Ты спаси нашу скотинку,
В поле и за полем,
В лесу и за лесом,
Под светлым под месяцем,
Под красным под солнышком
От волка хищного,
От медведя лютого,
От зверя лукавого.
И не столь важно, что святой православный праздник вобрал в себя многое от язычества — он воспевал обыкновенные человеческие надежды, которые несло любому россиянину пробуждение Природы. Среди множества поговорок, которые употребляла Екатерина II в речи и на письме, мы находим и относящиеся к празднованию весеннего Юрия. «На Егория заря с зарею сходится», «На Егорье роса — будут добрые проса», «О Егорья ленивая соха выезжает». Так извечное желание мирно трудиться на мирной земле преобладало в сказании о святом Георгии.
Вобрав в себя все самое лучшее, что дало ему отечество, Георгий не только укрепил себя в вере Христовой, но и приложил немалые усилия для обращения в нее соплеменников.
Екатерина целиком прониклась миссией Победоносца» о которой сказание повествует в созидательных ярких тонах. Неся на себе печать Божьего избранника, Георгий с убежденностью говорит:
Верую в веру крещеную,
Во крещеную, богомольную
Самому Христу, царю небесному!
Во мать пресвятую Богородицу,
Еще в Троицу неразделимую.
Не потому ли для Екатерины обращение в православие произошло без ностальгических вздохов по разрыву с прошлым, и, наоборот, сознание значимости совершенного шага укрепляло ее. Той же цели служил и наказ, который она выслушала после обряда крещения. «Русская вера потому твердая, чистая, безотчетная, что составляет сильнейший оплот народа. Она будет твердыней до тех пор, пока по собственному его же несчастью он в ней не ослабнет. Она охраняет его от духовного порабсщения другими, может, даже более сильными и образованными, но менее твердыми в вере».
Может быть, убранство церкви, где происходило таинство миропомазания Екатерины II, не отличалось той роскошью, которая характеризует католические храмы с мощным звучанием органа, повергавшим душу в сомнение и сулившим отречение от греховности бытия, но ведь, по преданию, Георгий клялся из лесов дремучих:
Порубить церкви соборные,
Соборные да богомольные?
Екатерина не могла не оценить истинного подвижничества, которое многие века существовало в русском православии и зиждилось на беспредельной любви к Отечеству. Еще будучи великой княгиней. Екатерина обратила внимание на важный момент в истории государства Российского — с появлением легенды о Георгии Победоносце на Руси началось активное строительство храмов в его честь. Книги сохранили ее пометы в тех местах, где речь шла об основании в Киеве Ярославом Мудрым (в крещении Георгием) величественного храма св. Софии, где имелся придел, носивший имя св, Георгия. Перед тем как отправиться в очередной поход, великий князь, преклонив колена, просил святого о даровании победы дружине. Об одной из них повествовалось, что в 1030 году Ярослав пошел на чудь, «победи я и постави Юрьев». По тогдашним понятиям, город не мог существовать без град церкви, и ею стала церковь св. Георгия. Несколько позднее появился и первый мужской монастырь, носящий его имя.
В трудные, далеко не безмятежные годы становления Руси к св. Георгию обращались как к поборнику справедливости и добра. И не случайно, что церкви св. Георгия появлялись именно там, где русский человек более всего нуждался в моральней поддержке, где сплетались гордиевы узлы противоречий, раздиравших государство.
Так в холодных водах Ладоги с незапамятных времен отражалась деревянная церковь св. Георгия. В стольном граде Новгороде «заложи Кирьяк игумен и князь Всеволод церковь камяну и монастырь» (1303 г.). Ровно через полвека в Новгороде появилась еще одна церковь каменная «на том же месте идеже бе прежде деревянная». Сын Владимира Мономаха в устроительстве земли Русской сопутчиком своим считал св. Георгия, и недаром многие храмы и посады, заложенные при нем, носили имя Победоносца. И пусть многим из них не суждено было уцелеть в круговерти кровавых событий и пожарищах, облик святого не исчез из памяти россиян. Продолжали ходить по Руси грамоты с печатями Ярослава и его чеканные монеты с изображением св. Георгия. Его лик был на знаменах великого князя московского Дмитрия Ивановича еще задолго до того, как он стал именоваться Донским. Со времен царствования Ивана III изображение белого витязя на белом коне, в богатых доспехах, поражающего золотым копьем врага христианского, черного змия, стало гербом Московского княжества, а затем и Российского государства. Сын Ивана Грозного царь Федор Иванович в свое недолгое правление учредил золотую монету для воинов, которых отмечали ею за храбрость и усердие в службе. Носилась она на шапке или на рукаве. Так легенда и предание материализовались в огромную духовную силу и, прочно войдя в жизнь обладательницы российского престола, во многом повлияли на ее мысль о создании ордена святого Георгия.
Без сомнения, Екатерина II знала и не менее популярные в России предания об Илье Муромце, Никите Кожемяке и других былинных богатырях, черпавших силу в земле и шедших на бой с чудищами во имя тех же идеалов, что и Георгий Победоносец. Но их славные дела все-таки не вышли за пределы народного эпоса, между тем как Георгий стал одним из самых почитаемых на Руси святых. С этим не могла не считаться просвещенная монархиня, чье женское понимание образа святого, как уже говорилось, имело во многом личностный оттенок. И все же как бы оно ни было сильно, учреждение ордена вызывалось прежде всего возрастающей мощью России. Об этом говорят и строки императорского указа: «Как Российской империи слава наипаче распространилась верностью и храбростью и благоразумным поведением воинского чина, то из особливой нашей императорской милости к служащим в войсках наших, в отмену (отличие. — Б. К.) и награждения им за оказанную от них во многих случаях нам и предкам нашим ревность и службу, также и для поощрения их в военном искусстве, восхотели мы учредить новый военный орден и снабдить оный всеми теми преимуществами, кои споспешествовать будут сему нашему предприятию».
24 ноября по традиции отмечался Екатеринин день, а ровно через два дня и осенний Юрий — праздник по значимости не менее весеннего. Поздней осенью россияне не только по обыкновению подытоживали результаты труда, но и некогда шмели реальную возможность перехода от одного землевладельца к другому. О том, что они лишились ее, говорила небезызвестная пословица, которая, без сомнения, резала слух императрицы. О ней в день освящения ордена постарались забыть.
В камер-фурьерском журнале за 1769 год об этом событии записано: «24 ноября в день тезоименитства ея величества Екатерины II были разосланы повестки» о том, что освящение состоится «26 числа в четверток, в первый день установления императорского военного ордена, св. великомученика и победоносца Георгия, при дворе ея императорского величества…»
С утра столичные жители толпились у афиш, которые извещали о вечерней иллюминации и фейерверке, а в церквах в это время шли праздничные служения. Однако у Зимнего дворца не было той суеты, которая по обыкновению предшествовала любому торжеству, и только шеренги гвардейцев свидетельствовали о том. что военные имеют самое прямое отношение к тому, что происходит в резиденции русской императрицы. Лишь дипломатический корпус и «обоего пола персоны», наиболее приближенные ко двору, удостоились чести присутствовать в парадных покоях, где ровно в полдень появилась Екатерина II. Императрица была одета «в орденскую одежду», соответствовавшую торжеству. Сопровождал ее сын Павел.
Наследник искоса поглядывал на матушку, и разобрать, что в действительности творилось у него на душе, было невозможно из за выражения смирения и покорности на лице. Много позже император Павел I отнесет учреждение ордена св. Георгия ь одной из матушкиных причуд, официально не признает его в числе других российских орденов и ни разу за годы правления не произведет награждения им. Потому великий князь почти безучастно наблюдал, как в небольшой цворцовой церкви, с трудом вместившей всех приглашенных, архиепископ санкт-петербургский Гавриил отправлял литургию.
Посредине храма стоял стол, на котором на золотом блюде лежала орденская лента и знаки ордена. С последним словом молитвы статс-секретарь Екатерины II Стрекалов раскрыл папку и твердым голосом государственного человека зачитал статут ордена, «Гроссмейстером ордена будет сама императрица и ее преемники, Лиц сопричастных к ордену именовать «кавалерами святого Георгия…» Орден разделяется на четыре класса. Первый класс — большого креста, Кавалеры носят шелковую ленту о трех черных и двух желтых полосах через правое плечо на камзоле и золотую четвероугольную звезду с вензелями святого Георгия и надписью «За службу и храбрость». Крест золотой с белой с обеих сторон финифтью и с золотой каймой по краям с изображением святого Георгия. Второй класс носит звезду также и большой крест на шее. Третий класс — один малый крест на шее. Четвертый — в петлице на кафтане… На пожалованье орденом не дают права ни высокая порода, ни полученные перед неприятелем раны, но дается оный тем, кои не только должность свою исправляли по присяге чести и долгу своему, но, сверх того, отличили себя особливым каким мужественным поступком или подали для воинской службы полезные советы».
Павел Петрович рассеянно слушал положения ордена о том, что «нм может быть награжден тот, кто возьмет корабль, батарею, первым ворвется в неприятельскую крепость, выдержит осаду или возьмется за опасное предприятие и осуществит его». Осталось без его внимания и важнейшее положение, что при всем сказанном должно «паки людей своих сохранить». Когда Стрекалов перевел дыхание и добавил, что ее императорское величество соизволили жаловать кавалерам ордена ежегодные: чинам I класса — 700 рублей, II класса — 400 рублей, III класса — 200 рублей и IV класса — 100 рублей