щную сумму в сто тридцать тысяч рублей, сумел-таки выкупиться из крепости [24]. Так что шансы есть. Но сколько он будет копить сравнимую сумму? Минимум десятилетия! А по планам Даниила получить свободу он должен был в ближайшие пять лет… И что делать?
– Кхм… Ваше высочество, – осторожно начал бывший трубочист. – Конечно, у меня много придумок… Но, как мне кажется, вы не до конца разобрались, почему я все их рассказываю именно вам. Не матушке-«государыне», не вашим воспитателям, не ещё кому другому… А делаю я это потому, что без вас, ваших талантов и способностей, все эти придумки останутся всего лишь забавными словами. И не более…
Данилка почти полчаса заливался соловьём, расписывая, как много для успеха что пули, что металлических перьев сделал Николай. И-и-и… даже не сильно и врал. Ведь действительно, без поддержки юного великого князя от идей и мыслей, высказанным сопливым бывшим трубочистом, скорее всего просто отмахнулись бы. А то и вовсе подняли на смех… Так что после этого разговора юный великий князь слегка подуспокоился и уснул. Но бывший майор на этом не остановился. За следующие две недели он ещё пять раз заводил подобные разговоры, причём два раза в присутствии Анны и Михаила. И если в первый раз Анна отпустила несколько едких замечаний в сторону настороженно зыркающего на брата и сестру Николая, заставив того возмущённо покраснеть, то во второй она тут же принялась ластиться к брату, выпрашивая у него ещё парочку готовых перьев с «держалками» от ювелиров. Потому что всё, что они сделали, – очень быстро закончилось. В высшем свете Петербурга внезапно стало невероятно модно заиметь «вечное перо», как его обозвали с лёгкой руки Даниила. Оно, конечно, было не совсем тем, что называли вечным пером во времена молодости Анисима, но по сравнению с гусиным, которое требовалось очинять через пару-тройку десятков строк, новые металлические перья вполне можно было считать «вечными»… Так что ювелирные мастерские оказались завалены работой. Сами они торговать «держалками» не могли, потому что Данилка заранее уточнил, как здесь обстоят дела с патентным правом, и озаботился получением «привелея»… попутно представив это как ещё одну заслугу Николая. Потому что не было бы у них в сотоварищах хотя бы одного великого князя – сколько бы они ждали оформления «привелея»? Год? Или три? А тут всё было сделано за две недели… Эти речи принесли ещё один неожиданный эффект. Они настолько воодушевили Михаила, что тот заявил, что лично возьмётся за оформление следующих «привелей». Для чего вот прям сейчас возьмётся за изучение особенностей патентного права. А на вопрос, где он эти новые «привелеи» возьмёт, бесхитростно заявил:
– Ну так Данилка ещё что-нибудь придумает!
План выпуска… уже не перьев, а ручек в целом пришлось срочно корректировать. Те, которыми занимались ювелиры, в значительной части разошлись в качестве подарков. Например, парой ручек были от лица императора награждены победители турок Кутузов и Багратион, а мальчишки общим решением вручили таковую своему другу Кутайсову. На что он взамен вручил им свежеотпечатанный собственный труд под названием «Общие правила для артиллерии в полевом сражении», на заглавном листе которого Даниил тут же вытребовал собственноручный автограф автора. Они все трое этот труд с удовольствием прочитали. А Михаил, как фельдцейхмейстер, его вообще зачитал буквально до дыр…
Между тем спрос на перья летел вверх по экспоненте. И ювелиры его удовлетворить пока не могли. Особенно большие проблемы у них вылезли с самим пером. Уж больно тонкая работа была в нанесении на него узоров и украшений, притом что его нельзя было перегревать, дабы не потерять упругость. Так что Данилка запустил в производство упрощённые варианты – с украшенной «держалкой» и обычным пером. Причём украшения были разного уровня – от обычных деревяшек, но из ценных пород дерева, либо моржового зуба и с нанесённой резьбой, до несколько более богатых вариантов с инкрустацией. Обычные деревянные палочки-держалки делать было рано – металлическое перо всё ещё считалось за эксклюзивный товар, так что сначала нужно было снять с рынка все «сливки». К тому же с началом навигации новые перья и ручки начали во всё больших объёмах закупать иностранцы. И это при том, что местный спрос был ещё очень далёк от удовлетворения! Так что Данилка на собрании акционеров, которое было проведено по всем правилам и под личным наблюдением учителя по экономике, продавил решение пустить всю полученную прибыль на расширение производства. Для чего неподалёку, около деревни Сусары, была куплена земля, на которой начала строиться большая мануфактура. Но пока она не заработала, бо́льшую часть новых заказов пришлось размещать на других заводах и мастерских, как говорили в покинутом им будущем – отдать на аутсорсинг. Что потребовало для начала хотя бы найти те мастерские, которые были способны это потянуть. Слава богу, это касалось в первую очередь «держалок». Спрос на сами перья пока удавалось удовлетворять работой мастерских… Короче, мальчишки крутились как белки в колесе, организовывая всё новые и новые «предпринимательские связи». Ну и учёбу так же никто не отменял. Так что они почти перестали следить за происходящим за пределами их непосредственных интересов.
А в конце первого месяца лета взорвалась бомба. В Петербург прискакал гонец, сообщивший, что 24 июня этого, 1812 года войска французского императора Наполеона перешли реку Неман и вторглись в пределы Российской империи…
4
– Да-дах! – Дверь с грохотом распахнулась, так ударившись ручкой о стену, что с неё посыпалась штукатурка. А в классную комнату, в которой Даниил, Николай и Анна сосредоточенно редактировали «гранки» очередного тома «Николкиных сказок», влетел Мишка.
– Ур-ра! Ура! Ура!!! – завопил юный великий князь, прыгая вокруг стола.
– Да что ты такой довольный? Что случилось-то? – недовольно пробурчал Николай. По-русски. После начала войны все трое демонстративно перешли на русский язык, практически отказавшись говорить на любом другом. Впрочем, никаких особенных проблем им это не принесло. Наоборот, когда об этой инициативе узнали в свете, очень многие к ней присоединились. Что весьма удивило бывшего майора. Он был уверен, что богатые и власть имущие любят некие необременительные действия – накропать табличку, надеть значок или футболку с надписью «Le suis Charlie» и пару часов постоять на митинге – всегда пожалуйста, а вот как-то действительно напрячься – это не про них. А напрягаться пришлось многим. Русская высшая аристократия реально говорила на французском и частично на немецком куда лучше, чем на вроде как родном. Так что многим пришлось даже нанимать учителей-логопедов и ставить себе произношение, навсегда коверкая свой безупречный французский… Впрочем, здесь пока аристократы ещё считали для себя доблестью выйти перед строем полка со шпагой в руке и выдержать вражеский залп. Так что усилия по изучению языка, которым раньше многие пренебрегали, на самом деле были не слишком обременительными.
– Нам разрешили поехать к брату в действующую армию!!! – восторженно завопил Михаил, к которому через мгновение присоединился и Николай. Даниил и Анна с усмешкой переглянулись. Когда семнадцати- и пятнадцатилетний лбы вопят и скачут вокруг стола, будто трёхлетние дети, – это действительно забавно…
Война с Наполеоном для Даниила прошла… никак. Нет, он, как и все, волновался и с жадностью ловил любые известия с фронта. Даже несмотря на то, что вроде как знал, чем всё окончится. Потому что реально он знал, чем и как всё окончилось в прошлом варианте реальности, а вот чем всё кончится сейчас – ещё вилами на воде писано. Сработает ли новая пуля так, как ожидается? И как это изменит ситуацию? Насколько помнил бывший майор – наибольшие потери на поле боя наносит артиллерия, а с ней у сторон ничего не поменялось. То есть новая пуля может вообще ничего не решить… А если даже и решит, то только ли в лучшую для нас сторону? Например, что произойдёт, если Наполеон из-за бо́льших потерь не сможет захватить Москву? Или сбежит из неё раньше? Приведёт ли это к тому, что он сумеет вывести из России не тридцать тысяч, как в прошлый раз, а сто? Или даже двести? И как в этом случае война пойдёт далее? Вопрос, вопросы…
Весь 1812 год они провели в Петербурге, так ни разу и не выехав в любимый «государыней» Павловский дворец. В первую очередь потому, что матушка Николая и Михаила желала, так сказать, держать руку на пульсе, а известия до Павловска доходили с опозданием на день-два-три. В зависимости от того, решит Александр сразу по получении новых известий отправить гонца к матушке или его отвлекут какие-то неотложные дела… Так что волнения были. Радость от побед – тоже. Горе от поражений… ну-у-у, гораздо меньше, чем у других. Хотя у него и были мысли, что не всё так уж однозначно, но внутренне он верил в то, что в этот раз будет точно не хуже, и все поражения временные, и что вслед за потерянной Москвой непременно будет взятый Париж. Нет, так-то все верили и надеялись, но-о-о… и поражение под Смоленском и оставление Москвы произвели на всех очень тягостное впечатление. Несмотря на то что «своих» – то есть Николая с Михаилом и Анну – бывший трубочист как мог подбадривал, постоянно заявляя, что французы заплатят за всё… И для подобных заявлений у него было куда больше оснований, нежели просто знание того, как всё закончилось в прошлый раз. Основываясь на пусть и отрывочных, но всё-таки относительно полных собственных знаниях он всё больше осознавал, что война идёт немного по-другому. Не совсем, нет – основные сражения произошли там же, где он и помнил. А помнил он довольно много. В конце концов, история всегда была его любимым школьным предметом, а Отечественная война 1812 года была слишком значимым событием Российской истории. Да и потом, уже во взрослом возрасте он много читал. А когда гулял с внуками по питерским музеям – ещё и дополнил свои знания. Например, про те же пули Минье, Петерса, Вилкинсона и Нейслера он узнал, именно когда гулял с Тимкой… Так что про Наполеоновские войны он, вероятно, знал больше, чем девяносто процентов его сограждан. Но всё же профессиональным историком он не был. Поэтому его знания всё равно оставались фрагментарными. Так, например, он знал, что Смоленское сражение в его прошлой истории продлилось три дня. Но точные даты из головы вылетели. Поэтому он не мог точно сказать, в те же самые даты оно произошло или сдвинулось по времени… Но когда он узнал, что нынешнее сражение затянулось на шесть дней и в один из них – четвёртый, войска Наполеона даже были отброшены, правда не от Смоленска, а от деревеньки неподалёку – Рудни, стало ясно, что что-то действительно меняется. Хотя на тот момент пока всё ещё было непонятно, насколько и в какую сторону.