Зимним вечером они подкараулили его на пустой дороге, набросились сзади, накрыли голову тулупом, чтобы он ничего не видел, и отвезли к месту расправы к реке. Там они жестоко избили его еловыми дубинами, а потом сбросили на лед.
Несколько часов спустя, перед рассветом, его стоны услышали проезжавшие крестьяне, подобрали его и отвезли в усадьбу.
Мирецкий расправы не пережил, но перед смертью успел рассказать, что били его крестьяне, лиц которых он не разглядел. Но расследование быстро установило виновных.
Крестьяне каялись и твердили, что хотели только поколотить Мирецкого, а не убивать, но не рассчитали. Староста Андреянов, понимая, что его, как зачинщика, ждет самое суровое наказание, из-под ареста бежал, и найти его так и не смогли. Все остальные отправились на каторгу.
Подобных случаев было немало, есть они и в мемуарах Бобкова: «Много говорили тоже о случае с генералом фон Менгденом. Он любил очень сечь людей. Поэтому каждый день искал случая, чтобы придраться к кому-нибудь, разумеется, находил предлог и порол. Наконец все люди его остервенились. В один день, когда он пришел в конюшню смотреть, как будут сечь повара, человек 12 дворовых набросились на него, связали и стали сечь. Он стал умолять освободить его от наказания. Его отпустили, когда он дал слово, а затем и подписку, что с этого дня он никого наказывать не будет. Об этом случае он никому не говорил и больше уже людей не сек».
А вот что Бобков писал о рязанских помещиках: «Говорил, что помещик Еропкин, кроме оброка с крестьян, брал столько, сколько хотел. Как только узнавал, что у кого-нибудь заводились деньги, сейчас же придирался к какому-нибудь случаю и брал выкуп, то за освобождение от обучения башмачному мастерству, то за освобождение от житья при дворе. Один из его крестьян занимался извозом и имел до 30 лошадей. Он постоянно был в отлучке и редко приезжал домой к братьям, которые тоже были хорошие, исправные мужики. Приехал он как-то домой во время поста и узнал от старосты, что барин не только не даст ему больше паспорта, но даже хочет отобрать лошадей. Задумался мужик, посоветовался с братьями и решил уехать немедленно без паспорта. Братья поехали его провожать. Не успели они целым обозом отъехать верст пять, как их догнал барин с дворовыми. Барин начал было бить хлыстом мужика, а тот хватил его дубиною так, что тот упал без чувств. Начался было суд, который, однако, приостановлен по желанию предводителя дворянства.
Помещик же Волховской очень любил девушек и не пропускал ни одной. У него было правило, что выходившая замуж девица в первую ночь должна была идти на поклон к барину. Случилось, что вышла одна замуж за смелого парня, и он ее после венца не пустил к барину, несмотря на присылку за нею сначала старосты, а потом лакея. Барин, рассерженный неповиновением, сам прибежал за бабой. Муж отдул барина плетью и на другой же день был отправлен в город и сдан в солдаты».
Убийство помещика П.М. Суровцова
Довольно запутанным было дело об убийстве весной 1813 года помещика Петра Суровцова. Произошло это в деревне Ерихино Кадниковского уезда, принадлежавшей матери погибшего – коллежской асессорше Д.А. Суровцовой. Она в Вологодской губернии имела во владении не более сотни ревизских душ (в 1820-е годы ей принадлежало 75 душ мужского пола).
Ее сын, Пётр Суровцов, переезжая из одной деревни в другую, собирал с крестьян оброк, причем требовал непомерно высокий. Прибыв в Ерихино, он потребовал в течение двух дней собрать 2 тысячи руб. Эта сумма явно превышала разумные пределы. В деревне проживало не более 30 крепостных мужского пола, так что на каждого крестьянина падало 66–67 рублей, что по тем временам было немало. Обычно вологодские помещики брали от 10 до 20 рублей с души.
Деревенский староста Андреев попытался объяснить барину, что собрать такую сумму невозможно. Андреев в течение всего дня позволял себе «всякие грубости и произносил брани», но Суровцов стоял на своем. Тогда, как говорится в следственном деле, Андреев «озлобился» на барина и «по наступлении ночного времени, придравшись к нему, ударил его кулаком по лицу и, тем ударом повергши на пол, лежащего на полу топтал и пинал его ногами, после же, схватив за горло, давил минуты с три и задавил».
Свидетелями убийства были восемь крестьян. Они не только не донесли на убийцу, но и помогли ему скрыть следы преступления: переодели жертву в «самое ветхое крестьянское белье и сапоги», завернули «в старую фризовую шинель и, положа в гроб», отвезли тело, «с поруганием на дровнях», к их приходской церкви. Там убийца договорился со священником, дьячком и пономарем о погребении, за что отдал им «господской суммы» 300 руб. и господскую лошадь. Хоронили несчастного Суровцова дважды: первый раз могилу выкопали недостаточно глубокую, и, так как гроб был ветхий, земля сразу провалилась, обнажив тело. Второй раз яму выкопали поглубже и налили в нее воды, чтобы тело поскорее разложилось и невозможно было установить причину смерти.
Затем староста собрал мирской сход, на котором объявил, что помещик заболел и умер естественной смертью. Матери погибшего Андреев написал, что барин умер от болезни, перед смертью был «христиански напутствован и маслом особорован» и захоронен. Он даже получил от подкупленного священника подтверждающее все это свидетельство и сам повез письмо в Калужскую губернию к помещице.
Но Суровцова не поверила, ведь перед отъездом ее сын был совершенно здоров. Она инициировала расследование. На место отправились глава Кадниковского земского суда исправник П.И. Дубровский и «депутат с духовной стороны» священник И.С. Чевский.
Дубровский незамедлительно приступил к допросам. Крестьяне твердили о скоропостижной смерти. А вот Чевскому местные священнослужители дали взятку, и он отстранился от дальнейших следственных действий: «скрытным образом удалился и… объявил, что он будто бы за болезнью при деле быть не может».
Подозрительное поведение Чевского насторожило Дубровского, и он потребовал эксгумации. Дело было в апреле, земля еще не прогрелась, и тело оказалось пригодно для проведения вскрытия. Врач засвидетельствовал, что смерть Суровцова наступила от «удавления». Поняв, что всё вышло наружу, крестьяне принялись каяться и оправдываться «устращиванием, будто бы их, убийцей» – то есть старостой Андреевым.
Дело долго еще кочевало по судебным инстанциям. Конечным приговором старосте Андрееву с соучастниками и лицам, знавшим о преступлении, но не сообщившим о нем куда следует (всего 17 человек, включая священно- и церковнослужителей), назначили «вечную» каторжную работу на Нерчинских рудниках.
Убийство Струйского
В 1834 году дворовый по имени Семён зарубил помещика. Струйского – сына упоминавшегося выше Николая Еремеевича. Надо сразу оговорить, что убийца Александра Николаевича Струйского – крестьянин Семён по прозвищу Аккуратный – был человеком невысокой нравственности: он не раз попадался на кражах. За умение прятать ворованное он и получил свое прозвище. Следствие по одной из краж провел сам барин, а среди украденного Семёном была и бутылка с какой-то едкой жидкостью, которую Семён принял за водку и пригубил. Струйский силой разжал ему рот и по ожогам изобличил вора. Семёна в тот раз сильно выпороли, и он затаил зло.
В 1831 и 1832 годах был сильный недород в пяти уездах Пензенской губернии. Крестьянам раздавали государственное зерно «на прокорм», но так как крестьяне из поместий Струйского не несли некоторых повинностей, то зерна им давали только половину. А этого не хватало. Струйский выделял неимущим кое-что из своих закромов, но деревенский староста многое прикарманивал, и крестьяне бедствовали. Можно было прокормиться, пойдя по миру, то есть прося милостыню, но Струйский это своим крестьянам категорически запрещал.
Свои поля помещик имел обыкновение ежевечерне обходить, прогуливаясь. Компанию ему составляли две небольшие собачки-болонки. А еще Струйский брал с собой хлыст, видимо для того, чтобы иметь возможность прямо на месте наказывать крестьян за провинности.
Однажды во время прогулки Струйский встретил Семёна с сумой. По всей видимости, тот шел в город просить милостыню. Но кроме сумы у Семёна был с собой и топор. Помещик принялся бранить крестьянина и хлестать его кнутом. В ответ Семён рубанул его топором, и помещик упал замертво. Семён смыл с себя кровь в ближайшем ручье, но его увидела проходившая мимо солдатка Акулина.
Тело Струйского нашли быстро: внимание привлек вой двух болонок, не отходивших от тела. По показаниям Акулины Семёна арестовали, он во всем сознался.
Это преступление жители Пензенской и Саратовской губернии считали очень схожим с убийством другого помещика – Колокольцева. Только тот был застрелен.
Темны обстоятельства смерти в 1839 году Михаила Андреевича Достоевского – отца великого писателя. Расследование велось очень долго – полтора года, но ничего доказано не было. И хотя вся семья Достоевских и его соседи были убеждены в том, что Михаила Андреевича задушили подушкой из-за его гневливого и непредсказуемого характера, да и сами крестьяне называли Достоевского-старшего «зверем», в протоколе причиной смерти значился «апоплексический удар».
А вот помещика Алексея Петрович Щепочкина, владельца имения Борок Мологского уезда Ярославской губернии, в 1840 году крестьяне точно убили.
Был Алексей Петрович человеком уважаемым, предводителем дворянства. Только была у него слабость: был он охоч до женского пола. Ну и с крестьянскими девками и бабами любил развлекаться. Даже представления устраивал: как-то приказал согнать со всей деревни красивых девок, велел им раздеться донага и раз за разом съезжать с горки, построенной для барских детей. А сам наблюдал за этим зрелищем.
21 сентября 1840 года трое его дворовых мужиков заложили в печь в барском доме бочку пороха и ночью подожгли запал. Взрыв был такой силы, что дом буквально разметало. Погиб и сам Щепочкин, и его супруга. Доморощенных террористов, естественно, вычислили и после жестоких телесных наказаний отправили на вечную каторгу в Сибирь.