Крепостная Россия — страница 19 из 55

С 1 сентября 1584 г. тарханы отменялись «на время до государева указу». Этим самым правительство Ивана Грозного надеялось остановить уходившее за церковно-монастырские стены крестьянское население и поправить дела служилых людей.

С установлением режима заповедных лет и отменой тарханов положение крестьян значительно ухудшилось, Усилился нажим со стороны землевладельцев, поскольку последние теперь были уверены, что в ближайший Юрьев день крестьяне от них не уйдут. В этом отношении особую активность проявили дворяне, пытавшиеся привести в порядок свои оскудевшие в период хозяйственной разрухи имения. ОНИ непомерно увеличивали барщину, оброк и другие повинности. Верховная власть всячески поддерживала помещиков в их натиске на крестьян. С 80-х гг. XVI в. она стала вменять крестьянам в обязанность своего помещика «слушать, пашню его пахать, где собе учинит, и оброк платить, чем их (крестьян) он изоброчит»[184].

В ответ на рост феодального гнета усилился протест закрепощенных масс. Формы этого протеста были чрезвычайно разнообразны. Не желая попадать в вечное прикрепление к земле, крестьяне отказывались нести феодальные повинности, не выполняли распоряжения своих господ и органов государственной власти, самовольно захватывали и делили между собой барское имущество, уничтожали документы, удостоверявшие прав феодалов на землю и крепостных людей и т. д.

При этом закрепощенные массы с ненавистью обрушивали свой гнев не только на светских, но и на духовных землевладельцев. В некоторых случаях неповиновение крепостных принимало массовый характер. Так, в октябре-ноябре 1594 г. начались волнения в вотчинах Иосифо-Волоколамского монастыря, которые были однним из предвестников Крестьянской войны начала XVII в. Крестьяне отказались «слушати приказчиков и ключников монастырских и дел никаких не почали делати». Прошло несколько месяцев, прежде чем старцам удалось «крестьян острастити и смирити»[185]. «У нас есть основание утверждать, – писал Б.Д. Греков, – что-то не единственный пример крестьянских выступлений в защиту своих прав»[186]. Действительно, как установил В.И. Корецкий, в конце ХVI в. подобного рода выступления крестьян имели место и во многих других монастырях Русского государства[187].

В конце ХVI в., пожалуй, самой распространенной формой антикрепостнического протеста было бегство крестьян. Чем тяжелее становился гнет землевладельца, тем чаще крестьяне прибегали к бегству, как средству избавления от крепостнической неволи. Особенно много беглецов направлялось на Дон, Нижнюю Волгу и в другие степные места, где не было ни царских воевод, ни помещиков и где могла быть найдена та «вольная воля», о которой крестьяне центральных районов государства знали только понаслышке и из преданий далекого прошлого. Но необходимость покинуть родные места не могла не вызвать в сердцах крестьян чувство злобы и мести к виновникам их невольного бегства, и они нередко убивали своих господ, громили и жгли барские усадьбы.

Мелкие и средние помещики часто были бессильны в борьбе с крестьянскими побегами и обращались за содействием к верховной власти. В конце XVI в. они подали правительству множество исков о возвращении бежавших крестьян. Центральные учреждения были буквально завалены исковыми челобитными феодалов, что поставило правительство в крайне затруднительное положение. Необходимо было’ разобрать бесчисленное количество запутанных дел и установить, как

«старину» бежавших, так и справедливость исков. Между тем верховная власть не располагала достаточными возможностями, чтобы удовлетворить всех челобитчиков. Это не только порождало глубокий разлад среди господствующего класса, но и грозило дезорганизовать бюрократический аппарат управления. В такой обстановке и появился указ от 24 ноября 1597 г.

Указ 1597 г. устанавливал пятилетний срок для сыска и возвращения беглых крестьян. Годы, в течение которых феодалы могли разыскивать убежавших от них крестьян, получили название урочных лет. Согласно указу, крестьяне, убежавшие от владельцев за 5 лет до 1597 г., подлежали «по суду и сыску» вместе «с женами и с детьми и со всеми животы» возврату на старые места. Но если крестьяне бежали за 6, 7 и более лет до 1597 г. и владелец тогда же, т. е. до 1592 г. не возбудил о них иск, то он терял право на тех крестьян. В указе говорится: «А которые крестьяне выбежали до нынешнего 106-го (1597. -М. Ш.) году лет за шесть и за семь и за десять и больши, а те помещики и вотчинники, из-за ково они выбежали… на тех своих беглых крестьян… и на тех помещиков и на вотчинников, за кем оне, из-за них выбежав, живут до нынешнего 106-го году лет за шесть и за семь и за десять и больши государю не бывали челом, – государь указал на тех беглых крестьянех в их побеге и на тех помещиков и вотчинников, за кем оне, выбежав, живут, суда не давати и назад им где кто жил, не вывозити»[188]. Если же иск был учинен до 1592 г., но дело еще не было рассмотрено, то оно должно было «вершиться» по указу 1597 Г. «А которые дела в беглых крестьянах засужены, а до нынешнего государева указу не вершены, – и государь указал те дела вершить по суду и по сыску»[189].

Надо сказать, что в исторической литературе нет пока единой точки зрения в вопросе оценки этого указа. Споры о характере его содержания и той роли, какую он сыграл в судьбах крестьян, возникли давно и ведутся до сих пор. Так, М.М. Сперанский, М.П. Погодин, М.Ф. Владимирский-Буданов, И.М. Кулишер, считали, что указ от 24 ноября 1597 г. не имел никакого отношения к закрепостительному процессу. Истинный его смысл заключался будто бы в том, чтобы сократить исковую давность о крестьянах, которые оставили прежнее свое жительство не в положенный срок или не разделались с владельцем установленным в Судебнике 1550 г. порядком. Как справедливо заметил К.А. Пажитнов, такое толкование указа 1597 г. не согласуется с показаниями источников. Ведь в период действия Судебников 1497 и 1550 гг. крестьяне, вышедшие с нарушением правил об отказе, не назывались беглыми. Этот термин появился в актах только после отмены Юрьева дня. Если сравнить указ 1597 г. с Уложением 1649 г., о котором будет сказано ниже, то окажется, что о беглых крестьянах они трактуют совершенно одинаково. А между тем не подлежит сомнению, что по Уложению беглым признавался всякий крестьянин, ушедший от землевладельца без его разрешения, независимо от срока ухода и уплаты пожилого[190].

Не менее спорной оказалась и другая сторона рассматриваемого указа, а именно: вопрос об «урочных летах», т. е. о том, была ли введена этим указом пятилетняя давность исков беглых крестьян на будущее или она распространял ась только на прошлое время? С точки зрения М.М. Сперанского и В.О. Ключевского, указ 24 ноября 1597 г. имел лишь обратную силу и на будущее время не распространялся. «То, что установил закон, – писал Ключевский, – можно назвать давностью, но только временной и обратной: она простиралась лишь назад, не устанавливая постоянного срока на будущее время»[191]. Из Советских Историков сходную позицию по этому вопросу занимал А.А. Новосельский, в представлении которого урочные лета были введены не указом 24 ноября 1597 г., а несколько позже, в начале царствования Михаила Романова[192]. Такого же взгяда на урочные лета придерживался И.И. Смирнов[193]. В последнее время Г.Н. Анпилогов попытался подкрепить точку зрения А.А. Новосельского и И.И. Смирнова новыми аргументами. Опираясь на привлеченные им материалы, Г.Н. Анпилогов пришел к выводу, что «урочные годы с пятилетней давностью подачи исковых челобитных о беглых крестьянах были введены не раньше сентября и не позже ноября 1619 г.»[194] Однако эта точка зрения не получила широкого признания в исторической литературе. Как полагают многие дореволюционные и советские ученые (И.Д Беляев, М.Ф. Владимирский-Буданов, А.С. Лаппо-Данилевский, В.И. Сергеевич, С.Ф. Платонов, С.Б. Веселовский, Б.Д. Греков, А.Г. Маньков, В.И. Корецкнй), указ 1597 г. не только касался прошлого, но и вводил пятилетнюю давность исков беглых крестьян на будущее время. Этим самым указ упорядочивал рассмотрение дел о беглых крестьянах, установив для судебной практики определенные границы. «Государственная власть, – писал Б. Д. Греков, – признала себя бессильной справиться с наплывом челобитных о беглых, т. е. усилившимся бегством крестьян» и решила «признать статус-кво, узаконить содеянные в свое время беззакония с тем, чтобы не разрушать уже налаженных на новых местах крестьянских хозяйств и тем самым поддержать потенциальных плательщиков податей и облегчить деятельность власти в будущем»[195]. Указ от 24 ноября 1597 г. явился очередной ступенью на пути закрепощения крестьянства. Это был первый общегосударственный закон о беглых, в котором получила обобщение многолетняя практика борьбы землевладельцев с крестьянскими побегами. Издание указа 1597 г. и должно было активизировать борьбу с утечкой рабочей силы не только правительственных органов, но и всего класса феодалов в целом. Теперь тот или иной землевладелец не мог сколько-нибудь медлить с выяснением нового места жительства бежавшего от него крестьянина и с подачей исковой челобитной. Он должен был все это сделать довольно оперативно, чтобы уложиться в пятилетний срок.

Указ 1597 г. носил компромиссный характер, ему свойственна глубокая противоречивость. Полностью онне удовлетворил никого. Особенно недовольна им была служилая мелкота. Относительно выгодным он оказался только для крупных бояр. Действительно, короткие урочные годы были на руку богатым землевладельцам, которые имели вотчины и поместья в различных уезда; государства и располагали широкими возможностями переманить чужих крестьян и укрыть их у себя. Очевидно, этой уступкой правительство стремилось ослабить недовольство знати, тем более, что положение в стране становилось крайне напряженным.

По мнению В.И. Корецкого, короткие урочные лета были выгодны также для служилых людей южных уездов, что обусловливалось спецификой их хозяйства. Плодородной земли они имели много, а в рабочих руках ощущался острый недостаток. Поэтому они были заинтересованы именно в коротких сроках сыска, чтобы удержать и закрепить за собой крестьян, устремившихся в конце XVI в. на юг из центральных районов страны[196]. В силу государственных соображений по охране южных границ правительство, вероятно, пошло навстречу дворянству этого региона.