Увы, далеко не всегда помещики с уважением относились к принадлежавшим им талантливым, но крепостным людям. В большинстве случаев они воспринимали их как рабов. Писательница Леткова приводит историю талантливого крепостного скрипача, которого барин отправил учиться в Италию. По окончании обучения ему было приказано вернуться на родину, и крепостной приказ этот выполнил, несмотря на то, что на чужбине уже приобрел некоторую известность.
К помещику явились гости, и он заставил скрипача играть три часа кряду. Тот устал и просил дать ему отдохнуть, но услышал барственное:
– Играй! Ты – мой раб. Вспомни о палках.
Осознав всю ничтожность своего положения, молодой человек выбежал из залы на кухню и схватив нож, отрубил себе палец, проклиная талант, который не дает ему свободы.
Еще Леткова рассказывала о крепостном художнике, которого заставляли чистить сапоги. Он не покончил с собой, но каждый день напивался допьяна.
Николай Александрович Рамазанов – скульптор, рисовальщик и талантливый литератор, автор биографического очерка о Тропинине – сообщает о Сергее Полякове, «крепостном человеке г-на Бл.». Поляков был учеником живописца, академика Якова Андреевича Васильева, который, понадеявшись на данное помещиком слово относительно будущей участи мальчика, с особенной заботливостью занимался его художественным образованием. Поляков сделал успехи, получил академические медали, познакомился с образованным обществом, писал портреты в лучших петербургских домах и получал за них в то время по 400 р. ассигнациями. Но вдруг барин потребовал к себе Полякова, отказав ему в вольной. Добрейший, доверчивый, но обманутый помещиком Яков Андреевич Васильев пришел в негодование: он перебегал от профессоров к ректорам Академии и обратно, хлопотал об освобождении своего даровитого ученика, бранил и проклинал бессовестность и жестокость г-на Бл., наконец подал по этому случаю прошение в академический совет, но в собрании совета могли лишь постановить правилом для всех членов Академии не принимать впредь в ученики людей крепостного состояния без обязательств от помещиков давать вольную в случае получения академических наград. Васильев был вынужден смириться, а развитый, образованный, талантливый художник Поляков был обращен своим помещиком в лакеи и по его приказу сопровождал барина на запятках кареты по Петербургу. Ему случалось выкидывать подножки экипажа перед теми домами, комнаты которых украшали его картины в богатых раззолоченных рамах и где сам он прежде пользовался почетом как даровитый художник. Поляков вскоре спился и пропал без вести.
А вот крепостной художник Мясников, по словам того же Рамазанова, застрелился. На выкуп Мясникова Общество поощрения художеств предлагало помещику 2 тысячи рублей, но помещик отказал и приказал художнику вернуться в деревню.
Барон Врангель передает схожий рассказ калужской помещицы К.И. Карцевой, «очень образованной женщины»: у ее соседей крепостной художник, которому отказали в вольной, повесился в барском саду.
Академик живописи Андрей Акимович Сухих вспоминал о своем крепостном товарище по академическим занятиям, который утопился в господском пруду. Этот несчастный с истинным призванием к искусству по приказу своего господина вынужден был красить полы, крыши и наконец пасти свиней. Хорош переход из академических зал, наполненных высокими художественными образцами!
Поэт-песенник Николай Александрович Фон-Риттер поведал о печальной судьбе крепостного музыканта по прозвищу Флейта, пившего беспробудно. Спился и замечательный бас – крепостной графа Шереметева.
Мемуарист Никитенко рассказывал о талантливом крепостном графа Головкина – мальчике, который уже в 14 лет делал замечательные копии Рубенса. И он тоже начинал пить, не видя никакого просвета в будущем. На все упреки он отвечал только: «Я человек крепостной…»
Исторический живописец, пейзажист и мозаичник Василий Егорович Раев, родившийся в Псковской губернии в 1806 году, был крепостным помещика Кушелева. Но потом он получил свободу, отправился за границу, а в 1851 году был признан академиком.
Очень мало известно о Михаиле Михайловиче Шибанове – крепостном художнике князя Потёмкина. Известно, что он писал портрет Екатерины и ее фаворита Дмитриева-Мамонова, а на склоне лет, возможно, получил вольную.
Фёдор Андреевич Тулов был крепостным графа Бенкендорфа. С начала 1810-х годов он писал портреты членов семьи князя Шаховского в их имении Белая Колпь Волоколамского уезда Калужской губернии и имел от Академии художеств звание художника XIV класса. В конце жизни он получил вольную.
Архитектор Андрей Никифорович Воронихин был крепостным графа Строганова. Граф постарался дать талантливому молодому человеку хорошее художественное образование, а в 1786 году, когда Воронихину исполнилось 27 лет, – и вольную. Можно сказать, что судьба этого крепостного сложилась счастливо.
Счастлив был и Михаил Алексеевич Матинский (1749–1820) – надворный советник, композитор, драматург, переводчик, педагог. Он происходил из крепостных графа Ягужинского. На средства графа учился в гимназии для разночинцев при Московском университете. Музыку изучал в Москве и в 1783 году – в Италии, куда ездил тоже на средства графа. В октябре 1785 года он получил от графа Ягужинского отпускную и стал учителем в Пажеском корпусе. Затем преподавал историю, географию и геометрию в Смольном институте в Петербурге. Написал учебные пособия для Института благородных девиц, был автором либретто и частично музыки одной из первых русских комических опер «Санкт-Петербургский Гостиный двор» и оперы «Перерождение».
Куда менее радужна судьба Степана Аникиевича Дегтярёвского или Дегтярёва (1766–1813) – крепостного графа Шереметева. С семи лет он пел в крепостном хоре, а в пятнадцать уже выступал в оперных спектаклях в театре Шереметевых в Кусково. Его судьба сложилась печально: Шереметевы не любили отпускать крепостных на волю. Никитенко писал о «знаменитом и несчастном Дегтярёвском… угасшем среди глубоких, никем не понятых и никем не разделенных страданий». Он продолжал: «Это была одна из жертв того ужасного положения вещей на земле, когда высокие дарования и преимущества духа выпадают на долю человека только как бы в посмеяние и на позор ему. Дегтярёвского погубили талант и рабство. Он родился с решительным призванием к искусству: он был музыкант от природы. Необыкновенный талант рано обратил на него внимание знатоков, и властелин его, граф Шереметев, дал ему средства образоваться. Дегтярёвского учили музыке лучшие учителя. Он был послан для усовершенствования в Италию. Его музыкальные сочинения доставили ему там почетную известность. Но, возвратясь в отечество, он нашел сурового деспота, который, по ревизскому праву на душу гениального человека, захотел присвоить себе безусловно и вдохновения ее: он наложил на него железную руку.
Дегтярёвский написал много прекрасных пьес, преимущественно для духовного пения. Он думал, что они исходатайствуют ему свободу. Он жаждал, он просил только свободы, но, не получая ее, стал в вине искать забвения страданий. Он пил много и часто, подвергался оскорбительным наказаниям, снова пил и, наконец, умер, сочиняя трогательные молитвы для хора. Некоторые из его сочинений и до сих пор известны любителям церковной музыки».
Справедливости ради надо указать, что Дегтярёвский все же получил вольную – в 1803 году, но к тому времени он уже мог считаться алкоголиком. В возрасте 47 лет он умер в Курской губернии, где состоял на службе у одного из помещиков.
Наиболее известное произведение Дегтярёвского – оратория «Минин и Пожарский, или Освобождение Москвы» (1811), по масштабу приближающаяся к опере. Она исполнялась на открытии памятника Минину и Пожарскому в Москве в 1818 году. Дегтярёвский также является автором многих духовных концертов для хора без сопровождения, но значительную часть своих произведений композитор уничтожил в часы депрессии.
В первой половине XIX века у помещика Хлюстина был талантливый музыкант Финоген, который прекрасно играл на фортепиано, хорошо говорил по-французски, по-немецки, по-итальянски. Он обучал игре на фортепиано дочерей Хлюстина и дочерей его соседа – помещика Николаева.
Одна из девиц Николаевых писала про него: «Сын повара и крепостной человек от природы неглупый, он очень тяготился своим положением межеумка. Не принятый в общество людей более развитых, которые по понятиям того времени чуждались плебеев, и уйдя далеко вперед своих собратьев-дворовых, он жил в одиночестве, удаляясь в свою комнату при первой возможности». Финоген любил читать, но вынужден был каждый раз униженно просить у барыни ключ от библиотеки. А барыня могла и отказать! Тогда Финоген стал таскать ключ потихоньку, чтобы менять книги. Барыня узнала, и с тех пор в книгах ему было отказано. А между тем помещик Хлюстин дал Финогену вольную, которую отдал на сохранение местному врачу. Ну а тот, зная, что барыня Хлюстина Финогена отпускать не желает, вольную эту не отдавал. Тогда Финоген решился ее выкрасть и попался. Началось следствие, причем власти встали на сторону помещицы. Финоген вынужден был выкупить себя, заплатив барыне 5 тысяч рублей. На это ушли все его сбережения. Всё произошедшее тягостно подействовало на его психику, Финоген начал пить и умер в Москве почти нищим.
Василий Андреевич Тропинин
Василий Андреевич Тропинин родился 19 марта 1776 года крепостным человеком графа Антона Сергеевича Миниха в его селе Карпове Новгородской губернии. Отец был управляющим и за верную службу был отпущен на волю, но дети остались в крепостном состоянии. Однако их записали в Новгороде в школу для обучения грамоте.
Страсть к рисованию проявилась у Тропинина очень рано, в школе. На первых порах он копировал лубочные картинки – самостоятельно, не имея никакого художественного образования. Потом, вернувшись в господский дом, он продолжил срисовывать всё, что находил мало-мальски художественного. Однако мальчика взяли «на побегушки», и граф Миних на его страсть к рисованию никакого внимания не обращал.