— Простите, — смутилась Соня, внутренне удивляясь, отчего она не бьется в истерике, не рвет на себе волосы, а выясняет причину смерти Патрика, как будто обсуждает его легкое недомогание.
Скорее всего, она невольно отодвигала от себя осознание того, какая тяжесть на нее обрушилась, какую потерю она понесла!
Одна! Опять одна! И не на кого положиться, некому довериться. Только от этой мысли все в ней заледенело, и Соня застыла посреди комнаты, полностью уйдя в свои мрачные мысли, пока доктор Поклен не тронул ее за руку:
— Вы можете сказать, мадемуазель Софи, что покойный ел перед смертью?
— Он выпил коньяк и съел кусочек холодной телятины. Совсем маленький. Сказал, что у него вдруг пропал аппетит.
— Могу я взглянуть на этот коньяк?
— Конечно, фляжка до сих пор осталась у меня в плаще. Я сейчас принесу.
Она почти бегом выскочила в прихожую и так же быстро вернулась.
— Вот, здесь еще есть коньяк… Да, кстати, Патрик… покойный сказал, что у него какой-то странный вкус.
— А можно мне взглянуть на бутылку, из которой его наливали?
— Момент.
Она подошла к кухне и позвала:
— Ода, иди сюда.
— Бегу, ваше сиятельство. — Она вышла, держа на весу мокрые руки.
— Где ты взяла коньяк, который налила во фляжку? — строго спросил у нее доктор.
— Мне дала бутылку Вивиан. Сказала, что мосье Патрик забыл ее где-то. Бутылка была лишь едва початая, вот я и налила из нее во фляжку. В бутылке коньяк еще остался.
— И где она, та бутылка? — опять спросил доктор, и Соня поняла, что его расследование не так уж далеко от полицейского.
Ода обратила вопросительный взгляд на княжну.
Мол, что нужно этому человеку и почему он меня отвлекает от дел?
— Я помогаю Мари мыться, — пояснила она, — бедняжка совсем ослабела.
— Пусть немного посидит в лохани. Отмокнет, — рассеянно посоветовала Соня. — Выполняй, что говорит доктор.
Ода больше не спорила. Она нарочито тщательно вытерла о фартук мокрые руки, повернулась и вышла. А через некоторое время принесла бутылку.
— Если доктор думает, будто я отпивала из этой бутылки коньяк, то могу сказать, что я вообще не пью таких напитков. Они мне и не нравятся. Если я что и пью, так это сидр…
— И правильно делаешь, голубушка, — рассеянно проговорил Поклен, — дольше проживешь.
— Мне можно идти? — спросила Ода.
— Иди, иди, понадобишься, еще позовем. — Доктор с некоторой жалостью посмотрел на Соню. — Ничего не поделаешь, ваше сиятельство, придется известить полицию о столь скоропостижной смерти вашего дворецкого. Дома я сделаю анализ коньяка, но уже сейчас могу сказать, что присоединяюсь к мнению уважаемой мадам Фаншон — этот случай очень похож на отравление.
Соня услышала в коридоре тяжелые шаги Шарля — просто удивительно, как всегда вовремя появляется этот малый!
— Госпожа, я пришел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь, потому что мы договорились с Корнюэлем, что он даст мне…
— Потом, Шарль, потом ты сходишь к Корнюэлю, а сейчас нужно съездить в полицейский участок и привезти сюда кого-нибудь…
— Съездить в полицию? — изумился Шарль. — Но зачем? Вы не подумайте, ваше сиятельство, но мне никогда прежде не доводилось ездить в участок, потому что я никогда не нарушал закон…
— Помолчи, Шарль! — взорвалась Соня. — Твое мнение и Желание здесь ни при чем. Нам срочно нужен кто-нибудь из слуг закона. Скажи, доктор Поклен подозревает, что у нас в замке совершено убийство.
— А кто убит? — упавшим голосом спросил Шарль.
— Мосье Патрик Йорк, мой дворецкий.
— Мосье Патрик умер?!
— А о чем я тебе толкую?
— Еду, уже еду!
Шарль затопал к выходу, оглядываясь на ходу.
Словно проверял, не шутит ли с ним кто-нибудь.
— Вы еще останетесь, доктор? — спросила Соня. — Ода испекла сегодня прекрасные булочки… Простите, вы, наверное, теперь побоитесь есть в замке.
— А вы уже эти булочки ели?
— Ела.
— Ну, тогда и я рискну.
— А я пока пойду взгляну на вашу Мари. Должна же быть и от меня какая-то польза, — отозвалась долго молчавшая мадам Фаншон.
— Пожалуйста, Аньез, — с трудом улыбнулась ей Соня. — Вы меня этим очень обяжете. Столько на меня сегодня свалилось, голова кругом!
Аньез ушла, прихватив свою холщовую сумку.
И Соня отправилась за нею следом, чтобы принести доктору обещанных булочек и молока. Но его голос приостановил ее в дверях.
— Мне не показалось — ваш слуга говорил, что у вас двое больных?
— Да, мы нашли в одном заброшенном домишке женщину, которая много дней провела без пищи и воды. Она была без сознания, но сейчас, кажется, пришла в себя.
— Тогда, думаю, не помешает мне взглянуть и на нее.
— Пойдемте со мной, доктор. К сожалению, все наиболее важное у нас происходит на кухне, но, к; счастью, она для этого достаточно велика.
21
Когда Соня и доктор Поклен появились на кухне, мадам Фаншон с помощью Оды заворачивали Мари в чистую простыню. Увидев незнакомого мужчину. Мари глухо заворчала — будто взрыкнула большая собака.
Кто воспитывал эту девушку?! Если она так ужасающе некрасива, то это вовсе не повод казаться еще и злобной.
Соня представила, как она стала бы перевоспитывать Мари, и усмехнулась про себя. То, что с ее помощью девушку спасли из заточения, еще не говорит о том, что она захочет остаться в замке или поступить в услужение к его хозяйке.
Да и стоит вспомнить о том, как княжна обучала несчастную Агриппину. Случалось, и подзатыльник ей отвешивала, и злилась на ее несообразительность.
Чего греха таить, бывало, и дурой обзывала. Что же сейчас-то ей опять поучительствовать захотелось?
И вообще, странные вещи происходят с Сониной головой! Она будто нарочно поворачивает все ее мысли совсем в другую сторону от смерти Патрика.
Значит, Соня боится тех своих прежних мыслей — что она черствый, бездушный человек, не умеющий любить.
Ей бы сейчас упасть на хладный труп Патрика и вскричать:
— О, любимый, зачем ты оставил меня? На кого покинул? Я хочу уйти в иной мир вместе с тобой Г И рвать на себе волосы, и биться в рыданиях.
А вместо этого она прошмыгнула мимо остывающего тела возлюбленного, стараясь не смотреть даже в его сторону. Оказывается, всевышний не только не дал Соне талантов ее знаменитых прабабок, но и лишил многих самых обычных человеческих качеств. Вот от этих мыслей ей хотелось плакать, и биться головой о стену, и проклинать себя, такую… такого урода в своей знатной семье! ;.
И опять вместо особых сожалений, которые так и остались не услышанными никем из других людей, она сказала только:
— Ода, ты приготовила постель для Мари?
— Приготовила, ваше сиятельство.
Кажется, кухарка у нее на все про все, потому что осталась единственной служанкой-женщиной. Не станешь же привлекать Шарля к таким делам, как уход за Мари. Княжна никак не выберет время, чтобы найти себе горничную. На всякий случай она проговорила:
— Это ненадолго. Ода, потерпи. Скоро я найду новую горничную и освобожу тебя от столь многочисленных хлопот.
— Не беспокойтесь, ваше сиятельство, — разулыбалась в ответ Ода, но потом, вспомнив про печальные обстоятельства появления в замке доктора, нахмурилась. — Все будет хорошо, мадемуазель Софи, вот увидите!
Соня качала головой. Что хорошо-то? Патрик воскреснет?!
Аньез Фаншон, придерживая Мари за плечи, сказала Соне:
— Разрешите мне, ваше сиятельство, немного похозяйничать. Надо подобрать вашей находке кое-что из гардероба. Ее прежнюю одежду пришлось сжечь, хотя Мари очень этому сопротивлялась.
Поклен нерешительно приблизился к женщинам, но обратился к Аньез Фаншон:
— Вы не нашли никаких серьезных болезней, мадам? Или мне стоит все же осмотреть эту… женщину?
— Мари истощена, — ответила та, будто докладывала своему начальнику. — Похоже, была на грани нервной горячки, но теперь, слава богу, она приходит в себя. Кроме этого, на ее теле имеются рубцы от кнута — видимо, ее жестоко истязали…
Крупные слезы полились из красивых глаз Мари.
— Флоримон! Бил! Говорил, сдохни!
— О ком это она? — удивился доктор Поклен. Судя по всему, он никак не связывал это имя с именем сына маркиза Антуана.
Потому Соня ответила уклончиво:
— О своем прежнем хозяине.
А мадам Фаншон продолжала:
— Это ничего. У меня есть очень хорошая мазь — через неделю от рубцов не останется и следа. Остальное сделают сон и хорошее питание. Думаю, совсем скоро Мари встанет на ноги.
— Вот как? — заинтересовался доктор. — Вы тоже изобрели ранозаживляющую мазь?
— Да, кое-какие травы завариваю, добавляю меда, сока алоэ, пальмовое масло — мне привозит его один знакомый моряк…
— Интересно бы посмотреть действие вашей мази.
— Она многократно опробовалась на моих сыновьях, — улыбнулась Фаншон.
Соня немного рассердилась: что-то эти лекари все норовят шутить и улыбаться. Но тут же укорила и себя — сама она тоже старается не думать о смерти. А уж ей-то Патрик был куда ближе, чем им.
Доктор посмотрел вслед уходящим женщинам и сказал Соне:
— Какая способная женщина эта Фаншон! Жаль, что она не может учиться в медицинском институте.
Из нее вышел бы прекрасный врач.
Он опустился на стул у стола, и Соня налила молока ему и себе тоже, раз уж мосье Поклен не побоялся вообще принимать пищу у нее в замке.
Как говорят у Сони на родине, знал бы, где упасть, соломки бы постелил. Разве могла она подумать, что от простой горничной может исходить такая опасность? Наверняка Вивиан считала, что как-нибудь вечером княжна сядет за стол вместе с Патриком и выпьет коньячку.
Она еще плохо знала свою госпожу — на самом деле Соня не пила коньяк. Из крепких напитков княжна пила только грог, и то только однажды — теперь не стоит вспоминать, чем ее опыт кончился.
Бедный Патрик! Он пострадал там, где должна была пострадать Софья Астахова. Принял смерть за русскую княжну, не ведая, не гадая… Однажды в минуту близости он пошутил, что отдал бы за Софью жизнь, а оказалось, не в добрую минуту…