ткам Непобедимых.
Рагнарсон прочесывал поле боя вместе с роялистами, пытаясь найти тело Хали. Наступила ночь, но он так и не понял, стоила ли игра свеч. Ничего не принесло и следующее утро.
– Проклятье, Хаакен. Все впустую.
– Возможно. А может, он умер в городе.
В течение нескольких месяцев Браги ничего не знал. К тому времени он вернулся в горы Капенрунг, занятый совсем другими делами, и судьба Хали стала ему безразлична.
18Тайные убийцы
Гарун присел возле ручья, черпая воду ладонями и дрожа на прохладном горном ветру.
– Повелитель, что-то мне это не нравится, – сказал Белул.
– Рискованно, – согласился Гарун. – Белул?
– Да, повелитель?
– Прикрывай мне спину, да получше.
– Думаешь, Шадек?..
– Не знаю.
– Но…
– Когда речь заходит о политике, ничего нельзя знать наверняка. Он постоянно держал меня в курсе, но я до сих пор сомневаюсь. Вопрос в том, не ведет ли он себя так же с Сиди?
– Шадек – мой друг, повелитель, – едва заметно улыбнулся Белул. – Но даже я ни в чем не уверен. Кто может знать о чужих тайных амбициях?
– Именно. И в данном случае с этим приходится считаться. Он так все подстроил, что при желании может выбрать любой путь. Я на его месте поступал бы точно так же, за что им и восхищаюсь. Не думал, что у него хватает воображения. – (Белул снова улыбнулся.) – Интересно, смогу ли я когда-либо ему доверять – естественно, предполагая, что он все-таки на моей стороне?
– Нам некогда тратить время на пустое беспокойство, повелитель. Просто будь начеку. Мы все узнаем, когда для него уже не будет пути назад.
– Может быть. Думаешь, он настолько глуп, чтобы поверить в благодарность Сиди?
– Он наверняка позаботился о самозащите, повелитель.
– Угу. Я тоже так думаю.
На следующий день, когда они еще дальше углубились в горы, Гарун сказал спутникам:
– Я должен на несколько дней вас покинуть. Разбейте здесь лагерь и ждите меня, – объявил он не допускающим вопросов тоном. Затем отвел в сторону Белула и добавил: – Будь осторожен, друг мой. Большую часть этих людей выбрал Шадек.
– Знаю, повелитель. Знаю.
Вгорах Капенрунг лежал глубокий снег, и путь для Гаруна оказался тяжелым, тем более что идти приходилось в основном вверх по склону.
Хижину он нашел скорее по запаху дыма, чем по памяти, – она была столь же бела, как и все вокруг, и едва заметна. Завыла собака, встревоженная его появлением. Гарун осторожно приблизился ближе.
Прошли месяцы с тех пор, как он был здесь в последний раз. Могло случиться что угодно. Он напряг свои чувства шагуна, пытаясь почуять дурное. Самое подходящее место для харишей, чтобы устроить засаду.
Дверь, скрипнув, отворилась внутрь. Гарун уставился на светящийся прямоугольник, ожидая ловушки.
– Да входи же, дьявол тебя побери! Все тепло выпустишь.
В дверях появилось не закрытое вуалью лицо древней старухи. Гарун шагнул внутрь и захлопнул за собой дверь, положив ладонь на рукоять меча.
Ничего. Никакой опасности.
Он затопал, стряхивая снег с ног, пока не остался лишь тонкий слой, но и тот быстро растаял. После жгучего мороза казалось, что в хижине стоит невыносимая жара. Гарун быстро сбросил одежду, слегка закружилась голова.
– Как она? – спросил он.
– Неплохо, учитывая, что вокруг на сто миль ни единой живой души. – В старческом голосе женщины не чувствовалось ни капли почтения. – Сейчас она спит.
Гарун яростно взглянул на старуху. Это была мать первой жены его дяди Фуада, ближайшая живая родня. Она выглядела словно Темная Госпожа на картине художника-пессимиста: сморщенная, костлявая, беззубая, закутанная в черное. Чем-то она показалась ему похожей на ведьм, охранявших врата преисподней в версии Браги.
– До чего же я тебя люблю, Фатима, – тихо рассмеялся он.
По ее выцветшим губам пробежала тень улыбки.
– Раз уж пришел – займись чем-нибудь. Подбрось дров в очаг. Сегодня мне придется больше готовить.
– Так-то ты разговариваешь со своим королем?
– Королем? Чего? – презрительно фыркнула она.
С чердака послышался пискливый голос.
– Никто. Всего лишь твой дядя Гарун, – ответила старуха.
Из мрака появилось худое смуглое лицо, показавшееся в свете очага чуть ли не дьявольским.
– Привет, Сеиф, – сказал Гарун.
Сеиф был сыном племянника Фатимы, единственным оставшимся ее родственником. Он помогал ей в хижине.
Полумертвые губы Сеифа медленно растянулись в улыбке, и он начал спускаться по лестнице. Гарун не стал ему помогать – Сеиф настаивал, что будет все делать сам.
Спустившись, Сеиф направился к Гаруну, волоча ногу и прижимая к груди дрожащую от усилий руку со скрюченными пальцами. Голова его склонилась набок, из уголка рта стекала струйка слюны.
Ничем не выказывая отвращения, Гарун обнял юношу:
– Как дела, Сеиф?
– Ну? – рявкнула старуха. – Ты собираешься с ней увидеться или нет? Впрочем, ты удачно выбрал время.
Гарун отпустил Сеифа.
– Да, пожалуй. Собственно, за этим я и пришел.
– Давно пора. Что ты за мужчина? Прошел почти год.
– У меня хватает хлопот. Где она? Прячется?
– Я же сказала – спит. Иди к ней, дурачок.
Юноша что-то сказал, но Гарун не разобрал слов.
– А ты держи язык за зубами, Сеиф. Пусть сам узнает. В конце концов, это его вина.
– Узнаю что?
– Она в любом случае к тебе не выйдет. Так что ступай.
Склонившись перед ее мудростью, Гарун пробрался сквозь занавески, разделявшие хижину. Девушка лежала на спине на грубой кровати, которую с таким трудом соорудили они с Сеифом. Она спала, улыбаясь и закинув левую руку за голову, – прекрасная и беззащитная. Правой рукой она придерживала у груди месячного младенца и выглядела весьма безмятежно.
– Будь я проклят, – прошептал Гарун. Присев, он уставился на малыша. – Будь я проклят. Девочка или мальчик, Фатима?
– Сын, повелитель. Наследник. Она назвала его Мегелин Мика.
– Как прекрасно. Как мудро. Идеальнее некуда. – Протянув руку, он коснулся щеки девушки. – Милая?
Она открыла глаза и улыбнулась.
Они уже спустились с гор и приближались к пустыне. В тени деревьев лишь изредка встречались островки снега.
– Повелитель? – тихо спросил Белул.
– Да?
– Что случилось?
– Ты о чем? Не понимаю.
– Ты изменился. Когда ты вернулся, стал совсем другим – более собранным, я бы сказал, даже повзрослевшим.
– Понятно.
Белул подождал, не скажет ли Гарун что-либо еще, и наконец спросил:
– Могу я узнать?
– Нет. Прости, мой старый друг. Может, как-нибудь потом.
– Как пожелаешь, повелитель.
«Я и в самом деле изменился», – подумал Гарун. После того как у него родился сын, мир стал выглядеть иначе. Теперь он несколько больше заботился о собственной безопасности и три дня размышлял, не отменить ли вообще поход.
– Повелитель, – позвал эль-Сенусси из головы колонны, – мы на месте.
Гарун окинул взглядом склоны гор и каньон, но не увидел ничего необычного:
– Пора, Белул. Он выберет либо один путь, либо другой. Приготовься.
– Вон там, повелитель, – показал Белул. – Дым.
– Вижу.
Шадек вел их по крутой тропе. Гарун смотрел ему в спину, пытаясь догадаться, о чем тот думает. В любом случае, каковы бы ни были намерения Шадека, он понимал одно: когда он приведет в лагерь Сиди своего короля и Белула под видом простых солдат, передумывать будет уже поздно.
Если только он не доставлял их прямиком в руки врага.
Гарун напрягся – подобная мысль прежде не приходила ему в голову. Эль-Сенусси вскинул руку, давая знак остановиться. Гарун коснулся пальцами рукояти меча. Шадек подошел к ним:
– Повелитель, нам будет непросто. Я не знаю, что они замышляют. Возможно, это ловушка.
– Возможно. Возьми пару человек и выясни. Я подожду здесь.
– Как прикажешь, повелитель.
Эль-Сенусси выбрал двоих солдат, и они скрылись среди деревьев, откуда поднимался дым. Гарун и Белул ждали, положив мечи на колени. Остальные спешились.
Эль-Сенусси вернулся два часа спустя, поднявшись к ним, вместо того чтобы подать сигнал снизу.
– Мне кажется, мы можем на него рассчитывать, повелитель, – прошептал Белул.
– Посмотрим.
– Похоже, они играют честно, повелитель, – сообщил эль-Сенусси. – Их всего десятеро и сам Сиди.
– Тогда идем. Если они дернутся – постарайся, чтобы он умер первым.
– Можешь не сомневаться, повелитель. Слушайте все! Мы спускаемся. И я вырежу сердце каждому, кто по забывчивости выдаст нашего повелителя. Он – всего лишь солдат по имени Абу бин Кахед.
Они спустились по тропе. Стуча копытами, въехали в лагерь подозрительно наблюдавшего за ними Сиди. «Вряд ли это будет легкий союз», – подумал Гарун.
Лицо ожидавшего их сына Эль-Мюрида походило на каменную маску. Он даже не попытался их приветствовать. Война воистину забирает молодых, понял Гарун. Юноша напоминал жестокого скупого старика.
На следующее утро они выехали в Аль-Ремиш. Эль-Мюрид покончил с затворничеством и следил за каждым. У крадущихся в ночи харишей стало больше работы, чем когда-либо прежде. Сиди не хотелось, чтобы его затянувшаяся отлучка вызвала ненужные вопросы.
В пути обе группы не общались, не доверяя друг другу. Гарун и Белул играли роль обычных солдат, по очереди готовя еду, чистя лошадей и стоя на страже. Люди Сиди не обращали на них внимания, а солдаты Шадека, которых тот выбрал из числа хитрых и бдительных ветеранов, не оказывали им особого уважения.
Теплым зимним полднем Гарун снова увидел священный город, город его мечты, город королей Хаммад-аль-Накира. Ему с трудом удалось скрыть охватившие его чувства. Огромная котловина теперь выглядела совсем иначе. Там, где когда-то разбивали лагерь паломники во время Дишархуна, теперь плескалось широкое неглубокое озеро. Храмы и город стояли на острове, к которому вели шаткие деревянные мостки. Старые руины расчистили и на их месте возвели новые здания. Некоторые еще строились, включая гигантские сооружения, достойные столицы новой империи. Возле деревянных мостков виднелись каменные опоры постоянного моста.