– А ещё, владыко, оченно мне обидно стало, что их высочества, господа великие князья, шибко слабо на родном языке говорить умеют… – Это был о-о-очень тонкий лёд. Какой-то крепостной критикует царствующую фамилию? Ну бред же! Запороть его до смерти немедля… Но у дедули были уж очень умные глаза. Да и та информация о его заслугах переводчика тоже побуждала рискнуть. Ну явно же он родной язык ценит. Может, под этой маркой и в Академии подвизается…
– Вот я и решил попробовать через сказки им с родным языком помочь. – Данилка замолчал и замер. Владыка Иреней тоже молчал, уперев в Данилку задумчивый взгляд. И так продолжалось почти пять минут. После чего архиепископ отмер и, встав со стула, двинулся в сторону дверей, взяв с собой тетрадку со сказками.
Выйдя в залу, в которой собрались остальные во главе с «государыней» и графиней Ливен, владыка подошёл к столу, опустил на неё тетрадь и, молча ухватив перо, обмакнул его в чернила и размашисто написал на обложке: «Благословляю», – после чего подписался со всеми регалиями. Затем поднял взгляд на Николая и произнёс:
– Вздумаешь издать – милости прошу. Епархиальную типографию предоставлю. – После чего повернулся и вышел из дворца.
Вот тогда Анна этими самыми сказками и заинтересовалась. А там и пошло-поехало… К настоящему моменту только «Николкиных сказок» они исписали на шесть тетрадей. А были ещё и «Мишуткины», в которые собрали все стихотворные – «Руслан и Людмила», «Сказки о царе Салтане» и другие… Хм, то есть пока не все. Ершовская «Сказка о коньке-горбунке» пока в письменном виде не существовала. Уж больно царь там был выставлен в неприглядном виде… А «Сказку о попе и его работнике Балде» Данилка и вовсе пока опасался рассказывать. Ну после едва не устроенных ему церковью неприятностей…
– Получилось-получилось, – улыбаясь, кивнул Даниил.
– Ура! – звонко заорали три юных голоса. – А когда продавать начнём?
– А с продавать пока погодим, – слегка притушил он их энтузиазм. – Неужто не помните, как мы обсуждали – первым делом подарки! Государю императору, матушке «государыне», всяким другим важным…
– Ты только где в свете матушку «государыней» смотри не обзови, – фыркнула Анна. – Ныне у нас одна государыня – Елизавета Алексеевна. Ну, покамест… – Просторечные привычки братьев, источником которых был сам Данилка, добрались и до великой княжны. – Ежели братец не решит жениться на своей любовнице-польке, которую он выдал замуж за престарелого Нарышкина.
Согласно слухам, ходившим между дворни, которые ему по-прежнему поставляла бывшая девчонка-посудомойка, ныне поднявшаяся до младшей кухарки на «белой кухне», этому «престарелому» Нарышкину в настоящее время не было ещё и пятидесяти, а в момент его брака с урождённой Святополк-Четвертинской, которая и была любовницей Александра I, и того меньше. Но с точки зрения шестнадцатилетней княжны он, естественно, был глубоким стариком.
– Понял, учту, ваше высочество, – отреагировал Даниил лёгким поклоном. Всё-таки, несмотря на всю вновь образовавшуюся у великой княжны близость с братьями, бывший трубочист к ней пока относился с некоторой опаской. У него-то с ней никакой близости не было. Так что для неё он оставался всего лишь слугой. Причём крепостным. Да, необычным, забавным, полезным и даже немного интересным. Но не более.
– Значит, нам надобно теперь искать ювелира? – уныло произнёс Михаил. – Эх, опять разговоры-договоры.
– Так а вы, ваше высочество, вспомните, что нам Анатолий Карлович говорил. Предпринимательство – основа экономики. И в первую очередь оно является поиском и установлением ранее не существующих связей между хозяйствующими субъектами…
– Как это? – Анна округлила глаза.
– Ну, вот раньше торговля гусиными перьями была отдельно, а ювелиры – отдельно, – пояснил Николай. – А теперь, с появлением пера металлического, нам надобно, чтобы они встретились и друг дружке помогли. Ежели мы это сделаем и результат будет успешный – значит, мы предприниматели, а ежели нет – значит, нет.
– А зачем тебе, братец, становиться предпринимателем? – великая княжна округлила ротик.
– Да незачем! – слегка вспылил Николай, но тут же взял себя в руки и пробурчал: – Это урок такой! Чтобы разобраться, как это на деле работает… Ну или не работает. Тогда – разоримся.
Это, естественно, было не так, потому что снимать мастерскую с дворцового баланса никто не собирался – да и не такие уж и большие это были расходы… Так что разорение им не грозило. А вот успех – наоборот, должен был изрядно их обогатить. Как бы смешно это ни звучало в отношении великих князей… Просто у них действительно почти не было денег. Да, они жили на всём готовом, их учили, лечили, кормили и так далее лучшие профессионалы, но вот в карманах у них почти всегда было пусто. Даже петушка на палочке не купить… Карманные деньги членам императорской фамилии выдавались очень изредка. Но с появлением у мастерских прибыли всё должно измениться. По договору с матушкой всё, заработанное мастерскими, шло в их карманы и они сами решали, как и на что это тратить: гульнуть на все деньги или вложиться в расширение и покупку новых станков. Но объяснять сестре подобные нюансы Николай не собирался. А то ещё делиться заставит. И плевать, что ничего подобного предварительные договорённости не включали. Женщины – они такие, умеют раскрутить мужиков на всякие шляпки, булавки…
– Ладно, пойдёмте дальше сказки записывать. Какую сегодня писать будем?
В таких обыденных хлопотах прошёл ноябрь. С ювелиром договорились. Даже с тремя. Один – придворный ювелир брата Александра саксонец Кристоф-Андреас Рёмплер, пришедший в восторг от идеи, – вызвался изготовить самые красивые «держалки» для перьев из дорого дерева и мрамора, а также украсить и сами перья. Кроме него в дело были приглашены ещё двое – баварец Гамбс и швейцарец Кротье из Базеля. Они приняли заказ на «держалки» и украшения перьев, но классом пониже. То есть на украшения каждой ручки в сборе должно было пойти почти в четыре раза меньше золота и других материалов, чем на те, что делал Рёмплер. Причём деньги на украшения удалось провести через «государыню» как расходы на подарки к Рождеству.
А перед самым Рождеством пришли вести о том, что турки, с которыми упорно воевали аж с 1806 года, наконец-то согласились подписать мир. И это известие Даниила слегка ошеломило. Потому что он помнил, что в прошлой истории Кутузову удалось заключить мир только в следующем году. Перед самым Наполеоновым нашествием. Потому что та война в учебниках истории так и называлась: «Русско-турецкая война 1806–1812 гг.». Так-то их много было… ну, Русско-турецких. Из следующих он помнил Крымскую, которая началась именно как Русско-турецкая, и ту, что случилась в 1877–1878 годах и закончилась освобождением Болгарии. Там ещё на Шипке много солдат помёрзло. И самую славную военную песню – «Прощание славянки» – именно к ней сочинили [23]. Кстати… Даниил задумался. Ну, про его поэтические успехи после «Руслана и Людмилы» многие уже в курсе, так может того – песня-то ко времени! Вот только в нотах он совсем не разбирается. Но мелодию подобрать на гитаре, пожалуй, сможет… Ну да ладно – не о том речь. Так вот, с турками в этот раз замирились на несколько месяцев раньше. Хорошо это или плохо? С одной стороны – хорошо. А с другой… а ну как Наполеон из-за этого раньше на Россию нападёт и дойдёт до Москвы на пару месяцев быстрее. То есть уйдёт он из неё ещё по теплу… Ох, что-то не то он сотворил с этой пулей. Не хотел ведь лезть! Собирался только своими делами заниматься. И дёрнул же чёрт…
Подарки на Рождество произвели фурор. Ну дык недаром Данилка лично отбирал перья. А потом ещё над ними немного поработали и ювелиры, убрав даже малейшие задиры. Так что изготовленные ими ручки едва ли не сами прыгали в руку. С гусиными ну просто никакого сравнения…
Император, попробовав, даже несколько расчувствовался и выдал короткий спич, в котором осыпал своего младшего брата Николая самыми превосходными эпитетами. Но реакция Николая на эту речь Даниилу не очень понравился. Тот стоял, покраснев, насупившись и опустив взгляд. А когда они вернулись в выделенные юному великому князю апартаменты в Зимнем, зло полоснул взглядом по Даниилу и пробурчал:
– Это ведь не я всё, а ты. Ты всё придумал. А хвалят меня…
Бывший трубочист тут же напрягся. Началось… Нет, с одной стороны, хорошо, что юный великий князь всё это понимает, а то встречались ему в старой жизни уроды, которые ничтоже сумняшеся приписывали себе все чужие заслуги. Ну помните же формулу: любой успех – «благодаря моим усилиям», а любая неудача – «из-за вашего слабого старания…». Николай же, судя по реакции, понимал где, сколько и чьих заслуг. Вот только какие выводы он сделает из этого понимания? Потому что одно дело – отдать должное главному организатору общих побед, а другое – убрать его с глаз долой, чтобы не мозолил глаза и не напоминал о недостаточном собственном таланте. Если реакцией Николая будет второй вариант, для Даниила это означает крах всех его планов. Даже если его просто отошлют в деревню, а не отправят, например, в солдаты. А что – через год уже вполне вариант. Тогда война будет в самом разгаре – солдаты точно будут требоваться. Потери-то будут дикие. Тактика нынче такая – залпы ружей и пушечные ядра в полный рост принимать… Нет, за прошедшее время он уже многого достиг – выучил языки, чего в прошлой жизни у него не было, обтесался, приобрёл некоторое знание этикета. Больше, конечно, как слуга – сервируя стол и прислуживая сидящим за ним, но тем не менее… Да и тем же танцам его обучили. Плюс удалось, так сказать, «легализовать» свой уровень образования, попутно адаптировав его к текущим реалиям. А то к нему точно появились бы вопросы… Только как ему это поможет в пехотной шеренге под французскими залпами? Да и деревня – это куда бо́льшие проблемы с реализацией его планов. Нет, кое-какие возможности там тоже имеются. В учебнике истории, по которому он учился в советской школе, был пример одного крепостного, который, скопив чудови