно плакала, дрожа всем телом. Она даже не подняла взгляда.
– Прошу прощения за моих друзей. Они родом из далеких земель, и у них иные обычаи. Они вовсе не хотели тебя унизить.
Ясмид не отвечала.
– Я велел Белулу найти что-нибудь, из чего ты могла бы сделать себе приличную одежду.
Все еще не поднимая взгляда, она еле слышно спросила:
– Что ты собираешься со мной сделать?
– Я? Ничего. Только спрячу тебя, чтобы доставить беспокойство твоему отцу.
– Ты меня не убьешь? Не бросишь своим варварам, а потом не перережешь горло?
– Зачем мне это?
– Я твой враг. Мой дядя и мой отец убили всю твою семью.
– Моим врагом был твой дядя. Мой враг – твой отец. Но не ты. Я не воюю с женщинами. Ты не…
– Ты убил мою мать.
– Шло сражение, – пожал плечами Гарун. – Могло случиться всякое.
Ясмид подтянула колени к подбородку и обхватила их руками:
– Он ведь меня обманул?
– Кто?
– Толстяк. – Естественно, она и так это знала, но хотела услышать еще раз, чтобы в меньшей степени чувствовать себя сообщницей обмана. – Он заставил меня пойти с ним. Я думала, что смогу заключить мир между тобой и моим отцом.
– Это было бы нелегко. Да, он тебя обманул. Такова его профессия. И он куда лучше с ней справляется, чем я подозревал.
Гарун сел на землю напротив Ясмид, удивляясь, почему она кажется ему столь исключительной. И дело вовсе не во внешности – в ней не было ничего потрясающего. Жизнь на открытом воздухе обострила черты ее лица в большей степени, чем могло бы понравиться мужчинам Хаммад-аль-Накира. И она выглядела чересчур уверенной в себе.
Ясмид уставилась в пространство.
– Интересная дилемма, – помолчав, пробормотала она.
– В смысле?
– Либо покончить с собой, освободив движение от тревог и беспокойств, либо сохранить себя вопреки его нуждам.
Культура, к которой принадлежал Гарун, не позволяла ему знать многое о женщинах. Он постигал их лишь в силу традиций и сплетен от столь же невежественных товарищей. Меньше всего он ожидал от женщины способности рассуждать, жертвовать собой, думать о завтрашнем дне – и потому лишь ошеломленно молчал.
– Полагаю, мне следует ждать некоего знака. Самоубийство – крайность. А если я буду жива, всегда есть шанс на побег или на спасение.
– Как бы сказал мой толстый друг – все возможно. – Но кое-что маловероятно, подумал он. – Попроси у Белула все, что тебе нужно для шитья.
Он вышел из хижины и отправился на поиски Рагнарсона.
– Нет, нет, нет, – говорил Браги алтейцу, только что пославшему стрелу в мишень. – Ты не помнишь, что я говорил о твоем локте.
– Но я же попал, господин?
– Угу, в этот раз. Но если послушаешь меня – будешь попадать все время.
– Прошу прощения, – вмешался Гарун. – Мне пришло в голову, что лучший выход для нас – уйти в горы Капенрунг.
– Что?
– Нам следует уйти в горы. Они больше приспособлены для войны, которую нам теперь придется вести. Больше места для маневра, и проще оторваться от погони. И достаточно близко от Хаммад-аль-Накира, чтобы ударить по югу. От гор до Аль-Ремиша всего несколько дней пути.
– Мы приписаны к Алтее.
– Именно к ней? Без возможности для командира принимать решение?
– Не знаю. Нам просто сказали, что мы отправляемся в Алтею. Может, Сангвинету сообщили больше, но его уже нет с нами.
– То есть послали вас сюда и забыли. Ты не заметил? Они не особо торопятся сменить вашего капитана, даже не прислали приказа. Вы предоставлены самим себе.
– Как ты предлагаешь добраться туда так, чтобы нас не вырезали под корень? У них повсюду свои люди.
– Не забывай про нашу пленницу. Они знают, у кого она в руках и где мы в последнее время были. В любом случае перебраться в другое место – твоя идея.
– Угу.
Рагнарсон не стал долго спорить, зная, что чудес, подобных Альперину, больше не будет. Первые группы ушли в тот же вечер.
Гарун убедил его посылать людей группами по четыре, разными путями, ночью, чтобы привлекать как можно меньше внимания. В каждую группу он назначил своего человека, чтобы тот провел их в старый лагерь беженцев Белула. Браги послал с первыми ночными путниками брата, а со вторыми – Драконобоя. В ту же ночь исчезли бин Юсиф, Насмешник и Ясмид. Гарун не сообщил ни слова о своих намерениях или месте назначения.
Рагнарсон покинул Бергвольд в последнюю ночь, вместе с Белулом и двумя молодыми роялистами. Никто из спутников не говорил на известном ему диалекте, а его язык хуже всего понимал Белул. Лишь один раз он оглянулся. Бергвольд клонился к нему, словно темная приливная волна, застывшая на середине броска. Браги внезапно пожалел о своем решении – лес успел стать ему домом.
У него было не так уж много счастливых минут с тех пор, как он бежал из Драукенбринга. Но они с Хаакеном все так же были вместе, живые и здоровые, и он никогда не просил у богов большего.
Белул был умелым проводником. Он вел их ночами в течение многих миль, ни разу не столкнувшись лицом к лицу с другими людьми. Казалось, он чуял приближение чужих, и они всегда успевали спрятаться, когда мимо проезжал ночной всадник. Впрочем, большинство из них оказывались людьми тех же убеждений.
Подобному умению следовало научиться и людям Рагнарсона. Как мог бы их найти Эль-Мюрид, если даже друзья не замечали? Жители пустыни обладали прирожденной хитростью, впитав скрытность и изворотливость с молоком матери.
Браги жалел, что ему сложно общаться с Белулом. Он давно пытался выучить пустынный язык, но не добился особых успехов. Правила этого языка отличались от любых ему известных, к тому же в нем имелось множество диалектов.