Больше всего захватчики повлияли на местные власти. Последователи Ученика, начавшие с нуля в пустыне, принесли с собой новые понятия, вытесняя традиционные формы управления. Хотя феодальные структуры продолжали существовать, старая аристократия пришла в упадок.
Рагнарсон и его солдаты встречали по пути не слишком доброжелательный прием – пропаганда Ученика оказалась весьма успешной. Людей вполне устраивало Царство Мира Эль-Мюрида – или им попросту было все равно.
Рагнарсон приближался к границам бывших владений Хеллин-Даймиеля, когда вернулся посланный вперед всадник, сообщив, что сэр Тури Хоквинд согласился со стратегией Гаруна.
Гарун и его роялисты, двигавшиеся быстрее, были где-то на юге. Им предстояло нанести первый удар против осаждавших Хеллин-Даймиель, а Рагнарсон должен был обеспечить подкрепление с севера. Хоквинд в это время намеревался помочь им, совершив вылазку вместе с силами городского гарнизона.
Войско Эль-Мюрида в Хеллин-Даймиеле было невелико, и его составляли далеко не лучшие солдаты пустыни: местные наемники, старики, раненные в других сражениях воины. Годились они, скорее, для психологической атаки. Гарун рассчитывал, что последствия от их поражения намного превзойдут число погибших в сражении солдат.
Рагнарсон встретил первых беглецов в дне пути от города. Удара, который нанес Гарун, вполне хватило. Они с Хоквиндом прорвали осаду.
– Будь я проклят! – выругался Рагнарсон. – Мы спешили как могли и все равно опоздали. Где справедливость, дьявол ее побери?
Хаакен насмешливо улыбнулся:
– Радуйся, что нам хоть немного повезло, придурок.
– Как ты разговариваешь с командиром, парень?
– И долго тебе еще быть командиром? – усмехнулся Хаакен. – Стоит нам войти в город – и тебя понизят на ступеньку, а то и на все девять. Мы возвращаемся в настоящую Гильдию и к настоящим офицерам. Больше никакого полковника Рагнарсона.
Рагнарсон остановился, глядя, как его солдаты проходят мимо. Об этом он не подумал и теперь не знал, как пережить возвращение к прежнему званию капрала. Он слишком долго пробыл на свободе, предоставленный самому себе. Браги снова взглянул на своих солдат, Это были не настоящие солдаты Гильдии, несмотря на знамя во главе колонны. Вряд ли даже один из пятидесяти когда-либо видел Высокий Утес. Из его изначального отряда остались в живых лишь шестьдесят семь человек – офицеры и сержанты, скелет, но не плоть маленького войска.
– Собираешься сделать карьеру, перекрыв дорогу? – спросил Хаакен.
– До меня только сейчас дошло, сколько всего случилось с тех пор, как мы покинули Высокий Утес.
– Куча всего, – согласился Хаакен. Внезапно его осенило. – Нам же не заплатили жалованье за три года. Теперь повеселимся на славу!
– Если вообще заплатят. – Для Браги весь мир внезапно окрасился в мрачные цвета.
Однако он обнаружил, что никто не собирается лишать его импровизированного войска. Когда он добрался до Хеллин-Даймиеля, Хоквинд и бин Юсиф уже ушли на юг, намереваясь освободить Либианнин, Симбаллавейн и Ипопотам.
– Похоже, они пытаются отвлечь силы противника от сражений на севере, – предположил Браги.
Хаакена мало интересовало общее положение дел – все его внимание захватил город.
Осада была долгой и тяжелой. Казалось, некое всевластное чудовищное божество уничтожило под корень счастливых, добропорядочных и сытых горожан былых времен, заменив их ордой исхудавших нищих с ожесточенным взглядом. Богатые торговцы, гордые ученые, банкиры и ремесленники прежнего Хеллин-Даймиеля ушли в призрачную землю обетованную. И теперь вместо молочных рек и кисельных берегов здесь царили нищета, голод и отчаяние.
– Что случилось? – спросил Рагнарсон у девушки, не побоявшейся заговорить с чужаком.
После нескольких попыток наконец удалось объяснить, что́ его интересует: почему город оказался в столь безнадежном положении, хотя ему все это время оказывал поддержку итаскийский военный и торговый флот?
– У нас закончились деньги, – ответила девушка. – От нас потребовали еще и наших музейных сокровищ. Похоже, они забыли, кто мы, – высокомерно заявила она. Даймиельцы с давних пор приписывали себе роль собирателей и хранителей западного искусства и культуры. – Так что нам присылали лишь столько, чтобы мы не умерли с голоду.
– Спасибо. Я чувствую тут политику, Хаакен.
– Гм?
– Итаскийцы разрушили Хеллин-Дамиель в большей степени, чем могло бы осаждавшее его воинство света. Под маской благотворительности. Дьявольски жестоко и коварно.
– То есть?
– Помнишь, Гарун рассказывал про итаскийского военного министра? Он получил, что хотел, позволив осаде погубить Хеллин-Даймиель. И все это время, вероятно, напоминал их посланникам о том, сколь многое делает для них Итаския. Может, именно потому Грейфеллс так медлил.
– Политиканы, – с отвращением проговорил Хаакен.
– Именно, – с неменьшим негодованием кивнул Браги. – Поищем какое-нибудь место, где можно развлечься. После трех лет в лесу я уже с ума схожу.
Отпуск длился всего два дня – солдат Рагнарсона принес дурные известия:
– Эль-Мюрид покинул пустыню, полковник. Никто не знает, куда он отправился. Даймиельцы в панике – думают, что он идет сюда.
– Проклятье! Что ж, посмотрим, сумеем ли мы оказать ему теплый прием.
21Половодье
Эль-Мюрид не сводил взгляда с каменных стел, на которых были выбиты имена погибших за веру. Их было много, слишком много. Из обелисков вырос каменный лес на южном краю котловины, в которой стоял Аль-Ремиш. И оттого, что были там и надгробия его семьи, становилось в разы хуже. Ему потребовалась немалая сила воли, чтобы похоронить Сиди рядом с матерью, поборов желание швырнуть изменника-отпрыска шакалам.
– Эсмат?
– Да, повелитель?
Врачу не нравилось, что господин возобновил паломничество к могилам родных.
– Всевышний повелел мне нести истину народам, но я поручал эту задачу другим. Вот почему погибло столько людей – Господь напоминает о моем призвании.
– Не понимаю тебя, повелитель.
– Я начинал в одиночку, Эсмат. Когда меня призвал Всевышний, я был ребенком, умиравшим в пустыне. Я вынес истину из бесплодных земель, и ей открылись многие души. Я использовал их в своих целях – и потратил впустую. Теперь я снова один. Если этим летом я вновь останусь здесь, то лишусь всего воинства света. Все больше банд наемных убийц будут напоминать, что время, отведенное мне, взято в долг и ограниченно. Этим летом, Эсмат, Ученик станет воином Господа, идущим во главе воинства.
– Повелитель, ты же поклялся, что никогда больше не пойдешь на войну.
– Нет, Эсмат. Я поклялся не определять стратегию воинства, передав руководство войной генералам. Собери мне сопровождение – мы выступаем.
– Как прикажешь, повелитель.
– Если Всевышний призовет меня к себе раньше тебя, Эсмат, похорони меня рядом с Мерьем. А если когда-нибудь найдут Ясмид – пусть покоится по другую руку от меня.
– Так и будет, повелитель. Разве в том могут быть сомнения?
– Благодарю тебя, Эсмат. Идем. Вооружимся, ибо настал час наших испытаний.
– Да раздавит твоих врагов Господь наш и повелитель воинств, о избранный! Да испьют они горького вина своего неверия и да будут они побеждены!
– Эсмат! Ты меня удивляешь. Я думал, тебе безразлично Учение. Не знал, что ты способен видеть несколько дальше мелких амбиций.
Врач вздрогнул – Ученик мягко намекал, что осведомлен о его прегрешениях и те прощены, но не забыты.
– Никто точно не знает, что в моей душе, а меньше всего я сам. Я настолько глуп, что пытаюсь быть тем, кем не являюсь.
– Таково проклятие человечества, Эсмат. Умный человек способен его обуздать, пока оно не заведет его туда, где любые притязания лишены смысла.
– Я словно дитя в свете твоей мудрости, повелитель.
Эль-Мюрид пристально взглянул на него. Не было ли в этой фразе едва заметной насмешки?
Его поход на Восток начался не сразу – причиной задержки стало известие о гибели эль-Надима.
– Всевышний вписал в свое послание последний абзац, Эсмат, – сказал он. – Теперь я один на поле боя, беззащитный перед злом, и должен сразиться с его приспешниками, как сражался с самой Тьмой в Храмах.
– Ты не один, повелитель. Воинство света сейчас многочисленнее, чем когда-либо.
– Кто его поведет, Эсмат?
– Созови совет командиров, повелитель. Пусть назовут кандидатов.
– Да. Хорошо. Собери нужных людей, Эсмат.
Он выбрал Саеда Абд-эр-Рахмана, наименее популярного среди тех, кто хотел видеть во главе генерала, которым можно манипулировать. Эль-Мюрид не помнил, чтобы когда-либо встречался с этим человеком или вообще о нем слышал. Но тот пользовался уважением среди военных.
Эль-Мюрид выступил на запад через два дня после того, как назначил командующего. Известие о его приближении распространялось подобно раскаленному вихрю. Враги в ужасе прятались в тень, а друзья выходили на свет. Его приветствовали радостные толпы. В каждом городе он задерживался, чтобы коснуться тянувшихся к нему рук правоверных, благословить их и их детей и освятить новые храмы.
– Не будем обращать внимания, – решил он, когда Эсмат принес известие о провале осады Хеллин-Даймиеля. – Пусть бин Юсиф мечется как безумный, пытаясь меня отвлечь. Его завоевания ничего не значат. Новых сторонников он не обретет. Мы уничтожим его бандитов после того, как расправимся с северными приспешниками зла.
Саед Абд-эр-Рахман с ходу взялся за дело, не тратя зря времени на разработку собственной стратегии. Он отделил восточное войско эль-Надима от западного, приказав ему наступать вдоль побережья от Дунно-Скуттари. Другое войско он направил в сторону Итаскии, собрав его в Малых королевствах. Между двумя войсками он разбросал десяток отрядов поменьше, поставив им задачу незамеченными продвигаться на север. Первое сражение он выиграл еще до того, как к нему присоединился Эль-Мюрид.