Ему порой казалось, что стены огромного кабинета, порог которого с утробным страхом перешагивали даже его соратники, внезапно сузились до комнаты незначительных размеров, потеряли прочность и обнажили перед людьми человека, поглощенного внутренней борьбой.
Доклады о потерях, разрушенных и захваченных городах, об отступлении Красной Армии воспринимались Сталиным с сумрачным видом, без проявления эмоций, и только когда однажды Молотов обмолвился, что 26 июня в кафедральном соборе Москвы патриарший местоблюститель митрополит Московский и Коломенский Сергий в присутствии множества собравшихся произнес речь, благословил православных и отслужил молебен «о даровании победы русскому оружию», он на непродолжительное время вышел из тягостного состояния. Услужливый Берия достал из зловещей папки листок и положил перед Сталиным на стол. Это было послание к «Пастырям и пасомым Христовой православной церкви», написанное митрополитом Сергием в первый день войны и разосланное по приходам.
«В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва ли не весь мир, не коснется нашей страны, но фашизм, признающий законом только голую силу и привыкший глумиться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на этот раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостностью родины, кровными заветами любви к своему отечеству.
Не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С божиею помощью он и на сей раз развеет в прах вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им по плоти и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства.
Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых русский народ увековечил в своей славной легенде о богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, разбивших наголову Соловья-разбойника.
Православная наша церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг.
Если кому, то истинно нам нужно помнить заповедь Христову: «Волыни сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя…»
Нам, пастырям церкви, в такое время, когда отечество призывает всех нас на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и воле божьей. А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объясняется еще и лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу, поскольку церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно «ради Иисуса, а не ради хлеба куса», как выражается святитель Дмитрий Ростовский. Положим души своя вместе с нашею паствой.
Путем самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за родину и веру во все4 времена нашествий врагов на нашу родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей.
Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины.
Господь нам дарует победу».
Что вспомнилось несостоявшемуся священнику Джугашвили, когда он читал послание? Может быть, строки святого писания о конце мира, о пришествии Антихриста, грозившего истреблением рода человеческого? Может быть, вспомнились долгие вечера в Горийском духовном училище и Тбилисской семинарии, проводимые им при свете лампадки за чтением книг Ветхого и Нового Завета, из которых он пытался познать истину? Может быть, посетило его прозрение о необходимости сближения с православной церковью, изрядно претерпевшей от Советской власти? О всех мыслях Сталина можно строить лишь предположения, но то, что верховный церковный владыко опередил его с публичным выступлением, сомнению не подлежало. Митрополит продолжал носить свой сан и остался в неведении о редакции грозного правителя. Отныне он мог бы без помех делать великое дело объединения верующих, а многие мысли и слова его послания к пастве попросту перекочевали в известные речи, произнесенные 3 июля по радио и 7 ноября с трибуны Мавзолея.
Русское православие с началом войны оказалось перед сложной нравственной дилеммой. С амвонов церкви многие годы звучали слова о миролюбии, заповедь Иисуса: «Не убий» — и проповедовалось всепрощение. Честь и достоинство Родины требовали преодолеть сомнения, провозгласить праведность защиты Отечества и вступить в решительную борьбу со злом. Такой шаг поддерживало и Священное писание. В Книге псалмов, например, говорится, что «бог научает рука верных своих на ополчение и персты на брань». (Пс, СХ — III, L).
«Война — священное дело для тех, кто предпринимает ее из необходимости, — обращался к верующим митрополит Ленинградский Алексей, — в защиту правды… Берущие оружие в таком случае совершают подвиг… и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу».
На первом послании верующим не закончилась публицистическая деятельность патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия. Он еще трижды обращался к священнослужителям и прихожанам с воззваниями, в которых разъяснял суть происходящего, клеймил позором фашизм, несущий осквернение и поругание российской земле. Они были наполнены уверенностью, которая зиждилась не на пустом месте, имела прочную духовную основу, опиралась на всесильную связь времен. Послания были проникнуты надеждой на бога, который, «как и в прежнее время, не оставит нас и теперь и дарует нам конечную победу».
Без сомнения, что она непосредственно ковалась на полях сражений, где, не щадя жизней своих, выполняли ратный долг воины Красной Армии, ее приближали и труженики тыла, неимоверными усилиями создававшие непревзойденные образцы техники и вооружения. Старания земледельцев цементировали общие усилия по разгрому врага. И все же существовал еще один важный фактор, силу и мощь которого в количественном отношении по известным причинам невозможно определить — это православная вера.
К каким только ухищрениям ни прибегали новоявленные отцы Отечества, чтобы растоптать в русских людях духовное начало, уходившее глубокими корнями в многие столетия, чем только ни пытались опоить народ, чтобы исчезли из его памяти образы Творца и Иисуса, на какое варварство ни пускались, чтобы искалечить и разрушить созданное творческим гением и трудовыми мозолями, каким изуверским пыткам ни подвергали служителей церкви и не отказавшихся от нее! Но, очевидно, все же не по зубам доморощенным инквизиторам оказалась великая сила духа, коль сохранились в домах красные углы с иконами и лампадками, а тайком от властей и от продажных соглядатаев родители крестили младенцев, молодожены получали благословение на совместный жизненный путь. Те же, кто закончил его под песнопение «Со святыми упокой», уходили навсегда в родную землю, завещая оставшимся в живых оберегать ее.
Возможно, потому даже с уст некогда крещенных политических бойцов в моменты наивысшего напряжения срывались слова, обращенные не к творцу социализма на земле, а к тому, чье имя испокон веков служило русским воинам надеждой и опорой. С богом поднимались в атаки, его вспоминали в смертный час, его именем напутствовали любимых, оно несло в себе согревающую веру в победу, к его образу прибегали в горькие дни, к нему приходили исповедаться в страданиях и печалях.
Всеобщая беда объединила верующих, заставила забыть об обидах, послужила началом всеобщего патриотического подъема. В нем диссонансом звучали голоса переметнувшихся на сторону врага, и потому православная церковь устами своего владыки предупреждала, что «всякий виновный в измене общенародному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик — лишенным сана».
Не менее суровому осуждению подвергались и те, кто преступил законы Отечества. Их пособничество врагам расценивалось как «полная измена и самому христианству».
Прикрываясь псевдохристианской фразеологией (на пряжке каждого немецкого солдата имелась надпись «С нами бог»), Гитлер вещал миру о необходимости вырвать церковь из рук большевиков. Но если учесть, что фашизм целиком и полностью воспринял философию Ницше, то нетрудно распознать в этом заведомую ложь. Ведь основоположник теории сверхчеловека называл христианские добродетели — сострадание, любовь к ближнему, кротость, милосердие — плебейскими, якобы набрасывающими узду на страсти человека и гасящие в нем способности преодоления самого себя к возведению в высшую ступень.
По странному стечению обстоятельств сам творец антигуманных постулатов снизошел до низшей стадии — безумия — и смирял свой буйный норов лишь при звуке церковных колоколов и голосе матери, которая давала ему твердое обещание взять его в храм, Между тем как его последователи не обременяли себя совестливостью и огнем и мечом уничтожали созданное веками.